Птичка в клетке

38. Те, кто остался

Пока они спускались по лестнице, тэлерэ различила темные брызги на сапогах беоринга, которые не заметил Март, когда приводил себя в порядок после допроса Хэлйанвэ. Линаэвэн вздрогнула всем телом.

— Март… что на твоих сапогах? Это кровь? — дева говорила почти с недоумением, еще не понимая, как это может быть, после слов о доброте Саурона и заверений, что все будет хорошо.

Март удивленно глянул и только покачал головой.

— Я и не заметил, — «с непривычки», добавил горец про себя. — Не бери в голову, я все сотру.

Линаэвэн остановилась на лестнице.

— Ты… так спокойно говоришь об этом? — Март говорил, словно о дорожной пыли или брызгах на одежде от пронесшегося мимо коня: запачкался, не заметил, сейчас омоюсь. Нет, это было не спокойствие, скорее нежелание говорить. — Март, что произошло, и отчего ты не рассказал мне об этом? Ведь это кровь? Чья она? — голос эльдэ звенел от напряжения. Упрека или обвинения в нем не было, была тревога за родичей. Атан видел Нэльдора во время пытки. возможно, и сейчас видел одного из тех, кого мучили, и стоял совсем близко… В худшее Линаэвэн пока не верила.

Марту было неловко говорить Линаэвэн о том, что он участвовал в допросе пленника. Неловкость превратилась в раздражение.

— Ничего особенного не произошло, Линаэвэн. Лишь то, что происходит в плену с упрямцами и глупцами, которые отказываются от даров. Здесь не о чем говорить, идем на кухню.

Линаэвэн отняла у Марта руку, отступила на шаг.

— Моих товарищей пытали так, что их кровь долетала до твоей одежды, и ты говоришь об этом как о естественном? Как сильно ты изменился, как скоро стал безжалостен.

— Безжалостен? — возмутился Март. — И тебя, и других уговаривали, как только могли! Вы вынуждаете нас делать это! Думаешь, кому-то из нас нравится допрашивать?

Линаэвэн услышала это повторенное «нас», и еще надеясь, что ошиблась, переспросила:

— «Нас», значит, и ты тоже?.. — и убедившись, что это так, отшатнулась. С жалостью к тому, что сотворили с этим атаном, соединились чувства, каких она никогда прежде не питала к Марту: страх, отвращение и гнев.

— Это чудовищно, — жалость к беорингу все же побудила Линаэвэн говорить дальше. — Я скажу тебе… наверное, в последний раз. Ради того, кем ты был, ради твоих предков и твоего брата; и возможно, однажды ты услышишь и поймешь мои слова. Если бы тебя захватили твои враги, и ты не сделал того, что они хотят от тебя, даже после того, как тебе посулили разные блага, и тебя стали бы мучить, чтобы принудить к согласию силой, ты счел бы, что твои враги добры, или же что они жестоки? Если бы так поступили с твоими близкими, как ты относился бы к тем, кто это делал? Тоже считал бы, что они заслуживают сочувствия, потому что они, бедные, вынуждены терзать твоих друзей? Еще скажу тебе: содеянное тобой непоправимо, но возможность раскаяться и искупить зло есть у всех. Больше я не буду ни спорить с тобою, ни убеждать тебя. После того, как Саурон сделал из тебя палача, нам действительно не о чем больше говорить.

Слова Линаэвэн… жгли. И Март ответил невпопад:

— Из всех вас молчат только трое, значит, нет ничего страшного, чтобы рассказать, то что вы знаете, и уйти. Даже тот, кого вы зовете лучшим, Ларкатал, рассказал все и ушел. Значит, и вы можете это сделать. И если бы не упрямство, вы бы уже были свободны.

— Каждый решает за себя. И отвечает за себя. Мне говорить нельзя, — Линаэвэн все же ответила Марту, но уже совсем иначе, чем говорила с беорингом прежде. И тэлэрэ поняла, что Март теперь будет убеждать ее заговорить, а возможно… и пытать, когда она откажется.

