Страница 22 из 30
В третий раз она безразлично прошла мимо марабу, злобно метавшихся на своих цепях. Птицы проглотили немало крыс, и теперь их мучила жажда. Рани остановилась перед тюфяком со словами:
– Я вернулась.
– Ты опоздала, – мрачно произнес пария. – Я видел все, хоть и лежал здесь.
– Пей. Тут несколько бутылок.
– Они пусты. А те, которые были полны, разбиты. Я ясно вижу пиво, капающее из корзины, но не могу до него дотянуться.
– Ты очень хочешь пить?
– Так сильно, что кажется, вот-вот умру от мучений, которым подверг меня этот шакал-маратха.
– Почему тебе тогда не попить пива с пола?
– Разве ты не видишь, маленькая рани, что я связан?
– Чего ты еще от меня хочешь? Я устала, с ног валюсь, а в голове туман.
– Все пройдет, только слушай мой голос.
– Я устала! – простонала Сурама. – Последние силы покидают меня.
– Сейчас я верну их тебе. Открой глаза пошире и посмотри мне в лицо.
– Нет-нет, я боюсь! – отчаянно закричала рани. – Ты причиняешь мне зло.
– Не бойся. Я просто хочу, чтобы ты была послушной. Открой глаза.
Вместо этого Сурама спрятала лицо в ладонях. В колеблющемся свете ламп засверкали ее драгоценные кольца. Она тяжело дышала и истекала потом, будто стояла не в сыром подвале, а под полуденным индийским солнцем. Казалось, рани вот-вот упадет, но магнетический взгляд пленника понемногу даровал ей новые силы.
Так прошло несколько минут. Сурама дрожала, по ее лбу градом катились капли пота. Влажные пятна проступили сквозь голубой шелк на спине. Наконец она отняла ладони от лица.
– Опусти руки, – спокойным голосом сказал пария. – Я сильнее тебя.
Фосфоресцирующее пламя из его глаз выплеснулось на беззащитную принцессу.
– Подойди ближе, – велел негодяй.
– Ты не причинишь мне зла?
– Нет, рани, такая красавица не должна страдать. Но ты обязана подчиняться.
Гортань у парии до того пересохла, что его охрипший голос больше походил на звериный рык.
– Приказывай, – произнесла Сурама.
– Разорви цепи.
– Мне не хватит сил.
– Слушай меня. Ты сильна, как молодая львица. Приказываю тебе. Ты чувствуешь в себе силы?
– Да. Но в голове пустота, и я ничего не вижу, точно ослепла.
– Не говори глупостей, маленькая рани. Нагнись и разорви проклятые цепи.
– Моими тонкими пальцами?
– Они крепки, словно сталь.
Сурама склонилась над пленником, ухватилась за цепи и рванула их. На миг маратхе показалось, что она действительно разорвет их.
– Слушай меня. Ты сильна, как молодая львица. Приказываю тебе. Ты чувствуешь в себе силы?
– Сильнее, – рявкнул пария. – Порви их, и я разгоню туман, что застилает тебе разум. Сегодня же ночью ты будешь мирно спать рядом со своим мужем.
Сурама дернула так, что приподняла с пола пленника, но цепи не поддались. С губ парии сорвался яростный крик:
– О горе! Я не могу внушить тебе силу слона! Что ж, тогда ты останешься в моей власти.
– Чего ты еще хочешь? Говори скорее… отпусти меня… я устала, устала… скоро вернется мой муж.
– В таком случае поторопимся. Ты меня слышишь?
– Да. Твой голос отдается в голове, точно удары грома.
– Тогда иди к себе, возьми бутылку пива и своего сына. Пиво принесешь мне, а ребенка бросишь марабу. Когда они насытятся, я смогу уснуть.
– Моего сына? – непонимающе переспросила Сурама.
– Да, да, твоего Соареса. Его так, кажется, зовут?
– Ты хочешь, чтобы он умер?
– Я хочу спать. Иди! Приказываю!
Сурама, двигаясь, как лунатик, пошла к выходу. Она на минуту остановилась против марабу, глядя на их страшные клювы, которые должны были впиться в нежное тельце малыша, и покинула подвал.
– Крысолов, за ней, – велел Каммамури. – Поднимай тревогу. И запри двери, чтобы госпожа не смогла их открыть.
Сам же он кинулся к парии и набросился на того с кулаками. Подбежавший раджпут занес над подлецом обломок пики.
