Невеста фараона

– Чего ты так боялась?

Я хмыкнула, снова сделала глоток и ответила:

– Тебя, кого же еще?

Пальцы мои ослабли. Не знаю, подхватил он мой бокал или дал остаткам вина вылиться на его рубашку. Я уже мало что соображала. Хотелось спать. И я не стала противиться своему желанию. Сытая и довольная я стремительно погружалась в царство небытия.

– Я поняла, почему ты толкнул меня в воду, – я глупо хихикнула, уже блуждая в серой дымке сгущающегося сна, – Ты меня проверял! Я не похожа на Танеферт. А она не умеет плавать!

– Ты стала немного необычной, но ты все еще моя Фриш, – его губы касались легко, оставляя теплые воспоминания о нашем последнем лете, о том, что было за несколько дней до страшной ночи Ренепет.

– Что меня выдало? – я улыбнулась, и попыталась поймать его поцелуй. Не вышло, он дразнил меня касаясь губами невпопад, то щеки, то виска, то носа, – Точно, я поняла. Жрицы не едят ночью! Нам нельзя!

– Тебе надо вспомнить, Фриш, – его дыхание обожгло губы.

И все. Можно сказать на самом интересном месте. Неужели этот гад опять меня чем-то опоил?!

– Определенно!

Я вздрогнула и открыла глаза. Я сидела в пустом VIP-зале кинотеатра. Не в кромешной тьме, потому что на экране мелькали белые с черными прожилками надписей технические кадры.

– Этот гад по-другому не умеет.

Я повернула голову. В соседнем кресле расположилась Танеферт. В своем парадном одеянии, в парике и украшениях. А на мне все то же дурацкое платье средневековой Джульетты.

– Он сказал, что мне нужно что-то вспомнить.

Я задумалась. Он меня поцеловал. Опять. Может быть, и сейчас целует обмякшее тело. Вот же действительно гад.

– Собачье дерьмо! – это мы разом выдохнули. И хихикнули.

– Давай, выкладывай, – потребовала я, а то у меня голова пухнет от подозрений. Меня, то есть тебя постоянно кто-то хочет убить. Ты знаешь, кто?

Она вздохнула:

– Кто-то всегда хочет тебя убить, если ты чего-то значишь в этом мире. Чтобы занять твое место. Разве нет?

Я бы поспорила, но на это времени не было. Поэтому спросила прямо:

– Почему ты подозреваешь Ахмеса? Он милый парень, когда не подсыпает зелье в вино.

– Смотри, – она кивнула на экран.

И я увидела фильм, словно снятый Танеферт на телефон. В ее спальне горела лишь одна масляная лампа. Ее желтые всполохи вырывали из тени переруганное лицо Неши. Как всегда со съехавшим на глаз венком, но на этот раз одетую в какую-то белую хламиду. В этой тьме она казалась привидением.

– Тише, госпожа, – шептала она, и голос ее дрожал, – Они нас не найдут.

За стенами огромного дома Сына царского в Инбу Хенж бушевала буря. Не ветер, не шторм, а восстание, устроенное недовольными людьми. Они кричали и дрались с военными, с теми, кто защищал действующего правителя. Город раскололся на две части – недовольные наместником царя и те, кого все устраивало. Что послужило триггером уже сказать трудно. Но в ночь Ренепет, самую страшную в году, когда жрецы молятся в храмах, а добрые люди поют гимны на улицах, чтобы поделиться силой с богами, которые вступили в схватку с великим хаосом Апопом, в эту ночь хаос победил, и горожане, зараженные его ядом, решили свергнуть законного правителя. Бой бушевал уже под стенами дворца. Потом ворвался внутрь, руша красивые цветочные композиции и оставляя кровоточащие тела в бассейнах с золотыми рыбками.

– Ты слышишь, Неша? – Танеферт замерла, превратившись в слух.

