Птичка в клетке

— А мой отец? Ты знаешь, что с ним? А дети Андала и Лотэн? Они тоже спаслись? — против воли сердце Марта бешено стучало, уже даже не в груди, где-то ближе к горлу.

Вэрйанэр видел, что услышанное все же оказалось важным для Марта.

— Да, мы воюем. И мне не забыть гибели ни родичей, ни атани; и да, глупо и горько, что ты теперь по другую сторону. Но… хорошо, что есть кому помянуть Андала. Хотя бы здесь, в этой крепости. Его обоих детей удалось спасти, и они в безопасности, хотя мальчик от огня ослеп. Что до твоего отца… Андал его разыскивал, но не нашел. Кажется, ваш отец скрылся в лесах. но туда сейчас не пробраться. Скорее всего, он погиб или попал в плен. — Нолдо не беспокоился о том, как для атана прозвучат эти слова.

Март дернулся от слов эльфа, как от пощечины. А чего он ожидал? Конечно же, нолдо превратил свой ответ в насмешку «хорошо, что я здесь и могу помянуть твоего брата — сам ты не достоин его имени и памяти». Горец вспыхнул и вскинул голову, но промолчал и дослушал до конца.

— Спасибо за твой рассказ, Вэрйанэр, — Март развернулся и отошел. Никто не должен видеть его предательски блестящих глаз. Он не доставит Вэрйанэру такого удовольствия.

— Я полагал, ты хотел бы помянуть брата… — с долей недоумения произнес Вэрйанэр в спину атана. А потом подумал: возможно, Март способен хотя бы устыдиться того, что служит врагам своих родичей.

От слов нолдо беоринг снова дернулся, хотя стоял уже спиной к эльфам. Потом развернулся и, тщетно стараясь держать себя в руках, ответил:

— Я знаю, что ты меня презираешь, но как у тебя хватает… души издеваться надо мной, говоря о моих убитых близких, тем более, если они были и тебе знакомы!

— Март, — отозвалась Линаэвэн, — никто не думал издеваться над тобой.

— Как бы я к тебе не относился, гибель твоего брата никак не повод для издевки, — ответил Вэрйанэр. Ему на ум пришла странная мысль… или не странная. Ведь он уже думал, что заколдована вся кухня. — Линаэвэн, ты из-за чар слышала обвинения там, где их не звучало… — тихо сказал деве Вэрйанэр. — Что, если и Март так же?

Март недоверчиво посмотрел на эльфов, не зная, что ответить: кажется, сейчас они говорили искренне, но говорили глупости. А Линаэвэн вздохнула: вряд ли у Марта есть нечто подобное заколке, скорее, это колдовство на нем самом.

— Я только хотел сказать, — возразил Вэрйанэр, — что мы могли бы помянуть Андала, и что… хорошо, что ты, его брат, теперь получил о нем вести. Несмотря на все. — Нолдо не знал, как бы он ответил, если бы Март и впрямь стал хвалить орков или бранить брата, сражавшегося за эльдар. Впрочем, теперь нолдо старался сдерживать себя при Марте в любом случае: ради Линаэвэн.

Марту было трудно поверить в искренность эльфа. Беоринг слегка наклонил голову, глядя оценивающе.

— Хорошо, — наконец решился Март. — Мы можем совершить тризну вечером, — не сказать, что Марту это было приятно: одно дело поминать павших вместе с Линаэвэн, доброй, но обманутой, привыкшей тоже всем лгать, но таков был народ, окружавший ее, испорченный Валар. И другое дело: поминать близких вместе с Вэрйанэром, ставшим врагом более осознанно… но он был тоже другом брата. И нехорошо было отказать в последней памяти.

Теперь Линаэвэн увидела, что Март мог относиться к Вэрйанэру лучше, чем вначале, и они с Вэрйанэром, в самом деле, могли вместе совершить тризну по Андалу. Может быть это станет надеждой, залогом того, что Март уйдет от Тьмы. Но сейчас тэлэрэ должна была расстаться с родичем: ведь они могли встречаться только на кухне.