– Не убивай его! – предупредил маратха, продолжая избивать пленника. – Смерть – слишком простой исход для таких, как он. К тому же проходимец еще не заговорил. Клянусь всеми богами, я заставлю его признаться!
– Ты сам его сейчас прикончишь, приятель, – усмехнулся раджпут.
– И то верно. Что-то я разошелся… Ну и рожа у него теперь.
– Ох и тяжелы же твои кулаки.
– Кто бы говорил. Не хотелось бы мне сойтись с тобой в драке.
– Как-то раз я одним ударом убил зебу.
– Охотно верю. – Каммамури повернулся к парии. – Хватит с тебя или продолжить?
– Да падет на тебя проклятие Брахмы! – крикнул пленник, напрягая мускулы в тщетной надежде порвать цепи.
– С Брахмой я незнаком и боюсь только проклятий своего Бога.
– Тебя проклянет и он!
– Почему это?
– Потому что ты посмел поднять нечестивую руку на брамина.
– Кончай ломать комедию, прохвост. Прикажешь каждые четверть часа напоминать тебе, что ты пария? Надоело, знаешь ли.
– Вы все ошибаетесь!
– Брось, браминов можно узнать с первого взгляда. Будешь говорить или нет? Если надеешься дождаться рани, то напрасно. Она не вернется, все двери заперты.
– Мне безразлично. Главное, рани знает, что надо сделать, чтобы очнуться от сна.
– Тебе мало побоев? – взревел маратха, занося кулак.
– Бей, бей. Может, убьешь наконец.
– Даже не рассчитывай. Сдохнешь, если захочешь, но после того, как во всем признаешься. Жалкий ублюдок! Ты велел рани скормить ее собственного сына птицам, чтобы те насытились и замолчали! У тебя нет сердца.
– Я хочу спать.
– Так спи.
– Убери марабу. Их карканье сводит меня с ума.
– Птички останутся здесь до тех пор, пока ты не раскаешься, мучимый голодом, жаждой и бессонницей.
– Убийца!
– Сам ты подлый убийца, отравивший троих человек. Не отпирайся, это бессмысленно. – Маратха поднялся. – Раджпут, тебе, случайно, не мешают птичьи трели?
– Мне? Мои уши привыкли к пушечной канонаде.
– Что бы ни случилось, не убивай этого человека. Помни, махараджа пока не желает его смерти.
– Тогда я, пожалуй, спрячу пику подальше. Боюсь не устоять перед искушением.
– И кулаками не размахивай. С виду они у тебя как кузнечные молоты.
– Обещаю, приятель, – осклабился раджпут.
– Следи, чтобы преступник не убежал и не заворожил тебя.
– Я же не маленькая рани, куда ему со мной справиться.
– Договорились. Пойду проверю, не вернулся ли махараджа, заодно прослежу, чтобы госпожа рани не исполнила приказ парии. Смотри в оба. А вот уши я бы посоветовал чем-нибудь заткнуть.
Каммамури обошел дико горланящих марабу и поднялся на верхний этаж. Бронзовые двери крысолов запер, чтобы не прошла рани, но у маратхи был свой ключ. Он взбежал по лестнице и оказался во внутренних покоях как раз в ту минуту, когда во дворец вернулись министры, стража и прочие придворные.
Маратха отправился в кабинет Янеса, где и застал португальца: тот беседовал с Тремаль-Наиком и крысоловом. Судя по всему, они только что вошли, немного обогнав кортеж, что сопровождал колесницу, запряженную белоснежными зебу, чьи позолоченные рога были обвиты разноцветными шелковыми лентами.
– Я уже все знаю, – бросил Янес маратхе. – Я велю казнить этого мерзавца с особой жестокостью!
– Не стоит, мой господин. Пленник должен заговорить, и он заговорит, клянусь. Я его дожму.
– Но негодяй продолжает гипнотизировать мою жену, даже когда лежит связанный в подвале.
– Нет-нет, Янес, – возразил Тремаль-Наик. – Он заворожил ее в тот миг, когда впервые увидел. Он понял, что перед ним впечатлительная женщина, неспособная сопротивляться его взгляду.
– Что делает госпожа? – спросил Каммамури.
– Лежит в постели, совсем изможденная. Я боюсь за нее.
– Она пыталась выполнить приказ парии и отнести маленького Соареса в подвал?