Чокнутая будущая

Глава 6

— Мирослава, — спросил Антон, когда мы длинным непарадным коридором шли к служебному выходу, — а ты вообще часто собираешься здесь появляться?

Я шла перед ним и…

Я вот сейчас скажу, как я шла, а вы сочтете меня легкомысленной девицей. Возможно, уже сочли. Бабушка говорила, что людей хлебом не корми, а дай посудачить.

Что ж, судачьте на здоровье: я шла прямо перед Антоном, плавно покачивая бедрами.

Не то чтобы у меня были какие-то выдающиеся бедра, и я спешила поделиться ими с миром.

И не то чтобы я боролась за свою профессиональную честь — сказали карты, что быть роковой страсти, так извольте, милый Антоша, соблазняйте меня быстрее.

Просто в этом платье невозможно ходить просто так. Оно не для этого было предназначено, понимаете?

Назвался груздем, полезай в кузов, и всякое такое.

Что там спросил Антон? Как часто я собираюсь появляться в его похоронном бюро?

Вообще не собираюсь. Но к чему человека так сильно радовать, вдруг у него сердце слабое?

— Каждый день, а что? — рассеянно отозвалась я, размышляя, не слишком ли широкая амплитуда у моего покачивания или пора уже вспомнить про девичью гордость.

— Мирослава, пойми меня правильно, — в его голосе явно прорезались маета и страдания. — Ты, безусловно, радуешь взгляд, но у нас тут как бы… дресс-код. Это же юдоль печали, храм скорби, место, где яркие цвета не приветствуются в принципе, а уж красный — тем более.

От возмущения я сбилась с шага и так резко обернулась, что мы едва не стукнулись лбами. Антон отскочил назад с прытью, явственно доказывающей — ему и раньше доводилось оскорблять женщин в их лучших чувствах.

Платье мое тут пришлось не ко двору! Карменовское! Он что, издевается?

— Разве люди все еще приходят за гробами сами? Я думала, их у похоронных агентов по каталогу выбирают.

— Всякое бывает. У нас тут гуляет история о том, как одна девица вообще забралась в гроб, чтобы лично проверить, удобно ли в нем будет ее усопшей бабушке. Правда, это давно было.

— Да не так уж и давно, — возразила я отстраненно, — восемь лет в октябре будет.

— А? — тут он снова завис, уставившись на меня с видом папуаса, впервые увидевшего фонарик.

— Я поняла тебя, Антон, — смиренно проговорила я, для пущего эффекта опуская глаза долу, — только черный, только хардкор.

У него была строгая белая рубашка, темный узкий галстук, старомодный костюм. Гробовщик при исполнении.

— Спасибо, — проговорил он с чувством и спросил осторожно: — а про каждый день ты же пошутила, да?

— Я? Да у меня вообще нет чувства юмора. Я все смешное с детства ненавижу. — И сама же поморщилась от девчоночьей обиды, злой струной зазвеневшей в моем голосе.

В ушах громыхнул смех в зале, а ноздри защекотал запах успокоительных капель бабушки.

— А я с детства ненавижу халву, — совершенно неожиданно и очень серьезно ответил Антон. — Она к зубам липнет.

— Спасибо, что поделился, — важно кивнула я и все-таки продолжила свой путь дальше.

Влево. Вправо. Влево. Вправо.

Гамлет Иванович, бог шаурмы нашего рынка, встретил меня распростертыми объятиями.

— Славушка, девочка, — бархатно замироточил он, — красавица моя жгучая, ягодка моя сладкая, ласточка моя вороная, проголодалась, милая?

Я охотно расцеловала его в обе щеки.

Здесь, в пропахшей луком и пряностями кафешке, прошла половина моего детства. Бабушка оставляла меня с Гамлетом Ивановичем, когда ей требовалось отлучиться по делам, я ревела над его сладостями, когда меня дразнили в школе, и с ним же мы проводили бабушку в последний путь, намертво сцепившись ладонями.