Завтрак был завершен, все, кто работал на кухне, разделили пищу там же, после чего эльфов развели по комнатам.

***

Когда над Волчьим Островом занялось утро, для Ларкатала начался пятый день в плену. Эльфа вернули в застенок, завязав ему рот кляпом; а Ароквэна закрепляли в той же раме, что и вчера, и воин рвался из лап орков, и из этой конструкции, со всей силой, с какой только мог. Его принуждали снова калечить родичей… и он сам, и Ларкатал были от этого в ужасе.

Когда приготовления были завершены, в камеру вновь ввели Акаса, усадили в кресло, и приготовили пальцы фэаноринга к переломам.

— Ты знаешь, что надо делать, Ароквэн, — широко ухмыльнулся орк, и пытка началась.

Акасу было страшнее не повторение пытки, но то, что палачом принуждают быть родича.

— Орк… — заговорил было Акас, но передумал и все же не стал ни о чем просить.

Ароквэн понимал, что уступать нельзя; а это означало продолжение кошмара… Нужно было сломать этот страшный цикл, но это было невозможно, и эльфа сделали словно частью пыточной машины. Все что смог сделать Ароквэн, это, опуская руки, устремиться разумом к Акасу, стараясь снять боль товарища…

Эльфы потешно дергались, но ничего не могли поделать. И Ароквэн снова решительно опустил руки, ломая пальцы Акаса. Больдог стремительно потянулся своей волей в брешь приоткрывшегося Ароквэна, желая не нащупать что-то, так хоть напугать эльфа, отучить его пытаться помочь своим. И в самом деле — узнать ничего не узнал, но помешал.

— А если никто из нас так и не ответит, тебя как накажут? — хрипло спросил Акас.

— Ты не тревожься за меня, голуг, — орк стал скручивать пальцеломалку (нельзя с такими тонкими костями много играться, так и покалечить недолго, а без особого повеления Волка никого калечить было нельзя). Но зато руку можно было сломать выше: от запястья до локтя, и при том сломать эту руку дважды, сначала одну кость, потом другую. — Давай, Ароквэн, у нас с тобой сегодня еще много работы. Вишь, фэноринг начал подавать голос, давай его дальше дожмем.

Ларкатал, не имея возможности говорить через кляп, сделал знак Эвегу подойти. Творившееся было хуже, чем просто пытка, потому что грозило не только хроа…

— Я… я скажу кое-что, но лишь при одном условии. Никого из нас больше не поставят в такое положение, когда один вынужденно причиняет боль или вред другому и не может избежать этого.

— Ты просишь очень многого, — возразил целитель, радостно сверкнувший глазами. — Тебе придется отдать не меньше. Расскажи все, что знаешь о цели вашего посольства, и тогда ты получишь, что хочешь, — Эвег неожиданно для себя самого наклонился близко к уху пленника и прошептал: — Только пусть Маирон поклянется тебе.

«Я это делаю только для того, чтобы пленник поверил мне, чтобы доверял, и я мог вытягивать из него знания и дальше», — уверял самого себя Эвег.

Ларкатал сжал зубы, опустил голову. Отдать не меньше… Цель посольства — он знал о ней, хотя и без тех подробностей, что были изложены в письме и были известны только Линаэвэн. Было опасно говорить о том, но… фэа Ароквэна грозила опасность. Лорд Наркосторондо уже не впервые опускал руки, зная, что от того кости Акаса будут сломаны.

— Спасибо за предупреждение, Эвэг, если так тебя зовут, — тихо отозвался Ларкатал. Имя «Эвег» было, подобающим человеку, вряд ли умаиа носил его всегда, но так он здесь представлялся.

— Энгватар, — поколебавшись, ответил целитель. — Так меня звали, — этот эльф благодарил его… после всего, что он делал… Как уже было когда-то… Умаиа постарался поскорее отогнать неуместную тоску.