Птичка в клетке

9. Кухня и повар

Когда Линаэвэн согласилась накормить пленников при условии, что сама будет есть то же, что и они, и будет жить в тех же условиях, что и они, Саурон ответил:

— Конечно, ты можешь есть ту же еду, что и другие, — умаиа выглядел удивленным. — Что до твоего желания вернуться в подземелье, и это выполнимо. Но если ты не продолжишь кормить товарищей, то их никто не будет кормить. — Ведь если Линаэвэн добровольно спустится в камеру и лишится статуса «гостя», никто ее больше не будет выпускать погулять по крепости или пройтись до кухни. А значит, и готовить она больше не сможет. Маирону казалось это очевидным, но, на всякий случай, он напоминал деве о последствиях ее решения.

Линаэвэн же, услышав Саурона, подумала про себя: «Нет, умаиа не позволит ее спутникам умереть — они ему нужны живыми». При том тэлэрэ считала, что если накормить товарищей не однажды, а делать это раз за разом, то ее поступок будет уже не помощью (и еще жертвой — ведь дева была уверена, что враг постарается воспользоваться ее добрым делом против нее), но согласием исполнять службу Саурона. И тогда она станет рабыней Саурона из одного страха, что не сумеет вынести допросы. Саурон верно сказал про страх и про трусость, пусть он и враг. В этот момент Линаэвэн не обдумывала вопрос, можно ли стать рабыней ради помощи другим.

— Я приготовлю еду только сегодня, — ответила эльдэ со всей возможной твердостью.

— Значит, только сегодня, — кивнул Волк. Его смешил тот металл в голосе, с которым сейчас Линаэвэн объявляла свою волю. «Посмотрим, как скоро ты заговоришь иначе», — усмехнулся про себя умаиа. — За тобою придут.

Покинув «гостью», которая изводила себя страхами так успешно, как не смог бы ее мучить и Фуинор, Волк прошел в свою комнату; а орк, получив инструкции, повел Линаэвэн на кухню. Когда дева покинула гостевое крыло, новых гостей пригласили на завтрак к Повелителю Волков.

***

Дева вновь осталась одна. Вместе с одиночеством пришли сомнения и терзания. Поступила ли она правильно? Линаэвэн опустила голову, коснулась рукой лба. Тревога не даст ответа, помочь может только действие. Оно может быть ошибкой, но и бездействие может стать ошибкой. Сейчас же ей нужно не поддаваться страху. Даже если на кухне ей дадут отравленную пищу, она разделит этот яд с остальными, а не просто передаст его. И если пищу товарищам она принесет только в сопровождении Саурона или, скажем, Больдога, она все равно попытается поговорить с родичами.

А еще Линаэвэн подумала, что, хотя слова Саурона и задели ее, но они же и побудили ее быть решительней, и, помимо его воли, стали поддержкой, которая помогала тэлэрэ бороться со страхом, хотя враг, конечно же, желал другого результата. И тогда Линаэвэн подумала: что, если попытаться увидеть в насмешках Саурона — а они еще прозвучат, и часть из них будет справедливой, ей есть за что корить себя! — не оскорбление или подавляющие обвинения, а призыв стать лучше? Едва ли Саурон желал призывать пленницу к большей смелости и решительности, но упрек в страхе можно понять и так.

***

С тех пор, как крепость была захвачена, кухня одновременно не изменилась и изменилась. Теперь это было место Смертных. Линаэвэн встретил румяный улыбающийся повар, молодой атан лет двадцати.

— Ну вот ты и пришла, госпожа. Повелитель сказал, что ты будешь готовить для своих товарищей. Но ты ведь дашь попробовать эльфийскую стряпню и другим? Страсть как интересно!

Линаэвэн поняла, что ей не передадут еды для пленников, но дадут приготовить самой (Саурон изначально говорил «готовить еду», но Линаэвэн перевернула эти слова в своей голове как «передать еду пленникам», и дальше она исходила именно из той трактовки, что придала словам Саурона сама); не зная, огорчаться ей или радоваться, тэлэрэ с удивлением смотрела на повара-человека, который казался довольным жизнью. Но ведь атани не служили Темным по доброй воле…

— Из чего я могу готовить? — спросила дева, с горечью сознавая: все это либо отнятое, либо выращенное рабами. Другого здесь просто не могло быть.

