Беломорье

— Потому что ты на царской службе, а то — толстосумы, — пояснил басок, — что с них возьмешь? Пошли назад. Еще в драку полезут, честь мундира уронишь…

Туляков ожидал стука в дверь, однако шаги удалились. «Пронесло!» — облегченно вздохнул он. Вскоре убрали трап, вновь затарахтела машина, заработал винт, и «Королева Ольга», дав задний ход, плавно отошла от пристани.

В дверь каюты Тулякова постучали два раза.

— Ну, спасибо купцам, — зашептал помощник капитана, проходя в каюту. — Мне у ищеек провожатым довелось быть. Услужили нам купчики…

— Как же вы из Сороки в город выберетесь? — И, посту

кивая пальцем по костяшкам кулака, моряк стал что-то подсчитывать. — Дней через пять пройдет на Архангельск «Кереть». Старший механик на нем свой человек. Как сядете на пароход, разыщите его. Скажите: «Марья Ивановна благодарит за чай и леденцы». Парень вполне меня заменит.

Когда показались разноцветные кубики сорокских строений, отделенных устьем реки от приземистых построек завода, пароход загудел и остановился. Вскоре, подкидываемая мелкой волной, к нему подошла лодка с высокими бортами. Только сойдя на берег, Туляков спохватился, что забыл в каюте свои пожитки. «Пожалуй, это к лучшему, — подумал он, — теперь меня повсюду примут за местного жителя».

Через реку Выг тянулся плавучий мост. Перейдя на заводской берег, Туляков решил прежде всего зайти к Власову. Приличный костюм, перекинутое через руку пальто и мягкая шляпа превращали Тулякова в солидного интеллигента. «Пусть думают, что школьный инспектор», — решил он.

Услужливый мальчуган довел его до школы; там у самого входа пилили дрова молодой мужчина в сатиновой рубашке и женщина. Бородка, длинные «под попа» волосы и брюки навыпуск свидетельствовали, что он не из рабочих. «Учитель с женой», — догадался Туляков.

— Учитель Власов? — и, когда пильщик утвердительно кивнул головой, Туляков добавил: — Хотелось бы поговорить наедине.

— Я вас слушаю, — сухо произнес он. — Моя жена не помеха.

— Я по поручению Тулякова, — тихо проговорил Туляков и не удержался от улыбки.

Хмуря выгоревшие от солнца брови, Власов оглядел подошедшего с головы до ног. «Небольшие серые глаза, скуластый, усов и бороды нет, — по лицу как будто рабочий, а по костюму не то».

Он с явным подозрением рассматривал добротный, малопоношеный костюм и выглядывающие из-под брюк русские сапоги. «Армейские сапоги? Определенно, переодетый шпик!» — решил учитель.

— Кто такой? Я такого не знаю.

Туляков задумался. Как доказать, что он не Арбузов, как значилось в паспорте, а действительно Туляков?

— Может, вы проведете меня к Ивану Никандровичу?

— Это не трудно, — настороженно глядя на Тулякова, пожал плечами Власов, — любой ученик знает старика.

Молча, не говоря ни слова, учитель довел Тулякова до маленького домика, из трубы которого вился дымок. На пороге сидел старик и чистил рыбу.

— Я Туляков. Заехал, чтобы повидаться с вами.

Судя по выражению лица пилостава, Туляков догадался, что учитель, стоявший сзади него, делает старику какие-то знаки.

— Фамилия очень интересная, — оживился старик, подобно учителю недоверчиво рассматривая пришельца. — Только мы в глаза вас не видели. Вот загвоздка какая!

— Дайте бумагу и карандаш, и я повторю вам свое последнее письмо.

— Вот дельно! — обрадовался старик. — Сейчас принесу!

Приладив бумагу к стеклу окна, Туляков начал писать.

Он хорошо помнил содержание своего последнего письма пилоставу. На пятой строке старик ласково вынул из его руки карандаш.

— Не трудитесь больше, Григорий Михалыч, и на нас не серчайте. Заходите в избу. Такие теперь настали времена, что у своего дома с хорошим человеком не переговоришь.

В комнате обрадованной встречей старик положил недочищенную рыбу на стол, затем спохватился, что пачкает стол, перекинул ее на лавку и, уже совсем смущенный, сбросил на пол.

— Кругом беда! И стол замарал и скамью перепачкал, а теперь Надежда за пол поругает, — смеясь махнул он рукой. — Вот уж не ждала вас, Михалыч, не ожидали. Не думали, что увидим вас. Смекаю, сбежали?

