Страница 21 из 30
– Проклинаю бога, который позволил тебе родиться на свет!
– Шива слишком занят, чтобы заметить твою дерзость. Наверное, у него, как и у Вишну с Брахмой, сейчас много дел.
– Убейте меня!
– И не мечтай. Мертвецы, знаешь ли, разговорчивостью не отличаются. Твоя смерть обесценит наш героический поход в клоаки.
В этот момент дворец содрогнулся. Жутко завыли трубы, загудели колокола, загремели барабаны. Тысячи и тысячи голосов слитным хором воззвали к богам.
– Что это? – Пария дернулся.
– Хоронят отравленного тобой первого министра.
– Днем? Похороны надлежит проводить на закате.
– Так велел махараджа. Он уважает нашу религию, но на народные предрассудки, если честно, ему плевать.
– Где похоронят умершего?
– В какой-нибудь пагоде. Сам понимаешь, он был важной шишкой.
Шум сделался настолько громким, что собеседники перестали слышать друг друга.
Особенно надрывались огромные барабаны-дхаки, в которые нельзя бить без специального разрешения раджи. Не отставали от них и танпура[30], изукрашенные позолотой и рисунками: музыканты столь яростно терзали струны, что заглушали даже пронзительные визги рамсинг[31], шахнаев[32] и бансури[33]. Должно быть, процессия в несколько тысяч человек, сопровождаемая солдатами, жрецами и танцовщицами, покидала дворец.
Подождав, пока грохот стихнет, маратха показал пленнику бутылку пива и сказал:
– Вот твое питье. Чтобы его получить, тебе нужно просто рассказать нам все.
– Лучше убей меня. Защититься я не могу.
– Ладно, друзья. Раз уж мы позавтракали, пора уходить.
– Вы бросаете меня? – с тревогой спросил пария.
– Нам здесь делать нечего. Мы поели, попили, теперь отправляемся спокойно покурить.
– А если крысы вернутся?
– Сам с ними справишься.
– Они меня живьем съедят!
– Правда? Что же, посмотрим. Нас вполне устроит, если они отгрызут тебе кончик носа и уши. Захочешь спать – смело закрывай глаза. Мы мешать не будем.
– Убери своих марабу, под их вопли не заснешь. Или хотя бы напои птиц.
– Тогда они сунут голову под крыло, встанут на одну лапу и сами уснут. А это не то, что мне от них нужно.
– Неужели тебе так нравятся крики вонючих падальщиков?
– Не мне же их предстоит слушать и не моим товарищам. В последний раз спрашиваю, по чьему наущению ты отравил троих царедворцев раджи?
– Уже троих? – злобно воскликнул пленник. – Завтра трое превратятся в десяток, лишь бы замучить меня до смерти!
– Поскольку того, которого хоронят сегодня, отравил определенно ты, даже не отнекивайся, значит и первые двое на твоей совести.
– Да ты сбрендил!
– Ну как знаешь. – Каммамури встал, потянулся и жестом пригласил товарищей следовать за ним.
Они перебрались в верхний подвал, куда крики марабу едва доносились благодаря мощным бронзовым дверям, одна из которых перекрывала лестничный пролет.
– Подождем, – сказал маратха, распечатывая коробку местных папирос, набитых смесью пальмовых листьев и красного табака. – Рано или поздно он сломается, какими бы крепкими ни были его нервы.
Он уже хотел было присесть на койку, когда из-за дверей, ведущих в царскую часть дворца, послышался странный вой и позвякивание железа. Трое мужчин переглянулись и схватились за оружие.
– Кажется, мастиф желает составить нам компанию, – предположил крысолов. – Наверное, бедное животное обезумело от похоронной музыки.
– Точно, – кивнул раджпут, – это один из наших мастифов.
В эту минуту дверь, не запертая на засов, распахнулась и на пороге появилась Сурама. На ней был голубой шелковый халат и белые шаровары, из-под которых виднелись приподнятые носки туфелек из алого сафьяна. За рани, подвывая, плелся мастиф и волочил за собой длинную железную цепь.
– Именем раджи не двигаться! – быстро приказал Каммамури. – Ее нельзя будить!
– Рани до сих пор под гипнозом, – кивнул крысолов. – Почему за ней никто не присматривал?
– Дворец, скорее всего, опустел. Янес и Тремаль-Наик сейчас на похоронах первого министра. Пойдемте за Сурамой и посмотрим, что она станет делать.
