Страница 16 из 203
Слушая умаиа, Нэльдору было так трудно сдерживаться, что он сам не заметил, как вскочил на ноги и, сжал кулаки:
— Саурон, — обращение прозвучало в точном соответствии со смыслом*(1), — вас всех еще отблагодарят за все… — но нолдо вспомнил, что других будут мучить за его слова, и осекся. Взяв себя в руки, Нэльдор продолжил: — Да, мне в самом деле не до наблюдений, — эльф говорил через силу, горше прежнего понимая, что недаром никто не согласился идти в гости к врагу, и его товарищи, оставшиеся в подземельях, наверняка ничего не выдали. А он пришел к Саурону, согласился есть с рук и привел за собою Ламмиона и Линаэвэн, а после открыл врагу то, о чем нужно было молчать… — Мне не до звезд сейчас, а ты хочешь, чтобы я за это наблюдение рассказывал тебе то, что тебе хочется узнать… Я откажусь от такого… предложения. И если это мой выбор, а не принуждение, ты не станешь карать других за мой отказ.
Волк, откинув голову, смотрел на Нэльдора. Умаиа не любил имени, которым его прозвали нолдор, имя на тиндарине было куда приятнее*(2), можно сказать, даже льстило. Но выражать недовольство Волк не стал — не время еще. Впрочем, ответить он тоже не успел: тэлэрэ прикрыла глаза, сцепила пальцы, глубоко вдохнула, выдохнула… и, не дав Маирону времени на ответ, заговорила дрожащим голосом:
— Благодарят за бескорыстный дар, сделанный на радость, на благо. Не за то, что делают ради собственной выгоды, не за то, что делятся отнятым у других, и не за то, что причинили меньше зла, чем могли бы, — и только начав отвечать, Линаэвэн подумала, что, быть может, Саурон и не издевался? Больдог гордился тем, как низко он пал, Саурон может считать свои действия справедливыми и заслуживающими благодарности. Но он же аину, он же должен понимать… И тэлэрэ продолжила. — Ты пришел в мир много раньше меня. Ты хорошо знаешь, что такое дар и что такое благодарность, что такое радость и что ее приносит. Ты знаешь это в глубине своего сердца, даже если хочешь это забыть и лжешь самому себе.
Выслушав обоих пленников, Маирон спокойно выпрямился и заговорил так, словно отчитывал щенков:
— Ты, Нэльдор, во всем винишь меня, хотя тебе я ничего не сделал. Ты обещал быть гостем, и Ламмион с Безымянной разделили твой выбор. Они не сказали, что не пойдут, не отвергли приглашение быть гостями. Они были рады, что хоть еще ненадолго пытки отсрочены, что грязь многих дней омыта, что одежда чиста. Но вы решили обмануть меня, пытаясь напасть, или бежать. И за то были справедливо наказаны: лишь за вероломство и гордыню, ни за что иное. А теперь едите и пьете за моим столом, и при этом поносите меня. У вас очень странное представление о благородстве, примерно такое: что бы мы ни сделали, мы чисты, виновен лишь Враг. Но это ложь. И в доказательство после ужина я поведу тебя, Нэльдор, смотреть на звезды и не буду спрашивать о тайнах, как не спрашивал и до сих пор. Но вряд ли в тебе и тогда проснется хоть простейшая благодарность. А ты, дева из Нарготронда, чье имя уже тайна, ты ловко играешь словами. Я не буду вступать с тобой в скучную полемику, например, есть ли твоим спутникам за что благодарить тебя или Нэльдора. Но в основе твоих суждений лежит не справедливость, а ненависть ко мне и установка, что вы поступаете хорошо, просто по тому, что вы Светлые (как вы о себе считаете), а я всегда поступаю плохо, просто потому, что я Темный.
Эльфы были возмущены словами Саурона, и, пока Нэльдор призывал себя к спокойствию, снова заговорила Линаэвэн. Воины защищали ее в схватке, заслоняли собой во дворе, здесь же она, как старшая, должна была прикрывать Нэльдора.
