Красноармеец.

– А побег из следственного изолятора в Мценске? Значит, двери открыли они?

– Да. Тот, что разведчик. Не хотели терять источник дохода в моём лице, вот и устроили ему командировку, незаконную. Если бы попались, могли привлечь, но обошлось, благополучно вернулись.

– Откуда средства для оплаты?

– Мы же наступали. У одного офицера нашли портфель с ювелирными украшениями – дорогие, старинные, золото в основном и брюлики. Почти всё и ушло.

– И не жалко?

– Нет, для дела же. Тем более это не мои трофеи.

– Свои бы ты не отдал, – проворчал комиссар, закуривая какую уже по счёту сигарету. Как он только может одну за другой смолить?

– Ну да, наверное.

Майор, по-прежнему ведя запись опроса, продолжил выспрашивать дальше, хотел узнать контакты немцев да как я так сразу поверил им, и всё такое. Я описал всё, что «знал», и сказал, что на последнюю встречу их посыльный не пришёл. Такое уже бывало, и я не расстроился, но, вполне может быть так, что они уже убыли. Не знаю, как они смогли сделать это с передовой, но, видимо, нашли выход, а там, в тылу, поди лови их. Вернусь, так узнаю, на месте они или нет. Хотя особо не рассчитывал бы на новые встречи: ювелирка у меня закончилась, и они это знали, да и сами намекали не раз, что им пора.

Ну а потом майор сказал:

– Нас очень заинтересовал твой бой с взводом СС в лесу, когда ты освободил медиков. Наши сотрудники опросили обозников, и, по их рассказам, ты был очень недоволен и что-то искал на том месте. Они даже показали где. И вот что нашли наши сотрудники.

Майор достал из-под стола гильзу от «Вала» и поставил её донышком на стол. Да уж, красиво меня подводили к этому разговору. Пять часов нервы мотали и, когда я уже устал и морально вымотался, выложили на стол то, из-за чего в действительности меня сюда и пригласили. Прежде всего их интересовала эта находка, а всё остальное – так, по ходу дела.

Вздохнув, я расслабился. Жаль, спинки у табуретки не было, откинулся бы на неё, как майор, эффектнее выглядел бы. Подловили они меня, глупо это отрицать. И теперь, как бы я ни отговаривался по-детски – мол, не знаю, это не моё, это не я, – капкан захлопнулся. Похоже, автомат придётся сдавать, а я крайне этого не хотел.

– Всегда знал, что небрежность в мелочах меня подведёт.

– Да нет, – майор позволил себе лёгкую улыбку, – перерыл ты там действительно всё, и нашёл бы. Но именно эта гильза, отлетев, не упала на землю, а насадилась отверстием на ветку. Если бы ты поднял голову, ты бы её увидел. Наши сотрудники тоже не нашли, обозник обнаружил.

– Даже так? Буду знать.

– Итак, возникает вопрос: где оружие?

– Вот вам оружие, – показал я майору кукиш, а потом комиссару второй. – Вот вам боезапас к нему. Неужели гитлеровские огрызки думали, что я вам вот так всё выложу? Да я после Гольцева вам вообще не доверяю. Отдам оружие, а вы его сразу же в Германию отправите, рассадник предателей. Так что идите к чёрту.

Майор всё же не выдержал и уже готов был высказаться, но комиссар его остановил и обратился ко мне:

– Я понимаю, старлей, что доверие к нам у тебя утрачено. Просто назови лицо, которому ты согласен передать оружие. И не стоит говорить, что оно сгорело в доме, когда тебя брали немцы. Перед тем как его сжечь, они там всё перевернули в поисках этого самого оружия. Не было его там.

Я тут же закрыл рот, так как именно это самое и хотел сказать, думая, что нашёл лазейку. Обложили, гады. Не люблю работать с профессионалами.

– Сталин. То есть товарищу Сталину отдам.

– Замечательно. Как раз товарищ Сталин и желает с тобой поговорить. Где оружие?

– Меня везли ваши сотрудники, вот я всё и спрятал. Думал, снова карцер и всё такое.

– Где оружие?

– Да тут, в Москве, – скривившись, буркнул я. – Когда меня похитили, я понял, что могу потерять его, вот и перепрятал.

