Красноармеец.

После этого я побежал к основной группе. Немцы явно забеспокоились, слыша частые одиночные выстрелы: что они могли означать, им было понятно. А если посчитать, то этих одиночных было ровно столько, сколько их камрадов ушло в эту сторону… Но тяжело мне дались эти немцы, глупо отрицать очевидное, по краю прошёл.

Пока я добирался до немцев, пока готовился к бою, те в тревожном ожидании чуть до истерики себя не довели. А готовился просто. К стволу дерева привязал трофейный «МП», а к спусковому крючку – бечёвку, разматывая которую, отполз метров на десять. Потом приготовил СВТ: хватит «Вал» использовать, и так патронов мало. Это я ещё про дрон не вспоминаю, а ведь ресурс у него не бесконечен, и если так активно эксплуатировать, то сомневаюсь, что его до конца войны хватит, а мне хотелось бы, чтобы и после войны он у меня был.

Приготовив винтовку, я потянул за бечёвку, и пистолет-пулемёт дал короткую очередь. Наших зацепить я не боялся, они на дне оврага. Пули взбили фонтанчики земли и снега рядом с одним из солдат, и немцы радостно оживились: ну хоть какая-то определённость, их обстреливают! Они тут же стали активно отвечать. Но я успел снять четырёх, прежде чем немцы обнаружили мою позицию и начали подавлять её сосредоточенным огнём. Вот чёрт! Нет, СВТ – это вам не «Вал», вспышки выстрелов которого не видны.

Я поменял позицию и оружие и продолжил выбивать немцев. Те активно стреляли, видя, как их товарищи падают, и создавали нужный шум выстрелами да разрывами гранат. Одного немца, собиравшегося убить пленных, я снял выстрелом в затылок. Всего я сделал двенадцать выстрелов из «Вала», выбив большую часть немцев: отличная была позиция, всех видел. А трое из них сдались, подняв руки и отбросив оружие. Спрыгнув с дерева, я связал этих троих, спешно обыскал их, после чего сбегал и добил подранков.

Добравшись до пленных, первым делом развязал чернобровую – да, это опять она. Да и мужчина в исподнем, покрытый коркой льда, оказался знакомым мне военврачом. А немцы были действительно из СС – егеря. Не удивлён: эти любят издеваться, истязать и пытать.

Сунув руку в котёл (вода горячая, но терпимая), я снял его с огня и вылил воду на врача, чтобы лёд на нём растаял. Чернобровая тряслась от холода, быстро надевая форму, а я стягивал с военврача мокрое исподнее и, сняв с убитых немцев шинели, укутывал его в них. Девушка, одевшись, стала помогать. Потом выдал им оружие, спустил дрон (он пока больше не нужен) и сбегал собрать гильзы от «Вала». Из двенадцати нашёл только десять: как ни искал, двух как не бывало. И времени искать нет.

Вернувшись, я взял на закорки военврача. Его бил озноб, чернобровая уже влила в него целую фляжку спирта, и тот мигом опьянел. Его срочно нужно в тепло. Чернобровая конвоировала немцев. Так мы и пошли.

На подходе к деревне я выпустил на опушке световую ракету. Оказалось, обозники уже заняли позиции, тревожно вслушиваясь в звуки лесного боя, вот и встретили нас. Ко мне тут же подбежали два обозника, один в форме, другой в гражданском. Они приняли у меня военврача и побежали к строениям: я велел отнести его в баню, которая как раз была натоплена.

Старшим обозов (один был моего звания – техник-интендант первого ранга) я сообщил, что трое немцев взяты в плен, а все остальные уничтожены, это был взвод СС, и нужно засвидетельствовать факт пыток: нашего военврача раздели и на морозе обливали водой. Услышавшие это бойцы тут же едва не линчевали трёх пленных.

Чернобровую увели в женскую хату, ну а я с бойцами пошёл обратно к месту боя: собирали трофеи и документы для отчётности. Я снова гильзы поискал, одну нашёл (это одиннадцатая), а с последней глухо. Трофеев у меня было немного: пяток разных банок с консервами, патроны к МП и – о чудо, – наш ПТРД-41 с двумя десятками патронов. Прибрал, самый крупный калибр теперь у меня.