— Доводилось ли тебе встречать эльдар, что поверили бы в твою честность и доброту? А раз нет, так к чему этот невинный вид, словно это ты дева из Нарготронда? — Линаэвэн глубоко вздохнула, пытаясь немного успокоить себя. Хотя бы для этой беседы… Хотя бы пока не случилось еще чего-то ужасного. — Я считаю твои слова насмешкой, но попробую поверить, что аину может в самом деле не понимать, как его слова смотрятся со стороны, и объясню. Первое. Эта ванна, эта комната, эти книги и трубы не твои. Ни по праву творца, ни по закону. Ты захватил их у моих родичей, перебив мастеров, книжников, жителей. И потому все, чем мы пользовались, наше по праву. Мы взяли малую часть того, что и предложили бы нам на Тол-Сирион, не захвати ты эту крепость.
— Если данное мною, это ваше по праву, то отчего же лишь вы трое согласились воспользоваться отдыхом, ванной, едой? — усмехнулся Волк. — Не пытайся рассказать «правду» о том, что именно я имел в виду, Безымянная. Или ты хочешь, чтобы мы соприкоснулись разумами и ты убедилась в том, что оболгала меня, Светлая?
Линаэвэн понимала: не стоило рассчитывать на то, что ей удастся в чем-либо убедить Саурона. Если бы умаиа мог прислушаться к словам пленников, он не оставался бы слугой Моринготто. Но пока они вели речь о праве и других отвлеченных вещах, а не о картах, время шло… А там можно будет сослаться на то, что уже поздно, и они с Нэльдором устали. Конечно, после отдыха наступит завтра, но… завтра и нужно будет заботиться о завтра, а пока нужно было выстоять сегодня. Сейчас же Саурон так грубо и явно попытался подловить ее, что Линаэвэн почти удивилась.
— Нет, я не открою тебе свой разум, чтобы доказать или выяснить что-либо, — ответила дева. — И да, почти никто из моих спутников не согласился на твое гостеприимство, не желая быть пойманным на словах, как был пойман Нэльдор. Но ты представил все так, что отдых и еда выглядели словно бы данными нам как поощрение или награда, и я не поняла вначале суть твоего жеста. А суть проста: вначале отнять, затем вернуть малую часть отнятого и назвать это милостью. Накорми того, кто сам был не в силах найти пропитание, без требований платы или службы, и я назову это милостью. Но мы не нуждались бы в воде и отдыхе, если бы твои орки не захватили нас и не гнали без передышки. Ты выдаешь за награду то, что выпустил пленного из камеры, будто не сам заключил его туда; то, что отсрочил пытку, которая без тебя и не грозила бы никому из нас. Ты не дал нам ничего, чего бы у нас не было прежде, но только отнял: за что же тебя благодарить?
Маирон без тени гнева, спокойно смотрел на деву: давать отповедь ему, Повелителю Волков, было опрометчиво. Такое Маирон терпеть не стал:
— «И да, почти никто из моих спутников не согласился на твое гостеприимство, не желая быть пойманным в словах, как был пойман Нэльдор…», — процитировал Волк. — Ты имеешь в виду, что Нэльдор самый молодой и глупый из всех? — продолжил Маирон мысль Безымянной. — А ты, как его старшая сестра, отправилась с ним, чтобы присматривать и помогать несмышленышу. Слышишь, Нэльдор? У тебя теперь есть названая сестра. — Волк отставил пустой кубок и размял плечи. — Твои обвинения, Безымянная, нелепы. Ты или глупа, или продолжаешь жить в мире, в котором не существует войны. Ах да, ты же из Нарготронда. Но мы воюем, и ни ты, ни я не можем это изменить. По праву силы эта крепость, эта пища, да и вы сами, принадлежите мне. Так же, как и вам принадлежит все, что вы отвоевываете или захватываете. Но несмотря ни на что, я пытаюсь быть добрым к вам. Хотя и вижу, что ты это не способна оценить.
— Нет никакого «права силы», — ответила дева. — Я бы не удивилась, скажи такое орк, но мне странно слышать подобные слова от аину.