Чокнутая будущая

Я вспомнила сухонькую старушку, отвечающую за реквизит. Глазками хлоп-хлоп, ножками в круглогодичных валенках — топ-топ. Очаровательное интеллигентное создание, подчинившее себе весь театр. Артисты колотили для нее бутафорскую мебель, а постановщики раскрашивали задники.

Она находилась в системной оппозиции с художником, вечно пьяным детиной, чей талант был погублен завистниками.

— Почему я? — в моем голосе была обреченность.

Можно было отказать Алеше, запросто.

Но старушке в валенках? Да что же, у меня сердца нету?

— А меня Тоха уже послал, — с некоторой гордостью сообщил Алеша. — Сказал, что гроб — это солидное дорогое изделие, которое мы обязательно испортим. И вообще. Кто захочет в нем лежать после театральных?

— И я призвана его переубедить? Как? — кротко спросила я, не представляя себе хоть каких-то внятных аргументов.

Что делают нормальные женщины, когда пытаются добиться чего-то от чужих мужчин?

Надо чирикать и декольте — вот и все, что приходило на ум.

— Ну котик, — Алеша добавил сахара в голос, — ты у меня бываешь такой надоедливой. Утоми его.

Ах ты трухлявый пенек.

Да я самая ненадоедливая женщина в мире.

Я так ловко лавирую между двумя домами, что нередко сама по себе скучаю!

— А я схожу с тобой на концерт, — подлил елея Алеша, — в качестве моральной поддержки.

Что же, мой муж знал, чем меня подкупить.

— Ну, я попробую… но не знаю…

— Люблю тебя, — и в трубке раздались радостные гудки.

Понятия не имею, как они это делают, но я вам клянусь: эти коварные гудки то и дело меняют свои интонации.

По утрам они тянутся сонно, по выходным — лениво, а сейчас они практически отбивали задорное «хо-хо».

Я с сожалением посмотрела на секатор, раздумывая, не взять ли его с собой в качестве запасного довода.

Ну вдруг я надоедаю людям не так эффективно, как мой муж считает.

Вдруг Алеша переоценил мои таланты.

А потом тяжело вздохнула и пошла переодеваться.

Нужно же было соответствовать традиционному образу попрошайки.

И в этот раз строгие менеджеры похоронного агентства взирали на меня с осуждением.

Цокали каблуки по черному граниту.

Красный — это мой цвет.

Он идет жгучим брюнеткам сам по себе, а еще я всегда представляла себя в этом платье Кармен, а она была той еще оторвой, слышали об этом? Особенно легко было вообразить себя знойной испанской красоткой, которую убивает ревнивый любовник, сейчас. Алеша бы бросился ко мне, умоляя и угрожая, а я бы гордо швырнула ему кольцо. И он бы зарезал меня, конечно, красиво зарезал, и я бы долго и страстно истекала кровью на руках у Антона, и шумела бы вокруг толпа, и ревели бы быки…

— Мирослава?

Ах да.

Я застыла в коридоре, невидящим взглядом уставившись в стену, да так и не дошла до кабинета Антона. Зато он вышел меня искать — наверное, строгие менеджеры наябедничали, что опять пришла та яркая тетка, и снова с цветами. Правда, на этот раз в волосах.

Ну где вы видели Кармен без алой розы в черных локонах? У меня был малиновый пион, который так и норовил отвалиться, но я его прибила намертво. Зря, что ли, срезала, ибо розы пока не созрели.

— Привет, — прочирикала я, отгоняя видения о моей трагической смерти, и выпятила грудь вперед. — Красный — очень раздражающий цвет, верно?

Он снова растерялся, не зная, напрашиваюсь ли я на комплимент или чего вообще от него ожидаю. Вряд ли ему пришло в голову, что я просто начала надоедать ему прям с порога.

— Тебе идет, — вежливо сообщил Антон. — А гроб я не дам, так Лехе и скажи.

— Так и скажу, — заверила я преданно, широко улыбнулась, искренне надеясь, что пронзительная кровавая помада не осталась на зубах. — Отличный вечер для стейка с кровью и терпкого красного вина, правда? Полагаю, испанского. Ты танцуешь фламенко?

Не знаю, что с этим человеком, честно вам скажу.

Может, последствия сотрясения или родовой травмы?

Он то и дело застывал, подолгу глядя на меня.

Как двоечник на сложную задачу по физике.

— Никакого вина, — наконец объявил Антон. — Я же обещал, — тут он тонко улыбнулся, выбрасывая в воздух невидимую, но легко читаемую табличку «сарказм». Это было хорошо. Не люблю людей, которые язвят незаметно. — Я же обещал угостить тебя шаурмой.

Ах вот к чему эта табличка. Ничего он не обещал, я сама предложила.

Может, муж мой и прав.

И я специалист по надоеданию.

Топ-менеджер.

— Экономишь на свежей родственнице? Могу тебя понять. Вкладываться в Алешиных жен мало смысла — уж больно шустро мы сменяемся. Ладно, пиво и шаурма — это не мясо и вино, конечно, но что поделать. Гроб-то нужно как-то выклянчить.

— Как? — ровно с моими кроткими интонациями задал Антон тот же вопрос, который я задавала Алеше раньше.

— Пиявочным методом, — глубокомысленно ответила я. — Пойдем, я по дороге расскажу. Тебе не понравится.