У них был какой-то невозможный куртуазный роман: он угощал ее виноградом, а бабушка его — помидорами со своего огорода. По утрам они подолгу пили кофе из крохотных чашечек и курили длинные ароматные сигареты, по воскресеньям он приходил к нам на пироги.

— Это, стало быть, — тут Гамлет Иванович сграбастал Антона в могучие объятия, — твой муж?

Он дулся на меня целую неделю из-за того, что я не позвала его на бракосочетание с Алешей. Напрасно я убеждала его, что это тестовая свадьба, первая, не стоит преувеличивать ее значимость. В итоге я клятвенно пообещала, что в следующий раз Гамлет Иванович обязательно станет моим посаженным отцом, на том мы и примирились, выпив домашнего терпкого вина и закусив его мандаринами.

— Его брат. — Антон, не готовый к столь радушному приему, ужом вывернулся из южного гостеприимства и огляделся.

— Ну, тоже хорошо, — пророкотал Гамлет Иванович, чмокнул меня в макушку и скрылся за ширмой, спеша побыстрее накормить свою ягодку и ласточку.

Кафешка была пластиково-дешевая, зато чистая и очень яркая. Гамлет Иванович был космополитом, и позолоченные статуэтки будды соседствовали с индийскими слонами, дагестанские ковры конкурировали за внимание с армянскими пейзажами.

— Любопытно, — пробормотал Антон и неуклюже опустился в кресло, утонув в подушках. — А где меню?

— На улице, — пояснила я, — на вывеске. Шаурма, шашлык, пиво — так там написано.

Я фигурно изогнулась на своем стуле, мимолетно проверив, не потеряла ли пион по дороге сюда. В кафешке были только два работяги, погрузившихся в политические споры под пиво, и официантка подмигнула мне, не отвлекаясь от сериала в своем телефоне.

— А вот, — я указала на большой и, увы, неумело нарисованный портрет, который некоторые недоброжелатели даже именовали мазней, — изволь познакомиться. Моя бабуля.

Антон внимательно посмотрел на изображение смуглой женщины со смахивающим на баклажан носом и такими густыми бровями, что казалось, будто они вот-вот захватят мир. Гамлет Иванович сотворил сие произведение антиискусства в приступе тоски, и я очень уважала это стихийное проявление чувств.

— А где дедуля? — спросил Антон.

— Почил до моего рождения. В нашей семье первые мужья долго не задерживаются. Кто в могилу, а кто в бега. Поэтому мы их подолгу при себе не держим. Из милосердия.

— И какой срок ты отмерила Лехе? Как карты лягут?

А это, милый, может зависеть от тебя, едва не ляпнула я.

Но перевернутый паж мечей советовал держать язык за зубами, и приходилось то и дело одергивать себя.

— Как карты лягут, — легко согласилась я.

Пришел Гамлет Иванович с фруктами и кофе.

— Брат супруга нашей Славушки — мой брат, — торжественно провозгласил он.

Антон, кажется, новому члену семьи не слишком обрадовался и ответил неуверенной фальшивой вымученной улыбкой. Гамлет Иванович посмотрел на него огорченно, но не стал настаивать на дальнейших братаниях и снова скрылся за японской ширмой.

— Это твой родственник? — спросил Антон.

О, да. Нас, мордву, от армян просто не отличить. Один народ!

— Сосед. Я живу на улочке за рынком, тут семь минут на каблуках.

— Серьезно? И Леха согласился переехать в такую глушь?

— Неа. Я живу то там, то сям.

— Очень мудро с твоей стороны принимать Леху порционно. В больших дозировках он крайне утомителен.

— Дело не в Алеше, — объяснила я, жмурясь от сладости инжира. — Просто я до беспамятства люблю наш с бабушкой дом. Там у меня сад. Не представляю, как можно все бросить и уехать в квартиру. А Алеше от меня неудобно добираться до театра.