Эльдэ распорядилась показать ей кухню, не удостоив жизнерадостного атана иным ответом. Человек, впрочем, посчитал, что таким образом высокая гостья решила выразить свое дружеское расположение и согласие приготовить еду и для остальных работников кухни.

— Пойдем, госпожа, я все покажу!

На кухне, помимо главного повара, было еще несколько женщин. Они выглядели много лучше, чем служанки из замка. На Линаэвэн женщины смотрели настороженно, с легким испугом, но и с любопытством. Повар же беззаботно болтал, рассказывая, где стоят какие вещи, где в кладовых какая еда.

— А если что из дальних погребов принести нужно, так на то прислуга есть, — закончил свой рассказ повар. — Что ты хотела бы приготовить своим товарищам на завтрак? Повелитель сказал, что к ужину привезут дичи, можно будет зажарить на вертеле.

Беспечность повара изумила Линаэвэн. Для атани Морингото и Саурон были такими же врагами, как и для эльдар, однако повар не походил на запуганного и сломленного, живущего в страхе наказания… Или это не отражалось на нем явно?

— Дичь или рыба вместе с травами и ягодами, пожалуй, были бы лучшим выбором, — задумчиво произнесла Линаэвэн. Печально улыбнулась девам или женам, показавшимся эльдэ испуганными, и вновь перевела внимательный взгляд на повара, вглядываясь в него.

Атан смотрел на тэлэрэ с любопытством, и думал про себя, что эта дева была какая-то непонятная — то она холодная, а то улыбается печально. Еще не осознала все перемены, наверное.

— Вот огорчение! — всплеснул руками атан; он явно хотел угодить гостье. — Ни дичи, ни рыбы. Но ты не расстраивайся, госпожа. Есть куры, а на льду лежит коровья туша, третьего дня забили. Да это и к лучшему, домашнее мясо и нежнее, и сочнее!

— Эльдар не убивают своих домашних животных после того, как растили их и заботились о них, — пояснила Линаэвэн. — Но знаю, что люди так поступают и в вольных землях; и я предпочла бы корову, так как она уже убита. А травы и ягоды, надеюсь, найдутся, без них вкус и аромат будет не тот.

По той легкости, с какой говорил повар, Линаэвэн предположила: куры могут быть живы, и он убьет их, как только она того пожелает. Линаэвэн едва заметно вздохнула — казалось, верного пути перед ней нет, и возможно лишь выбрать один из двух неверных. Не зная, лучший ли он хотя бы из этих двух.

А еще деве вспомнилось вино из северных виноградников и пища, выращенная рабами… Она съела ее вчера, думая, что тем пленникам было бы лучше, знай они, что еда досталась эльдар. Прошла всего одна ночь, и вот она сама стала одной из тех рабынь, правда, в куда лучшем месте: не с орками, а с этим жизнерадостным атаном, не в серых скалах, в кухне былой эльфийской крепости, не в цепях и не в лохмотьях, а в чужой, но чистой и хорошей одежде. И теперь Линаэвэн видела, что мало будет радости в том, чтобы готовить для других пленных, хотя она и согласилась на это…

А Март, тем временем, услышав ответ эльдэ, изумленно хлопал глазами, глядя на гостью.

— Как же вы без домашней скотины? Ее для того и холят, и лелеют, чтобы и молоко, и яйца, и мясо были. И… тебе, конечно, виднее, госпожа, можно и корову, конечно. Но для раненых и пленных не лучше ли курочки сварить? Бульончик с заварным тестом, лучок, травки там разные, а к ним и мяско вареное, а можно и с чем другим его приготовить, я бы подсказал… — атан осекся, потому что, с одной стороны, он, и правда, готовил так, что хвастать этим можно, а с другой стороны… Неудобно как-то перед эльфом хвалиться, вдруг она не хуже может?