Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 203


Но неужели это значит, что все было зря? Что он совершенно зря пришел к Саурону и только выдавал и терял, но никого не защитил? Мрачный Нэльдор подошел к трубе и взглянул в нее: вреда от этого точно никому не будет. Особенно если сейчас можно будет молчать. И даже если молчать Саурон не даст, можно меньше отвечать и больше спрашивать. А как проговориться, спрашивая об этой трубе? Что Нэльдор прежде не пользовался ей, Саурон уже знал; а другого так не узнать.


Нэльдор очень надеялся, что не узнать.


Волк же, как хороший учитель и настоящий наставник, стал показывать Нэльдору, как производить измерения и записывать результаты в свиток.


***


Пока Волк любовался с Нэльдором на звезды, в подземелье пришла пора заняться остальными парами.


— Вам дали время подумать, — говорили орки, заходя к пленным. — Либо вы смирите гордыню и станете гостями Повелителя, либо жестоко поплатитесь за свою заносчивость.


Искусство вести допрос — вещь тонкая, трудная, в этом вопросе даже мастерство не всегда обещает успех. Но как и у любого мастера, на стадии предварительной подготовки у Фуинора и Больдога был ряд универсальных приемов, позволяющий рассортировать материал, прикинуть, кто на что пригоден, и слегка отшлифовать заготовки. Проведя около двух часов в камерах, наблюдая за мучением друг друга, нолдор дали результаты слегка неожиданные (как это часто бывало при сортировке), но вполне приемлемые: все наблюдатели ожесточились и не желали даже думать о предложении Повелителя. Кроме одного. Наблюдатель из Третьей пары не смог больше выносить мук распятого перед ним раненого товарища и согласился. Прекрасно.


***


Согласившегося нолдо звали Лаирсулэ (Лаирсул), но Темные имен пока не знали. Эльф согласился стать «гостем» Саурона потому, что не мог поступить иначе: на его глазах его друга били кнутом и после оставили окровавленного на стене. Лаирсулэ был целителем, и он не просто видел, но ощущал, что Вэрйанэр (Бэрдир) нуждался и в отдыхе, и в еде, и в питье, а прежде всего — в избавлении от пытки и лечении. Саурон же в обмен на все это требовал отнюдь не тайн. Да и какую тайну выдал бы целитель? О том, что они из Нарготронда, Темные не знают, значит, и спрашивать не будут. А о содержании письма Лаирсулэ и сам ничего не знал.


***


Согласие «наблюдателя» из Третьей пары уже было победой для умаиар, но дела обстояли того лучше: трое гордецов, ответивших вначале насмешками и за то распятых на стенах, уже не выглядели такими непоколебимыми. Они сомневались и страдали: боль подтачивала их, на что и был расчет. Выносить страдания, когда ты знаешь, почему ты молчишь, почему упорствуешь, много проще, чем мучиться без видимых причин, когда, казалось бы, от тебя не требуют ничего. Один из троих, Ардуиль, явно колебался, и тогда им всем было повторено приглашение.


Третья пара покидала подземелье, и Темные открыли двери в других камерах, чтобы все еще упорствующие товарищи видели уходящих.


— Повелитель дает вам последний шанс. Примите его приглашение или познайте его гнев, — говорили пленникам орки.


И тогда еще один эльф уступил требованиям, причем тот, от кого вовсе не ждали: гордый эльф из Шестой пары молчал в ответ на слова Саурона, молчал, когда висел на стене, и не подавал ни малейших признаков того, что готов сдаться. Так порою бывало с пленниками, и Темные любили такие сюрпризы.


