Страница 168 из 203
Песен Андала нолдо помнил не так мало, но они по большей части были задорными или плясовыми — такие на тризне, на взгляд эльфа, были неуместны. А эта была серьезней — о родной земле, о смолистом сосновом духе, о селениях, где, проходя от одного к другому, всюду будешь принят с радостью и всюду встретишь плечо друга…
А после заговорила Линаэвэн.
— Я знаю об Андале только то, что услышала от вас. Но я сочувствую утрате, и я только что... сложила песню про Андала. И тэлэрэ тоже пела. А после пришло время поднять кубки, уже в молчании…
Горец проводил эльфов, но так и не смог уснуть до утра. Что-то неясно сжимало его грудь, давило, заставляло выступать слезы на глазах. Март не знал, что с ним — наверное, так выглядит горе, думал беоринг. Но зато брат словно бы стал проступать в воспоминаниях четче, как и… сосновые леса, и смутные видения дома и забытого края. Повелителю Март решил ничего не говорить. Не стоит… отвлекать его ерундой.
***
Поздней ночью Фуинор пришел к спящему Тандаполдо.
«Спи, эльда. Спи глубоко и крепко. Ты не будешь помнить ничего, только мрак, тени, отблеск ужаса. Ты проснешься в Таурэ Хуинэва и найдешь выход. Вас взяли в плен, ты освободился — как? Наверняка бежал, как еще можно? Ведь ты презираешь предателей, ты сам говорил, помнишь? Спи, эльда. Ты не помнишь больше ничего».
***
Дождливый серый день занялся над Волчьим Островом.
Этой ночью многие пленники не спали. Нэльдор и Ламмион, Лаирсулэ и Акас, сидя в башне, разговаривали между собой, переходя от радостного предчувствия к сожалениям и обратно.
Лаирсулэ, как и другие, не знал, что если бы он не согласился на условие Саурона, то на него, как и на всех остальных, кто заговорил, не могли бы сослаться — и тогда бы и Тардуинэ, и Акас, скорее всего, тоже бы молчали. Лаирсулэ радовался грядущей свободе, но ему было горько и жутко думать, что теперь лечить пленников будет этот Эвэг… страшно лечить… И все же он уходил, оставляя измученных родичей Эвэгу, потому что… не мог он помогать палачам, пусть даже лечением.
А Нэльдор снова вспоминал, что он по глупости сразу же выдал, что все они из Наркосторондо, и этим, должно быть, подвел всех.
Ламмион сожалел о том, что открыл свой разум умаиа. Он не выдал ничего важного, но… не успели ли ему что-нибудь внушить? Кажется, нет, но как узнать достоверно?
Акас точно знал, что рассказал о важном. Да, после того, что Саурон узнал от остальных, и посольство, и задуманный союз так и так стали невозможными. Да, Акас не знал, как выстоял бы дальше, при непрерывной боли, сменяющих друг друга пытке и лечении Эвега… А то, что Линаэвэн будут допрашивать больше всех, было ясно с того мига, как она сожгла письмо. Сейчас же не устоял даже Тардуинэ, уже прошедший через плен, разве странно, что не устоял и он?… Все эти доводы выглядели весьма убедительным, вот только... пока Акас не представил себе, как рассказывает обо всем этом Лорду Куруфинвэ.
И снова пленники в башне возвращались мыслью к завтрашнему дню и ждали утра, что будет совершенно особым для них всех. И утро наступило — обещанием скорой, скорой свободы, мокрым свежим ветром за окном, летящим из-за пределов омраченных земель. Хотя их всех и не обещали отпустить сразу, с утра.
***
Тардуинэ, проведший ночь в комнате Ларкатала, смотрел на рассвет иначе. В эту ночь он хотел оставить сомнения: он вспоминал свое бегство из Ангамандо, радовался тому, что вновь уйдет из плена, пусть и иначе, чем в первый раз. И новый день стал для нолдо временем решения. Он… не мог уйти, оставив Таурвэ. Поэтому когда наступил час, и к нему пришли, Тардуинэ сказал, что остается здесь, в плену.