Эльдэ молча прошла на кухню. Она больше не гостья Марита, но сейчас дева решила, что она будет помогать родичам, чтобы хотя бы пища укрепляла их силы.

Тэлэрэ не видела, что сейчас, когда Март сам был ошеломлен тем, что он делал, было лучшее время, чтобы поговорить с ним о Свете и Тьме, о том, что правильно, и что нет.

***

Минула ночь, и Энгватар вновь занимался ранами Кириона.

— Они принялись за Хэлйанвэ, — поделился новостями целитель, — фэаноринг молчит. Линаэвэн остается на кухне, и ее не трогают.

— Спасибо за вести. Хорошо, что Линаэвэн пока в безопасности, — ответил Кирион. Он сознавал, что именно «пока», рано или поздно ее все равно будут допрашивать о письме. Еще одно было хорошо, что их осталось лишь трое. То, что допрашивали Хэлйанвэ… это было горько, но могло быть хуже. И у самого Кириона оставались еще шесть дней лечения и отдыха.

***

В обед, когда Линаэвэн пришла готовить вновь, на кухню зашел Больдог.

— Март, постарайся отдохнуть сегодня днем. Мне понадобится твоя помощь после ужина, — орк обнял горца за плечо. — Ты настоящий Воин Твердыни. Повелитель прав: скоро тебя будет нужно отвести в Твердыню и представить Учителю. Ты заслужил эту честь.

Линаэвэн услышала слова Больдога и поняла, что сегодня беоринга вновь поведут помогать на допросах. А вскоре увезут в Ангамандо… Что будет с Мартом после встречи с Моринготто? И ничего нельзя было сделать, чтобы помешать Темным… Эльдэ медленно обернулась к Больдогу.

— Да постигнет тебя гибель за то, что вы сотворили с Мартом, и за все зло, что ты совершил, — эти слова ничего не изменят: сколько раз пленники проклинали Больдога, сколько раз проклянут еще.

— Откуда в тебе столько злобы, — вздохнул Больдог и вышел.

***

После того, как ужин был приготовлен, Март предложил Линаэвэн разделить с ним трапезу, и тэлэрэ сдержанно ответила:

— Если я принимаю твое гостеприимство, то не должна отказываться и от еды, — она будет ужинать вместе с Мартом, если потребуется, и говорить будет вежливо. Потому что таковы «обязанности гостя».

Март принял слова тэлэрэ за согласие.

За ужином эльдэ избегала серьезных тем, и если речь заходила о важном то вежливо уклонялась от ответа, в остальное же время они говорили о всякой ерунде, и дева отвечала с долей отстраненности. Сердце Линаэвэн сжималось от того, что сделали и продолжали делать с Мартом, но теперь она уже не могла говорить с атаном как со своим, а значит, не могла говорить вовсе. Перед ней больше не было обманутого, но доброго беоринга, до которого она так неудачно пыталась достучаться (возможно, Вэрйанэру это удалось бы лучше). Теперь перед Линаэвэн был тот, кто мучил ее товарищей. Но Март хотя бы не строил ловушек — можно было не слишком опасаться случайно проговориться о чем-то важном, если следить за собой.

Марту новая манера Линаэвэн держаться нравилась куда больше. Пожалуй, это была самая приятная из его бесед с тэлэрэ.

***

Оставшись одна в своей комнате, Линаэвэн дала волю слезам — о Вэрйанэре, о тех, кого теперь пытали, о том, что ее товарищи многое рассказали (часть Отряда почти ничего не знала о посольстве, но другие-то да), об участи Марта… Обессилев от слез, тэлэрэ наконец уснула.

***

После ужина Март вновь пошел с Больдогом допрашивать Хэлйанвэ. Нолдо уже был подготовлен к допросу — сегодня его растянули на вертикальной дыбе, так что эльф едва касался ногами пола.