Красноармеец.

Только тут взлетела сигнальная ракета: похоже, немцы забеспокоились. Но мы уже быстро катили прочь. Летуны в башне устроились: старлей на месте командира, штурман на месте наводчика, стрелок ниже их всех, на месте заряжающего. Но ему и теплее: это самое шикарное место, там от двигателя тепло идёт. Сидор убрали на место стрелка-радиста. Пока старлей держал округу под внимательным контролем, остальные двое изучали саму бронемашину. Вердикт был очевиден: танк не имел боезапаса – ни снарядов, ни патронов.

– А что вы хотели? Танк после ремонта, экипажа не было, а без них боезапас не загружают. Да ладно, главное, не пешком идём. Согласитесь, лучше ехать, и без морозного ветерка. До наших километров тридцать с хвостиком, часа за два доберёмся.

Так мы и катили по полям, держась подальше от дорог. Десять километров нормально прошли, а потом в овраг съехали, летун его пропустил: всё вокруг белым-бело от снега, его и не видно. Подняться обратно не смогли: склон крутой. Пришлось по дну оврага пробивать колею, пока не нашли место получше, чтобы с разгону подняться на ту сторону, что была нам нужна. Полтора часа потеряли в этом овраге.

Ещё километров пять проехали, и вдруг старлей воскликнул:

– Никак люди?! Не пойму, далеко.

Остановили бронемашину, парни сразу выбрались, по личным надобностям, а я, высунувшись по пояс в открытый люк, в бинокль глянул, кто это.

– Это наши, тоже летуны. Залегли на снегу, как будто не видно их. Близко подъезжать не буду, а то ещё палить начнут со злости. Кто-нибудь сбегает, опознается и приведёт. Вместе дальше поедем. Уж двоим место найдём.

– Это да, – подтвердил старлей. – Кстати, шкуры я на корме не видел, похоже, потерял.

– Да ты что?! – подскочил я. – Вот ведь невезение!

Только мы тронулись, как нас тряхнуло – не сильно, но чувствительно. Я с испугу даже остановил танк, воскликнув:

– Что, минное поле?!

– Гони, нас «мессеры» атакуют! – заорал старлей.

Я наддал газку, а тот руководил. Мы виляли то вправо, то влево, уходя от атак пары «охотников».

Иногда по нам попадали – словно горох рассыпался по броне. Мы крутились как могли, правда, движок чадить начал: перегрел, видать. Наконец немцы потянули в сторону своих, и мы двинули дальше.

– Танк бросать придётся, – сообщил я. – Уверен, о нас уже сообщили, штурмовики наведут, раз уж погода лётная. Интересно, как они в такой мороз самолёты смогли поднять, там же вроде обледенение идёт?

– Наверное, в ангаре отогревают – и сразу на взлёт, – предположил штурман. – На их аэродроме быстровозводимые ангары были. Я видел, когда мы их бомбили дня три тому назад.

– Вот уж чего я не ожидал, так это вражеской авиации. Удивили. Видать, так сильно найти меня желали, что смогли поднять самолёты. Скорее всего, посты наблюдения нас видят, вот и навели. Значит, план такой: доедем до вон того леса чуть дальше (надеюсь, немцев там нет, дымов не вижу), оставлю вас, а сам направлю танк в поле и покину его. Пусть катится, а немцы его бомбят. Вон, кстати, летуны нас ожидают, поняли, что свои.

– До наших далеко? – уточнил старлей.

– Да километров десять будет.

– Тогда согласен, десятку пройдём.

Мы подъехали к настороженным летунам – капитану и сержанту. Они оказались из истребительного полка, из разных эскадрилий, но сбиты в одном бою. Видели, как нас «мессеры» атаковали, вот и решили, что мы свои. Капитан рядом со мной сел, а сержант – к стрелку, ну и погнали. По пути ввели новичков в курс дела, те только присвистнули, узнав о ликвидированных генералах.

Вот и опушка. Летуны выбрались и скрылись среди деревьев, покормят новичков консервами и хлебом, они голодные. Ну а я, развернувшись, направил машину обратно в немецкий тыл. Не спеша катил, километров десять в час, этого достаточно. Потом спрыгнул, а танк продолжил движение.

