Страница 155 из 203
— Ты хотел меня видеть, эльф? — спросил умаиа и запустил пальцы в раны Тардуинэ, и заставляя того кричать. — Может, поговорим после? Повелитель согласился выслушать твои мольбы. Смотри, от того, как ты будешь просить, зависит, как я буду лечить.
— Если мольбы помогут, и он их услышит… — с горечью ответил Ларкатал и посмотрел на Эвега. Приходилось говорить с целителем при орках, но эльф решился. При этом старался говорить так, чтобы Эвег понял, а орки едва ли: — Отпусти Тардуинэ. Чего ты боишься, скрывая страх за жестокостью? Того, что тебя увидят? Но если я увидел тебя, узнал, узнают и другие: это неизбежно. Ты не ответил, чего хочешь от меня именно ты… а я, возможно, даже будучи пленником, могу сделать кое-что для тебя.
Умаиа не ответил.
Тардуинэ было горько, что стойкий Ларкатал был готов молить Саурона, но сказанного Эвегу он не понимал. Орки отстегнули Ларкатала, у которого уже все тело затекло, от кресла и повели к Повелителю Волков.
***
Волк ждал Ларкатала все в том же кабинете, удобно развалившись в кресле. Когда эльф вошел, Маирон не произнес ни слова, глядя на нолдо. Маирону было интересно посмотреть на то, как Ларкатал будет выкручиваться.
Эльф вздохнул. Саурон не был настроен на беседы, он ждал мольбы и унижения. И воин сказал примерно то, что и Фуинору:
— Ты говорил, что я слишком горд. Если, чтобы помочь моим товарищам, нужно, чтобы я отказался от гордости, я сделаю это. Я буду умолять тебя, могу согласиться готовить или убираться на кухне, в ванной, — эльфу было противно заниматься такой работой, но то, что творилось с товарищами было куда хуже… И Ларкатал перешел к самому важному. — Скажи, ты действительно был готов отпустить часть пленников без условий? Возможно… я ошибался, и сильно.
— Мне не нужно твое унижение. Можешь оставить его при себе, — холодно отозвался Маирон. — Про пленных я говорил тебе серьезно, и первый уйдет завтра же утром. Но ты ясно дал мне понять, что тебе это не интересно.
— Я не поверил, особенно, когда ты прибавил требования рассказать, — не обвиняюще, а серьезно ответил Ларкатал. Он пристально смотрел в глаза Саурона.
— Если ты можешь отпустить пленных, и один уйдет завтра утром, несмотря на мой отказ… — медленно произнес эльф. — Возможно, я допустил большую ошибку, за которую расплатились мои родичи. Ведь ты… стал пытать их, чтобы я передумал… — нолдо поступал, как считал верным, исходя из того, что понимал. Горько было осознать, что это было напрасно, и у Саурона мог быть шанс. Но пытать родичей, чтобы добиться своего… это не поступок того, кто мог бы повернуться в другую сторону. — Я могу отказаться от своего решения и говорить с тобою… только ответь: если я поступлю так, что это для тебя изменит?
Волк смотрел в глаза Ларкатала и чувствовал, что для нолдо это решение дается непросто.
— Я не приказывал их пытать, — уронил умаиа. — Неужели тот, кто это придумал, не похвастался тебе? *(1) — Волк был ранен. И он задумчиво подбирал слова, чтобы описать себе состояние. Ведь он впервые испытывал такое чувство. — В прошлый раз ты презрительно молчал в ответ на мои слова, не будет ли теперь справедливо молчать мне?
— Не приказывал… — удивился Ларкатал. — Я полагал, происходящее здесь, кроме каких-нибудь выходок орков, исходит от тебя. А молчал я не из-за презрения.
— Ты думал? Коротка же память эльфов, — Волк говорил Ларкаталу раньше, что не может вечно обманывать других умаиар, просил эльфа просто не выказывать враждебности, говорил, что если Ларкатал не будет хотя бы изображать гостя, пусть даже ни о чем не говоря с Маироном, то пленников начнут допрашивать. Но Ларкатал ответил надменно на все его крайне добрые попытки помочь, и ушел от него… в застенки.