***
Едва забрезжил свет, спящего Тандаполдо, одетого в рванье, испачканного землей, покрытого царапинами и ссадинами, погрузили на конные носилки и вывезли прочь из крепости. Это видели все эльфы, что могли смотреть в окна.
Тандаполдо довезли до края Таурэ Хуинэва, там его разбудили и незримо проводили до безопасных границ. Пусть идет. Он никому не сможет сказать, что Север о чем-то узнал, он будет гордиться собой и презирать тех, кто оказался слаб. Но где-то очень глубоко внутри себя он будет знать, что все это ложь, что он не прав и виновен…
***
Тандаполдо проснулся у края леса. Как он оказался здесь? Ведь он был на Тол Ракова… Видимо он сумел бежать, но он не помнил, как - позади оставался ужас и мрак. Он блуждал по проклятому лесу? И уцелел? Вот почему он не мог даже вспомнить побег или что было с ним в плену. И все же он спасся - это было счастьем. Он выбрался и мог вернуться к своим… Выбрался, но куда идти дальше? Обратно, в Наркосторондо? Ведь если он сумел бежать, за ним никто не следил.
И эльф побежал на юг. Он бежал так далеко, как позволяли силы, а потом в изнеможении упал и снова начал думать о том, куда ему идти. Примут ли беглеца назад? Он сам… Да, если бы не Государь, он сам смотрел бы с подозрением на Тардуинэ с Таурвэ и счел бы их угрозой для безопасности города. Нет, его примут — он жил здесь, он знает эти земли, и он ничего важного не выдал. Однако эта мысль вызвала в эльфе какой-то неясный холод. Что-то было не так.
После кошмаров Таурэ Хуинэва память подводила. Тандаполдо сжал зубы. Он же был в плену у Саурона, и в то время… Нет, он не мог поклясться, что Саурон ничего через него не выведал. Обдумав все, нолдо понял, куда ему должно идти — в Хитиломэ. Чтобы передать то, что поручил ему Лорд Артарэсто, и рассказать, что посланные оказались в плену. Конечно он ничего не выдал Темным, но другие… Тандаполдо не мог быть уверен, что все они выдержат.
***
В скором времени из ворот выехал всадник, прижимающий к себе ободранного, спящего Морнахэнду. Разбудили его близ Эред Вэтрин, не скрываясь.
— Ты хорошо послужил Северу и заслужил свою награду. Ты предал сам и уговорил многих на предательство. Ступай и помни, кто теперь твой хозяин.
Морнахэнду очнулся в ужасе, но еще страшнее было сказанное ему… Многого он не помнил. Он перенес пытки и оказался слаб. Сначала молил Темных о пощаде, а потом сдался сам и к тому же призывал товарищей. А Тандаполдо верил в него, говорил, что он сильнее, и Ларкатал тоже. Да, это было правдой, то, что говорил Темный… И эти слова тоже? «Помни, кто твой хозяин»… Неужели он мог?.. Побелевший нолдо отшатнулся так, что упал, ударившись о камень.
— Разве я… принес присягу Северу? Я не помню этого, — не помнил, но… Ужас и Тень оставались за его спиной. И умаиа с усмешкой предложил повторить присягу, раз эльф ее забыл.
Ужас был позади и впереди Морнахэнду, и идти ему было некуда — он уже присягнул Северу. И нолдо побелевшими губами произнес — повторил, как он считал - клятву служить Владыке Мэлькору…
Волк с удивлением поднял голову, также с удивлением голову подняли и другие умаиар Волчьего Острова, почувствовав клятву Тьме. Довольно усмехнулся Владыка Севера, добавив еще одну душу в свою копилку. Воистину Маирон был одним из лучших его приобретений.
***
До завтрака Волк пришел к Хэлйанвэ. Время, что было дано фэанорингу на раздумье, истекло.