Страница 145 из 203
Вэрйанэр постарался не выказать горечи — юноша почти ничего и не знал, но его, долго молчавшего, муками довели до согласия рассказать все.
— Однако ты можешь выбрать другого пленника, и эти три дня получит он.
— Тогда, — с удивлением произнес Вэрйанэр, считавший, что Саурон сейчас посмеется над его бесполезной откровенностью, — пусть это будет Кирион; ведь те сутки уже истекли.
— Хорошо, Вэрйанэр. У Кириона трое суток. Отдыхайте, — Волк ушел. А Вэрйанэр так и не понял, что Волк ничего не делает просто так.
***
Фуинор не пытался ничем в этот вечер подловить Линаэвэн или задеть ее. Наоборот. Фуинор пел песни о природе или что-то веселое. И что бы ни пела Линаэвэн, все принимал доброжелательно. Сейчас Фуинору куда важнее было понять тэлэрэ — чтобы потом лучше сплести заклятье специально для нее.
Со своей стороны, Линаэвэн старалась выбрать такие песни, какими ничего нельзя выдать — светлые и мирные песни Амана о небесах, о кораблях, о береге. И некоторые лэстанорские (дориатские) — ведь Лэстанорэ (Дориат) был скрыт Завесой Мэлйанны. Пела она для Марта, но слушал ее умаиа.
— В день, как явилась на землю краса,
Что удивила собой небеса,
Дочь светлой маиэ — о ней эта быль —
В Арде впервые расцвел нифрэдиль,
Белые звезды, посланцы весны,
А соловьи навевали ей сны…
Лутиэн была в безопасности от Саурона. Конечно, и о ней не стоило рассказывать много, но ее рождение и детство — не то, что могло быть полезно для Темных.
Затем Линаэвэн вернулась к своему вопросу:
— Фуинор, ты сказал, что можешь помочь одному из моих товарищей… Что ты готов сделать?
— Я поговорю с Повелителем, Линаэвэн, — ответил довольный умаиа. — Пока это большее, что я могу. Я попрошу… А о чем ты хочешь, чтобы я с ним поговорил?
— О том, чтобы один из моих товарищей получил избавление от пыток: на то время, на какое возможно, — ответила Линаэвэн.
— Я сделаю, что смогу. Хотя и ты, и любой из твоих товарищей может добиться этого сам и куда проще.
Фуинор улыбался, и Март улыбался, и было спето так много прекрасных песен. Стоял теплый осенний вечер, над ними сияли звезды. И не нужно было сейчас Марту думать о том, что внизу, в темноте и крови, сидят пленники.
Линаэвэн серьезно посмотрела на умаиа.
— Я слышала тебя, — Марту она помочь не смогла, но, быть может, поможет одному из родичей.
***
tab>К утру залеченный, вымытый и даже немного отдохнувший Морнахэнду сидел в кабинете перед Повелителем Волков.
— Здравствуй, Морнахэнду. Ты передумал, как я вижу? — Волк приподнял бровь и выглядел доброжелательно.
Нолдо вылечили уже без муки, и когда Эвэг ушел, он со стыдом думал, что все же оказался слаб: не выдержал и согласился вернуться в гости после отказа.
— Здравствуй, — произнес эльф. — Да, я передумал. Сейчас я буду у тебя в гостях один?
— Нет, ты не один. Но… ты у меня особый гость. Как только я увидел тебя, сразу понял, что ты особенный. — Это была правда: еще в начале Маирон подумал, что этот эльф послужит его планам и принесет волю Мэлькора всюду, куда бы ни пошел. И вот, к этому все и шло. — О чем будем говорить?
— Например, о том, отчего ты считаешь меня особенным?
— Мало кто смог бы вести себя так непринужденно, как ты, после всего, что выпало на твою долю. — Волк уважительно кивнул и разлил травяной отвар по чашкам. — Ты понял, что тебе нет нужды терпеть, и ты поступил разумно. Без лишней патетики, гордыни, заносчивости. Ты принял то решение, которое тебе было нужно.