Ларкатал качнул головой. Странный был это разговор, очень странный.
— Я понимаю, что других могли допрашивать потому, что таковы приказы из Ангамандо; но их ни о чем не спрашивали, — отозвался эльф; в голос Ларкатала прорвалась мука, хотя он и старался держать себя в руках. — Зачем их терзали и заставляли причинять друг другу боль, если не для того, чтобы заставить меня передумать?
— Для того, чтобы задеть меня, — Волк одним сильным движением поднялся из кресла и подошел к окну. — Я говорил тебе. Я предупреждал. Эвег следит за каждым моим шагом. И если я выделил тебя среди гостей… — Волк засмеялся, поняв, что сам попал в старую, как мир, ловушку, показал, кто ему дорог, где больное место. — Кто же знал, что ты откажешься от всего, уйдешь в подземелье? Но ты ушел. И я запретил тебя трогать, это я еще могу. А Эвег поступил хитрее: он не трогал тебя, но все равно заставил ненавидеть меня. Или ты не проклинал меня эти часы?
Маирон развернулся и пристально посмотрел в глаза эльфа.
Ответ был неожиданным. Мысль, что за Сауроном могут следить, не пришла бы в голову Ларкаталу (хотя еще в начале умаиа говорил об этом, Ларкатал пропустил его слова мимо ушей). Зато нолдо знал другое: Эвэг был не такой, как все Темные, не просто умаиа, а значит, он мог быть исцелен, и нолдо отдавал ему, что мог… хотя Эвэг и ненавидел его. За то, что Ларкатал знал правду, за то, что задел за живое. Однако, похоже, этот Эвэг ненавидел и Саурона. Который старался сделать не раз для Ларкатала… многое. Как считал нолдо, только ради того, чтобы заполучить его в свою собственность. Но что если нет?!
— Да, проклинал, — ответил Ларкатал. — Так Эвэг намеренно создавал впечатление, что за этими пытками стоишь ты… — впору было то ли плакать, то ли смеяться. Он встряхнул головой и ответил умаиа столь же пристальным взглядом. — Все же… ответь, если я передумаю, что это изменит для тебя?
Как-то глупо было стоять в своем кабинете и играть в гляделки с эльфом. Маирон отвел глаза, не скрывая ничего, не сдаваясь — просто отвел.
— Этот Эвег тот еще гаденыш, — как-то устало скривил губы Маирон. — Если ты передумаешь? Надо же, как щедро. А я думал, это я отец даров… Не знаю, что это изменит. И мне не нужны твои подачки. Возвращайся в свою старую комнату, я скажу, что ты снова мой гость, и больше перед тобой никого мучить не будут.
Ларкатал потер виски. Он мог очень ошибаться раньше, мог согласиться сейчас на то, что обернется неприемлемым. Но…
— Просто вернуться в комнату? — спросил нолдо. Это было непохоже на те выводы, что он сделал (нолдо не помнил, что Саурон уже делал ему такое предложение до начала допросов: живи в своей комнате, делай вид, что ты мой гость; только тогда Ларкаталу обещали, что никого из его спутников не будут трогать, а теперь лишь что он сам не будет присутствовать на допросах, большего сделать уже было нельзя). И потому нолдо начал говорить так, как не заговорил бы раньше. Как мог бы говорить с Эвэгом… или с тем же Сауроном вначале. — Перед тем, как я ушел в подземелье, я спрашивал себя, не хочешь ли ты удерживать меня как… свою собственность. И от того я поставил условие: отказаться от угроз моими родичам. Если бы оно было выполнено, я был бы с тобою свободно. Но отдавать тебе себя и самое важное, что есть у меня… словно бросая в бездну, которая не наполнится, мне видится недопустимым; и поступив так ради любой цели, я перестал бы быть собой. Но если я ошибался, если речь шла об ином, и ты счел причиной отказа мою гордыню… — Ларкатал не знал, как отреагирует умаиа. Возможно, и гневом.