Туляков утвердительно кивнул.

— В Питер пробираетесь?

— Туда. А по дороге к вам заглянул…

— Правильно… Вот это правильно! Большую радость нам доставили! Не знаю, с чего и разговор начинать.

Открылась дверь, и в комнату стремительно вошла девушка.

— Батя, а ведь Васька… — начала она и осеклась, увидя незнакомого человека.

— Знакомьтесь, Григорий Михалыч, моя дочь Надежда. Свой человек. Займись-ка скорее варкой, — и внушительно произнес — Это товарищ Туляков.

По лицу девушки Туляков понял, что в этом доме его имя пользуется уважением. Торопливо дочищая рыбу, Надя не спускала с него взгляда, полного любопытства и откровенного восхищения.

Начался тот сумбурный разговор, когда люди спешат рассказать друг другу как можно больше. Вскоре сварилась рыба, и все сели к столу. Но и за столом не умолкал разговор. Поэтому уже к концу обеда у Тулякова сложилось довольно полное представление о заводе и о проделанной товарищами работе.

— Запомните, в кого я теперь превратился. — Туляков достал паспорт. — Пусть я буду…

— Родственником моей жены, — заглянув в паспорт, сказал Власов. — Ее девичья фамилия тоже была Арбузова. Вас можно будет выдать за двоюродного дядюшку. Приехал, мол, погостить к племяннице…

— Не стоит ваших шпиков вводить во искушение. Свяжутся с Архангельском, а там найдется мой двойник, утерявший паспорт. Лучше уж мне как-нибудь отдельно устроиться!

— Куда ни заберись — на завод или в село, а о приезде нового человека все равно будет всем известно, — в раздумье проговорил Никандрыч, нарезая к чаю белый хлеб. — Придется в избушку вас запрятать!

— Раз в избушку, то не откладывая…

Взвыл заводской гудок, означавший конец дневного перерыва.

— Ну, я к рамам, а Николаич да Надюша вами займутся, — торопливо попрощался пилостав. — Они вас в избушку доставят, а вечером все в бору встретимся.

Некоторое время спустя Надя снесла в лодку все необходимое для жизни в лесу и, выждав момент, когда на улице не было прохожих, отчалила от берега. Власов довел Тулякова до пустынного берега Шижни. Вскоре туда подплыла и Надя. Власов и Туляков сели за весла и погнали лодку вверх по речке. Свернув в широкий ручей, они спрятали лодку в ивняке и, разобрав поклажу, направились в лес.

По дороге учитель обстоятельно рассказал о том, что удалось сделать Федину, объяснил, почему снова застопорилась работа. После читки в общежитиях «Сна Макара» попробовали прочесть памфлет «Пауки и мухи», да чуть и не завалились. Выручил из беды Толька Кяньгин, отважно заявивший при расследовании, что нашел эту книжицу в вещах покойного отчима. Никто не пострадал, но работа кружка заглохла, особенно, когда с одним из пароходов прибыло около десятка шпиков, направленных Агафеловым на завод.

Разговаривая, незаметно дошли до болота, поросшего мелким сосняком. Пришлось прыгать с кочки на кочку, при оплошности рискуя очутиться по колено в ледяной воде. Надя рассмеялась, наблюдая, как неловко прыгает гость, не удержался от смеха и Туляков.

Судя по слою мха, покрывавшему зеленым плюшем односкатную крышу избушки, ей было не менее полусотни лет. «Видать, кто-то из хозяев спасал здесь свою многогрешную душеньку», — думал Туляков, разглядывая свое убежище, в котором даже пол и потолок были вырублены топором из лесин.

В избушке назойливо звенели комары. Надя зажгла сосновую ветку и старательно спалила свисавшую с потолка густую пелену серебристой паутины. Затем, взяв ведро, она отправилась к ручью за питьевой водой, а Власов принялся рубить сушняк, наколол дров, натаскал в запас свежих веток березняка и осинника, чтобы дымом Туляков мог выгонять комаров.

— И долго вы собираетесь держать меня здесь? — шутливо спросил Туляков, наблюдая, как раскладывает Надя по полке мешочки с провизией.

— Не торопитесь покидать нас, Григорий Михайлович, — ответил за девушку Власов. — Сегодня ребят увидите, полюбите их, как Федин полюбил. Если бы не исправник, он сейчас бы жил с нами.