Красноармеец.

– Скажи, а ты кто?

Комиссара не было, но я чуял: будет сигнал – зайдёт.

– Не понял вопроса, товарищ старший майор.

– То, что ты Одинцов, вызывает сомнение. Например, знание английского языка, притом что Одинцов изучал в школе немецкий, или твоё умение водить автомашины, которого не было у Одинцова. Однако шрам на правой лопатке имеет место быть. Мы провели немалую оперативную работу, общались со всеми, кто тебя знал. Внешнее описание, до последней родинки и шрамов, получили от твоих друзей детства – всё на месте. Но ты не узнал свою одноклассницу, которую знал с детского сада. Она не военная, но по нашей просьбе временно надела форму и служила в штабе двести девяностой стрелковой дивизии. Та самая, к которой ты обратился: «Эй, ты, как там тебя, боец?» Та самая, на которую ты указал, как на тот тип девушки, что в твоём вкусе, когда тебя окружили девчата. Да, об этом мне тоже сообщили. Сейчас она уже сдала форму и отбыла домой, в Горький. Насчёт частичной амнезии я в курсе, удар в висок не прошёл даром. Так что скажешь?

– Не было частичной амнезии, – вздохнув, признался я. А куда деваться? – Я вообще ничего не помнил, но побоялся сказать. Тихо и незаметно подслушивал, выяснял информацию и радостно сообщал врачу что то-то и то-то вспомнил, озвучивая подслушанное. Так и получил диагноз «частичная амнезия». Мне почему-то казалось, что так будет лучше. Память ко мне так и не вернулась – ни тогда, ни сейчас. Оттуда английский знаю? Без понятия. Почему машину вожу? Не знаю. На мотоциклах тоже ездил, если вы не в курсе, причём вполне уверенно.

Ну а дальше война. Я развивался, учился: глупо отказываться получать новые умения. Я не хотел становиться командиром, вот как на духу говорю, простым стрелком проще, но комдив отправил меня в Киев, в школу младших лейтенантов. Вы даже не представляете, как я старался дотянуться в учёбе хотя бы до середнячков! Я ведь школу не помню, какие-то знания всплывали, но мизер. Хорошо, что парни здорово мне помогали, я их за это подкармливал. Так что для меня это всё не сказка, а жизнь, и довольно страшная.

– Самолётами управляешь? – записывая, с деловым видом уточнил майор.

– А я знаю? Не угонял пока.

– Угу. Проверим.

– Товарищ старший майор, раз вы знаете, что происходит в дивизии, может, скажете, что там с той охотницей на мужей-Героев?

Майор неожиданно хохотнул, но, мотнув головой, сказал, что я сам всё узнаю, когда в дивизию вернусь: мол, не хочет мне сюрприз портить. Ну, нет так нет, хотя его слова о моём возвращении в дивизию порадовали. Опрос продолжался, комиссар опять заходил, забрал часть листов (они пронумерованы), унёс. Кому он их постоянно таскает? Не Сталину ли? Хотя, может, и Берия интересуется. Как раз с ним я лично не встречался, но пару раз видел издали. Один раз тут, на Лубянке, в коридоре, во второй – при первом моём награждения «Золотой Звездой».

Наконец пятого января всё закончилось: выдоили, что могли. На аэродроме меня проверили – самолёты не знаю. Было множество и других проверок. Оказалось, я неплохой слесарь на разных станках – ещё бы, инструментальщик, пятый разряд. Майор был озадачен, но всё вносил в уже пухлую папку моего личного дела.

И вот пятого января комиссар, в кабинете которого я был впервые, сказал:

– Скажу прямо. Тебя хотели куда-нибудь в тыл отправить, поставили бы командиром охраны какого-нибудь важного объекта. Но немцы уж больно желают тебя найти. Поедешь обратно в дивизию, тем более комдиву обещали, нужно выполнять. Постоянно запросы шлёт, когда тебя вернут.

– Приманкой? – с хмурым видом уточнил я.

– Да, – коротко ответил комиссар.

– От снайпера никакая охрана не поможет.