– Хорошо. Сейчас отправляйся в гостиницу, отдохни, потом заберём оружие – и в Кремль. Думаю, тебе известно, что оно должно быть разряжено?

– Известно.

– Там охрана примет его и при тебе передаст товарищу Сталину.

– Хорошо.

Вот так в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое декабря меня отвезли в служебную гостиницу. Я принял душ, съел выданный поздний ужин из чая и бутербродов с колбасой, отдал в стирку и чистку форму, шинель и всё остальное, даже исподнее, – и отдыхать.

Подняли меня на следующий день около двух часов пополудни. Я позавтракал, оделся (мою одежду к тому времени уже привели в порядок и вернули), а потом мы покатались на машине по улочкам. Я указал на первый попавшийся дом и велел ждать меня в машине: мол, не желаю показывать свой схрон.

Поднявшись на чердак, я приветливо поздоровался с дежурными зенитчиками: тут на крыше была пулемётная зенитная установка. Отошёл в угол и, покопавшись там, вернулся с сумкой. А будучи уверенным, что вскоре этот чердак перевернут вверх дном и с лупой всё тут изучат, я оставил сидор с ручными гранатами и небольшим НЗ, после чего вернулся к машине.

Ожидавший меня в машине комиссар лично изучил оружие, которое я предварительно разрядил, и мы поехали в Кремль. Кстати, собираясь в номере, я надел парадную форму со всеми моими наградами, ту, в которой меня награждали медалью «Золотая Звезда», а также начищенные до зеркального блеска сапоги – это не из моих запасов, мне их в гостинице выдали, с возвратом, валенки мои у них остались.

В Кремле я сдал шинель и оружие, которое мне вернули, когда я покидал Лубянку, и мы направились прямиком в кабинет Сталина. Со мной был комиссар, а один из охранников нёс сумку, в которой находился «Вал».

Войдя в кабинет, я вытянулся и поздоровался, после чего услышал просьбу показать оружие. Кроме комиссара в кабинете был также начальник охраны Сталина – забыл, как его там… Достав автомат, я показал, как складывается приклад, как снимается глушитель, провёл неполную разборку. Тут был и весь запас патронов (смысла хранить их не было), а также магазины и подсумки для них. Материал, из которого они были сделаны, Сталина заинтересовал: мол, никогда такого не видел. Ещё бы, такой материал сейчас не делают, и даже через тридцать лет делать ещё не будут.

Сталин сам зарядил оружие пустым магазином и приложился к прикладу, глядя в прицел, поводил стволом по комнате. Я тем временем сообщал ТТХ оружия: мол, узнал на собственном опыте применения.

– Удобно, – оценил Сталин. – И надписи, действительно, наши, но о создании прототипа такого оружия мне ничего не известно. – Он косо глянул на меня, изучая мою реакцию на то, что сейчас оба генерала по очереди изучают и вскидывают к плечу моё оружие, и спросил: – Жалко отдавать?

– Ощущаю себя так, словно боевого друга предал. Он столько раз мне жизнь спасал. Эх, – махнул я рукой.

– Хм. Мне доложили, что вы будете что-то просить за это оружие.

– Я трофейщик, а не куркуль, это две большие разницы, товарищ Сталин, – негромко, но с силой в голосе сказал я. – Ничего мне не нужно. Всё, что захочу получить, я у немцев добуду.

– Что ж, хорошо. Ну а теперь, главный враг Германии (по словам Адольфа Гитлера), расскажи мне, как в плен попал и генералов застрелил. Рапорт ваш я читал, но живой рассказ интереснее.

– Хорошо.

Два часа я рассказывал. Сталин иногда задавал вопросы, но особо в рассказ не вмешивался и слушал с живым интересом. Мы пили чай с ватрушками, ещё горячими. Его начальник охраны также слушал меня внимательно, а вот комиссар откровенно скучал: он всё это слышал, и не раз.

Прямо тут, в кабинете, я получил вторую «Золотую Звезду» Героя – за всех трёх генералов. Я тогда убил не только Гудериана, но и того, кто занял его пост, так что германская армия на некоторое время оказалась обезглавлена.