***


Тандаполдо (Таугатол) молчал прежде всего из гордости. Время шло, и терпеть боль становилось все труднее, но эльф поддерживал себя мыслями о том, что держится, как подобает воину. А потом пришли орки и сказали, что это все еще не пытка, что жестокое наказание впереди, и оно ждет отказавшихся. Тандаполдо понимал, что не сможет выдержать грядущее наказание так же гордо и молча. Просто не сможет. И не было причин терпеть это все — их же даже ни о чем не спрашивали! И когда Тандаполдо увидел, как уходят другие (что принесло минутное облегчение — он не первый — и стыд за это облегчение), нолдо не выдержал и сказал:


— Я пойду.


Всего два слова. Хорошо, что из товарищей их слышал один Морнахэндо (Долхэн), все это время бывший рядом.






***


Первым делом Вэрйанэра (Бэрдира) и Лаирсулэ (Лаирсула) привели в лазарет, зашить раны. Им прислуживали девушки из Дортониона: тихие, молчаливые, еще юные. Промывая и зашивая рваные раны от хлыста, они не могли удержаться от слез, и несколько капель упали на рассеченную грудь Вэрйанэра. Раненый дернулся, и игла пошла вкось, тревожа уже зашитое.


— Разве так зашивают?! Дайте лучше мне, — не выдержал Лаирсулэ. Он и усталый справится лучше.


Зашуганные рабыни склонились едва не ниц, и отошли к стене, не мешая эльфам. Ведь кто они, слабые и ничтожные, для этих гордых созданий с сияющим взором?


***


Шестую пару тем временем повели мыться в ту же комнату, где уже побывала Линаэвэн со спутниками.


С трудом дошедший до ванной Тандаполдо (Таугатол), опустив голову, стал смывать грязь.


— Как думаешь, зачем Саурон так хочет добиться нашего согласия? — спросил Морнахэндо (Долхэн), бросив краткий взгляд на прислужницу из атани и покачав головой: сколько времени их уже тут держат, с Дагор Браголлах? Или рядом с Сауроном столько не выжить? — Могли же и силой утащить… «в гости».


Тандаполдо поднял опущенную голову и обернулся к другу. Нолдо чувствовал себя сломленным; он считал, что важным было выдержать, отказаться, а он согласился. И теперь придется сесть с Сауроном за один стол и делать вид, что пришел в гости.


***


Для Фуинора вечер только начинался: после очередной выходки Нэльдора Повелитель разрешил Фуинору заняться еще одной парой пленных. Выбрал пал на Вторую пару — Тардуинэ с Таурвэ (Ардуиля с Тавроном).


Нэльдор слишком долго испытывал терпение Волка: за столом он назвал Повелителя Сауроном, потом проклял, да и вообще держал себя вызывающе. Если такой дерзкий — сиди в подвале и гордо терпи допросы, а раз пришел за стол Господина, то укороти язычок. Но Нэльдор постоянно нарывался, и за это более чем заслужил наказание. Щенок был готов обвинить Волка во всем, притом считая себя светлым и чистым — Маирон презирал таких ничтожеств, даже не могущих взять на себя ответственность за поступки, уверенных в своей чистоте. Но умаиа не позволил чувствам отразиться на уроке, продолжая воодушевленно и интересно рассказывать нолдо про звезды. Когда истекло полтора часа, Маирон сказал:


— Я вижу, у тебя слипаются глаза, Нэльдор. Отложим продолжение урока до завтрашней ночи. Пойдем, тебя проводят в твою комнату.


***


Когда Саурон закончил «урок», Нэльдор напрягся еще больше. Да, он был утомлен, ему так и не удалось отдохнуть после дороги, но что ждало его теперь? Наблюдение за звездами было… возможно, наиболее безопасным занятием в «гостях». Вот только… не было ли оно бесполезным?


— До завтрашней ночи? — переспросил Нэльдор. — Для чего? — Не дожидаясь ответа, нолдо горько махнул рукой и развернулся, желая уйти.


Волку такое пренебрежение, конечно же, не понравилось. Щенок был наглым и заслужил трепки. Тем не менее, Маирон ничего не сказал, и лишь жестом предложил Нэльдору спускаться вниз. Часть пути они проделали вместе.