– Не будет снайпера. Гитлер лично распорядился, чтобы тебя живого к нему доставили. Живым будут брать, а мы посмотрим. Вот, держи бумаги, тут всё оформлено: проездные, продаттестат и всё, что нужно. Без тебя сделали. Эшелон на Тулу уходит через пять часов, ещё успеешь посмотреть квартиру, которую государство тебе в столице выдало. Свободен.

Что есть, то есть: квартирный ордер я получил, нужно найти управдома, тот выдаст ключи и покажет квартиру. Если мебели не будет хватать, привезут и установят. Как дважды Герою мне такая квартира была положена по закону. Не я его писал, но не скажу, что не доволен, вполне даже рад.

Убирая документы в нагрудный карман, я услышал вопрос:

– Не хочешь узнать, что по тем умершим раненым и девочке-медсестре? Вижу, хочешь. Сам вёл расследование. Нашёл я и тех обозников, что их вывезти должны были, и ответственного медработника. Все наказаны: два расстрела и три статьи. Твари! – выдал он с чувством, с внутренней энергией.

Я молча кивнул и покинул кабинет, направившись вниз. Отдал дежурному бумажку-пропуск, его помощник вернул мне вещи, и я, собравшись, покинул здание. Закинув лямки сидора на правое плечо, направился к дому, в котором мне выделили квартиру. Транспорт не нужен, тут рядом совсем, минут пять идти.

Квартира находилась на четвёртом этаже шестиэтажного дома. Неплохо. Управдом был у себя, в своей квартирке. Суетясь, он проверил документы и ордер, а потом, сорвав бумажку с двери опечатанной квартиры, всё мне показал.

Квартира была четырёхкомнатная: две спальни, кабинет и гостиная. Плюс кухня-столовая, совмещённый санузел и два балкона. Я осмотрел приобретение. Действительно не хватало некоторых предметов обихода: зеркала в ванной комнате и ещё кое-чего по мелочовке. Управдом записал все мои пожелания. Вода горячая была, и я даже принял душ, всё необходимое у меня имелось с собой. Когда уходил, проследил, как дверь снова опечатали, и в пролётке, которую нашёл для меня управдом, направился на вокзал.

Добрался до вокзала, нашёл эшелон. Повезло, было место в купейном вагоне. В полночь, когда наступило уже шестое января, я был в Туле. Вообще, нам бы дальше нужно было проехать, но пути повреждены, их ещё восстанавливали, так что дальше своим ходом или автотранспортом. На ночь глядя ехать не хотелось, но уж больно удобно выходил попутный обоз, да ещё моей же дивизии.

Причём командовал обозом знакомый мне техник-интендант, успевший получить третий кубарь в петлицы и медаль «За боевые заслуги», чем не преминул похвастаться. А было за что, обозников ведь обычно не награждают от слова совсем. Он обрадовался моему появлению, выдал мне место в санях. Это раньше по бедности в основном повозки были, саней мало, всего семь штук, а сейчас сорок саней загруженных.

И вот в два часа ночи мы двинули. Я сидор в санях оставил, а сам шёл впереди, общаясь со старшим обоза. Узнавал, где дивизия стоит, какие новости имеются, заодно, как бы между прочим, выяснил по «красотуле», что за меня замуж хотела. Буду я ещё до штаба дивизии ждать, меня любопытство снедает.

Так как разведчики язык за зубами не держали (видимо, мой командир не препятствовал), вся дивизия, а на данный момент и вся армия, знали подробности от начала до конца. Вот он мне и рассказал. Предысторию вы уже знаете, теперь расскажу, чем всё закончилось.

Я немного ошибся в своих предположениях о том, что произошло в землянке, но не суть. Так вот, когда убивец, которому приказано было доставить мою голову, с ножом и сумкой прокрался в землянку, часового на посту не было, но, стоило ему войти, как на него кинулись из темноты. И какие бы единоборства он не знал, его, думаю, не учили отбиваться от женщины в период гона. Девица его со мной спутала: шинель комсостава, фигурами мы схожи. Хищница хоть и девкой была, но обученной (ещё бы, имея пять старших сестёр), так что швырнула немца на койку и прыгнула сверху, заявив: «Ты всё равно будешь моим!» Немец даже и не понял, как с него вся форма слетела.