Морнахэнду вовсе не считал, что он поступил разумно, он считал, что проявил слабость. Но не говорить же об этом Саурону. Нолдо отпил чая. Хоть прислуживать не согласился, и то хорошо…
— А кто, кроме меня, сейчас у тебя в гостях? Быть может, мы можем встретиться?
— Ты стоишь с трудом, тебе не до встреч, — мягко качнул головой Волк. — А с Вэрйанэром и Ламмионом ты сможешь встретиться позже. Линаэвэн тоже здесь, но она гость моего повара. Еще есть Нэльдор… Не знаю, правда, к кому его отнести. С одной стороны, он рассказал все, что знал, и мне больше не о чем его спрашивать, с другой стороны, он и не гость вроде…
— Не гость. Пленник. Просто его больше не пытают, — произнес Морнахэнду, и его голос против желания дрогнул.
— Ты тоже можешь избежать любых пыток впредь, — заметил Волк. — Я знаю достаточно о Наркосторондо, расскажи мне, что ты знаешь о вашем посольстве, и тебя больше не тронут.
— Нет, — отрезал эльф. Да и в то, что умаиа много узнал о Наркосторондо, Морнахэнду не верил. Саурон спрашивал о том же, о чем прежде Эвэг, но если Саурон играет в гостеприимство, он не станет переходить к пыткам. — Представь себе, что ты оказался бы на моем месте, в плену у тех, кто сильнее тебя. На что бы согласился ты?
— А ты правда думаешь, что ваше посольство к Кириамо так важно? Я бы молчал там, где необходимо, но зачем молчать там, где в этом нет необходимости? Ты ведь мало что знаешь о посольстве, основное знание было в сожженном письме, его содержимое известно лишь Линаэвэн. Твой Лорд, конечно же, сказал тебе что-то… но это лишь крохи. Ответь, что ты знаешь об этом задании, и тебя больше не будут пытать. Даже о Наркосторондо больше не спросят. Обещаю. И более того… ты своими ответами защитишь Линаэвэн. К чему мне будет спрашивать ее о том, что мне и так известно?
— Это не защита, а подсказка, о чем ее лучше допрашивать, а о чем нет смысла. И если посольство не важно для тебя… может быть, ты вовсе прекратишь допросы? — Морнахэнду знал, что Саурон никак не согласится на такое, но слишком уж груб был обман. Очевидно было, что умаиа хочет знать о посольстве все.
— Разве я говорил тебе, что мне не интересно ваше посольство? Я говорил, что не думаю, что оно так важно, чтобы тебе ради него терпеть пытки себя и товарищей. Ты пережил малую толику, ты хочешь, чтобы все это пережила Линаэвэн? Я думал спросить ее о трех вещах: о дороге, о том, что хотели Лорды от этого посольства, и о том, что было в письме. Теперь необходимость говорить о дороге отпала. Ты можешь избавить Линаэвэн и от второго допроса.
— Это не облегчение, — качнул головой Морнахэнду. — И… ты упрекал нас, что мы не ведем себя как гости, а ты ведешь себя как хозяин, выспрашивая тайны?
— Я предлагаю тебе, Морнахэнду, защитить Линаэвэн. Ведь это, кажется, был твой долг. Но… если ты предпочитаешь спокойно бездействовать, пока ее допрашивают… Это твое право. Как я и сказал: ты особенный. Ты… больше думаешь о себе, чем о других, и это… разумно.
Морнахэнду пил отвар и смотрел вниз. Да, он не был сильным, но кем его считал Саурон, если думал, что пленник выдаст все, что знает, чтобы его не звали думающим только о себе?
— Верно, ты считаешь меня глупцом, вопреки словам о разумности, раз говоришь так. Ты же будешь допрашивать до тех пор, пока тебе не ответят на все. От того, что тебе известно, не зависит, долгими ли будут пытки: все зависит от стойкости того, кого будут допрашивать. И даже если останется всего один вопрос, ты все равно будешь пытать, пока тебе не ответят… А каждый наш ответ дает тебе повод для новых вопросов. Полагаешь, я так наивен, что не понимаю этого?