Тела наших погибших из оврага мы на носилках доставили в деревню. Факт пыток зафиксировали, свидетелем была чернобровая. Немцев хоронить не стали: два старика из деревни обещали, что на санях вывезут трупы и прикопают в общей могиле.

Закончив с отчётностью, я вскоре отбыл ко сну. Ха, а тринадцатое число не такое и плохое. Хотя немцы, пожалуй, с этим не согласятся.

Рано утром оба обоза двинули дальше вместе. Перед выходом позавтракали: дали сваренную на костре кашу (чуть подгорела, но есть можно) и воду чуть подкрашенную, вроде как чай. Хоть согрелись. Я снова был в форме командира, в уже высохшей шинели, перетянутой ремнями, да планшетка на боку. Теперь всё внимание было приковано ко мне, а я снова со Станкевич ехал.

Утром, перед завтраком, меня отозвала ефрейтор и прямо спросила: почему я её поцеловал? Я и объяснил:

– Я бойцу Станкевич обещал провести урок обучения взрослым поцелуям. А она действительно целоваться не умеет, как, собственно, и вы, товарищ ефрейтор. А так уплачено, время не вышло, а тут вы появились. Впрочем, мне понравилось, вы тоже вполне ничего.

Та глазами захлопала, воробушек в телогрейке и пилотке, а я, посмеиваясь, обошёл её и двинул за своей порцией каши.

Кстати, чернобровая только утром поняла, кто её спасал. До этого-то у меня на лице была белая маска – самодельная балаклава. С ней мы тоже изрядно пообнимались, поревела она. Правда, рукам я воли не давал, как вчера с девчонками, а то они, по-моему, от этого и сомлели.

Старший военфельдшер, к счастью, не пострадала, даже насморка не было, только седая прядь в волосах появилась. А вот военврач был плох, лежал в горячке, пальцам, похоже, хана – отморозил. Чернобровая оставалась с ним, ухаживать за коллегой. Кстати, оба врача и ехали в соседнюю дивизию, обоз которой с нами в деревне ночевал. Обозники, как прибудут, сообщат, что с врачами приключилось и почему они задержались.

Хотели немцев моих забрать – не отдал. С нами они двигаются, шагают следом, привязанные к трём разным повозкам. А по дороге нас нагнала грузовая машина, направлявшаяся в мою дивизию, в ней как раз комиссар дивизии был, вот он и забрал меня и пленных. Поэтому уже через час я был в штабе дивизии, докладывал о том, что случилось, как бой шёл, сколько немцев уничтожил, документы их отдал. И всё это, пока меня оформляли.

Так что приняли меня очень даже неплохо, хотя и были удивлены: немцы часто проникают в наш тыл, но далеко не уходят, а эти далековато были, что странно. Объяснили ситуацию сами немцы. Оказалось, они ждали своих агентов, которых должны были перевести с нашей стороны к своим. А машина с врачами повстречалась им случайно, вот они и решили развлечься. Особист сразу забегал, своим начал звонить, но это меня уже не касалось.

Штаб полка располагался в трёх километрах от штаба дивизии. Встретили меня там неплохо, комполка даже обнял, вглядываясь мне в глаза, но я ничем не выдал своих чувств, хотя он мне не нравился. Начштаба новый, комиссар тоже (прежние погибли), а комполка легко ранен был, но жив.

Вот так я и стал начальником разведки полка – ПНШ-2. Звания с натягом, но хватало, обычно на полк капитана ставили. У меня под командованием два взвода – пешей и конной разведки. Так до вечера и знакомился с ними.

Взводом пешей разведки временно командовал знакомый старшина, он встретил меня широкой улыбкой, и мы крепко обнялись. Всего во взводе восемнадцать бойцов, трое тоже были мне знакомы, из полка ополчения, остальные кто погиб за последние дни, кто в госпитале.

Из конной разведки я опознал троих, тоже из ополчения сюда на пополнение направлены были. Остальных я не знал, как и младшего лейтенанта Алфёрова, что ими командовал. Во взводе всего пятнадцать конников вместе со взводным. Взвод используется для охраны тыла. Иногда особист берёт, ищет немецкие группы в нашем тылу. Именно от схваток с ними взвод и понёс основные потери. Ну да, с клинками наголо на пулемёты. Это каким же умником нужно быть, чтобы так поступать?