– Грязный пария! – проворчал старик. – Что же за зелье такое разлито в его взгляде! Он способен останавливать крыс и внушать людям дурные мысли.
Сурама вскинула руки и быстро зашевелила пальцами. Ее широко открытые глаза светились в точности как глаза парии, однако троих мужчин она явно не видела. Умный мастиф, нутром чуя неладное, пытался удержать хозяйку за полу халата, но Сурама упорно шла к лестнице в нижний подвал, едва слышно бормоча:
– Ты этого требуешь… я должна повиноваться… ты наложил на меня страшное заклятие… я должна тебя освободить… Но что потом скажет мой муж?
Рани остановилась, будто борясь с таинственным влечением. Она заломила руки, замотала головой, разметывая длинные волосы, но продолжила спускаться и хрипло шептать:
– Все бесполезно… я обязана подчиниться… обязана его освободить…
Маратха отозвал мастифа, и вся троица в молчании последовала за рани. Та шла уверенно, не запинаясь и не спотыкаясь. Открыв следующую дверь, она застыла, словно вновь пытаясь овладеть собой, после чего преодолела остаток лестницы и толкнула дверь в подвал, где находился пленник.
– Давайте постоим здесь и понаблюдаем, – предложил Каммамури. – Мы всегда успеем помешать отравителю сбежать.
Задержавшись на пороге, рани нашла взглядом парию и уставилась на него. Между Сурамой, неспособной сопротивляться гипнозу, и магнетизером словно проскочила искра. Пария не сводил глаз с молодой женщины.
Между тем ненасытные марабу подняли неописуемый гвалт и тарарам, который невозможно было описать. Они ревели, как быки, рвались с цепей и мощными клювами пытались расклевать их звенья, однако индийское железо не поддавалось.
Сурама прошла мимо них на безопасном расстоянии, глядя только на пленника, и застыла над тюфяком:
– Ты звал меня?
– Я ждал тебя, госпожа.
– Чего тебе нужно?
– Где махараджа?
– На похоронах.
– Значит, ты одна?
– Да. Зачем ты меня звал?
– Кто с тобой пришел?
– Собака.
– Я ее не вижу.
– Наверное, убежала. Так что тебе нужно?
– Я хочу пить. Ты поднимешься наверх, найдешь там корзину с припасами. В ней три бутылки пива. Принесешь мне одну. После чего вернешься в постель и спокойно заснешь.
– Откуда ты все это знаешь?
– Вижу.
– Сквозь стены?
– И сквозь стены тоже, маленькая рани.
– Мне идти?
– Да. Я так хочу, – повелительно ответил пленник.
Сурама понурилась, затем как будто собралась с силами, повернулась спиной к парии и направилась к двери, аккуратно огибая птиц, пытавшихся ее клюнуть.
Каммамури, слышавший все до последнего слова, приказал своим товарищам ждать, а сам взбежал по лестнице, разбил все три бутылки и быстро сгреб осколки в корзину. Пиво, пузырясь, растекалось по полу. Затем он взял кусок мяса и бросил верному мастифу, лежащему у двери.
– Посмотрим, что теперь. Негодяю придется разбудить рани, иначе он сдохнет либо от жажды, либо от голода, либо от бессонницы.
Он выглянул наружу и посмотрел вниз. Раджпут и крысолов стояли, вжавшись в стену. Из открывшейся двери вышла Сурама. Все так же глядя в пустоту, она поднялась наверх и направилась к корзине, повинуясь приказу магнетизера. Однако маратха его перехитрил. Вернувшись к товарищам, он сказал:
– Ждем. Только тихо, ни звука.
Глава 8
Голод, жажда и побои
Ноша была тяжела, но в Сураме словно проснулась мощь, сравнимая с силой раджпута. Подняв корзину, она спустилась в подвал и двигалась так же легко и уверенно, как прежде, хотя вряд ли что-то видела, потому что по-прежнему не замечала ни Каммамури, ни крысолова, да и вообще никого, кроме магнетизера.
30
Танпура – индийский струнный щипковый инструмент, используется для создания фонового аккомпанемента; обычно имеет четыре струны и не имеет ладов.
31
Рамсинга – традиционный индийский духовой инструмент, состоит из четырех тонких металлических трубок (чаще всего медных), вставленных одна в другую; использовался для подачи сигналов на большие расстояния.
32
Шахнай – духовой инструмент из семейства гобоя, представляет собой деревянную трубку конической формы длиной от тридцати до пятидесяти сантиметров.
33
Бансури – вид традиционной индийской флейты, изготовленной из стебля бамбука.