Устроившись на опушке, мы, поглядывая на танк, принимали пищу. Я не ошибся: уже через четыре минуты появилась четвёрка немецких штурмовиков – видимо, всё, что смогли поднять. В несколько заходов они разнесли танк, и вскоре на его месте стоял чадный столб дыма и пламени.

– Жалко танк, – вздохнул старлей. – Как родной стал, пока в этом овраге буксовали.

– Главное, не нас. Ха, это уже третий танк этой модели, что я у немцев угнал. С первым не знаю что, его танкисты забрали, да пока угоняли, сломали. Второй немцы сами сожгли пятнадцать часов назад, а этот уже третий. Не везёт мне на них.

– Или им на тебя, – хмыкнул капитан Воробьёв.

– Ну, может, и так. Да, так даже лучше. Чего себя винить, это им со мной не везёт, и точка. Ладно, поели? Идём дальше: пока двигаемся, греемся. Как дышать в такой мороз, я научил. До ближайших секретов моей дивизии не так и далеко. Если повезёт, как стемнеет, выйдем.

Мы собрались, пустой сидор отдали мне (там, кроме котелка, ничего и нет) и побежали. Я – впереди, летуны – по моим следам. Лес был небольшим, три километра – и мы его пересекли. На другой стороне батарея лёгких германских гаубиц вела ленивый огонь. Мы обошли её стороной и двинули было дальше, но тут нам навстречу поднялись несколько теней. Оказалось, старшина Дёмин со своими разведчиками вели наблюдение за немецкими артиллеристами, меня узнали по маскировочной накидке и по движениям. Опознались и обнялись. О моём похищении они не знали, считали, что я погиб – сгорел в хате. Уже и бумаги все оформили.

Разведка сопроводила нас до секретов, так мы и перешли к нашим. В штабе полка я скинул трофейную командирскую форму, прибрал её (мало ли пригодится) и надел свою, с наградами. Когда вышел к летунам, которых пехота закармливала разносолами (трофеев от немцев у нас хватало), они ахнули: такой иконостас в наше время редок.

От парней из полка узнал, что, когда меня похищали, на штаб была проведена атака, миномёты работали. Трети села, считай, больше нет. Хорошо, что там был ещё один из наших полков, смели немцев, но потери были немалые. Меня недосчитались, вот и решили, что сгорел. А наступление уже возобновилось, и дивизия упёрлась: немцы успели организовать оборону.

Связь была, поэтому о моем возвращении уже сообщили в штаб дивизии, и оттуда меня срочно затребовали к себе, причём с охраной, а то мало ли что. Доехали мы на трофейном «бюссинге». Летунов принялись опрашивать, ну а меня посадили писать рапорт: свежий пленный уже сообщил о гибели генералов. Сказали, что, мол, такие дела нужно освещать, и как можно громче. Ну, им виднее. Это старший особист ко мне прикопался, он у нас новый, сутки как назначен: прежний был тяжело ранен во время боя в селе, в госпиталь уже отправили. Ну а меня спешно восстанавливали в списках личного состава дивизии, документы-то все при мне, это первым делом проверили.

Да, на меня уже и похоронку успели оформить, что-то быстро, меня всего-то двое суток не было. Уже и отправили. Постараются вернуть, но как выйдет. Я про домик вспомнил: единственный же наследник, а теперь власти города могут прибрать его к рукам. Но раз я наследник, дом мой, и терять его я не желал. Вспомнив о письме, где сообщалось о смерти бабушки, нашёл его в хранилище. Там обратный адрес был, вот я и написал на него: мол, ошибочно была отправлена весть о моей гибели, это не так, так что пусть присматривают за моим домом, владелец у него есть. Может, мелочно всё это, ну и пусть.

Когда летунов отправляли в тыл, была уже полночь – так безопаснее, авиация немецкая не летала. Их проверили, из частей подтвердили их личности. Я попрощался с ними со всеми.

Ну а после приступил к работе. Сведения нужны были срочно, так что поднял дрон. К счастью, всё обошлось, он вернулся. Да и погода более-менее: пусть мороз, низкие тучи, ветер устойчивый, но хоть снег не идёт.