– Ты не посмеешь, мальчишка! – донеслось из соседнего зала. Это крикнул ее отец, сын царя в Инбу Хенж, все еще правитель гордого города. Послышался лязг металла, кто-то дрался с отцом Танеферт. Кто-то хотел его убить.

– Нет, госпожа! – пискнула за спиной Неша, но она ее не послушала. Дочь спешила отцу на помощь. Хотя чем она могла помочь? У нее ведь даже оружия не было.

Она пробежала по коридору и вылетела в зал, замерев у колонны. Все было кончено. Под телом отца, распростертом на полу растекалась лужа алой крови.

– Нет! – взвизгнув она и прикрыла рот рукой. От отца поднялся его убийца и, вздрогнув, повернулся к ней.

Я видела Ахмеса разным. Усмехающимся или мрачным, злым, с пылающим черным пламенем взором, или улыбающимся, когда в его темных глазах плясали желтые искорки. Сейчас его лицо походило на каменную маску, взгляд твердый, уверенный, но ничего не выражающий. Возможно так и должна выглядеть ожившая статуя, возле которой так долго пляшут жрицы в храмах. Он встал на ноги и, пошатнувшись, шагнул к Танеферт. А она попятилась, не в силах оторвать глаз от его рук, перепачканных кровью ее отца.

– Фриш… – голос его был безжизненным, как и лицо.

Она вздрогнула как от пощечины. Метнулась к телу отца. Почему-то она была уверена, что он уже мертв. Упала перед ними на колени, схватила его за безвольную руку.

– Отец! – вырвалось из горла вместе с рыданиями.

Глаза человека, который так часто смотрел на нее то с любовью, то с удивлением, то с вопросом, а иногда, всякое же случается, и с гневом, теперь безучастно пялились в потолок. Она умела лечить людей отварами и заклинаниями. Но помочь отцу она не была не в силах. Потому что нет такого отвара и нет такого заклинания, которые смогли бы вытащить нож из сердца. Тогда она схватилась за рукоять, торчащую из груди отца и с силой выдернула короткий меч – идеальное орудие убийства. И огляделась с желанием проткнуть негодя. Но Ахмес словно растворился в тенях.

И все же, что-то в этой сцене показалось мне неправильным. Как во сне, ты знаешь, что есть подвох, но вот какой…

Фильм закончился. Мы помолчали, заново переживая ту ужасную ночь.

– Почему Ахмеса не осудили? – спросила я, – Вряд ли убийство наместника царя, а по-нашему губера сошло бы с рук пусть и знатному, но мальчишке.

Танеферт вздохнула и пожала плечами:

– Не нашлось достаточных доказательств. Мое слово против его. Он клялся, что не виноват. Что пришел, когда уже все было кончено.

– Но может быть он не врал?

– Ты же видела, он держался за рукоять меча, которая торчала из груди отца. И потом… у него был мотив.

– Какой? Вы должны были пожениться. Он стал бы сыном твоего отца и получил город по наследству!

– Это версия Ахмеса, – Танеферт горько усмехнулась, – И если бы на то была наша воля, так и случилось. Я любила Ахмеса, а он, любил меня. Ну, во всяком случае, он мне так говорил. Хотя я, конечно, понимала, что слишком большие перспективы, связанные с женитьбой на мне, лишают меня права быть искренне любимой.

– Да ты нравилась ему с детства!

– Это ничего не меняет. Наши отцы дружили, и все же, семья Ахмеса пусть и влиятельная в городе, не настолько сильна. Да что рассказывать, смотри.

Экран снова вспыхнул цветной картинкой. На сей раз я увидела живого и здорового отца Танеферт. Он был видным мужчиной. Портили его пышный парик и по-женски подведенные глаза. Но что поделать странности местной моды. Он сидел в саду, в беседке, увитой виноградной лозой и розами.

– Я хочу, чтобы ты отправилась в Уадж, моя дорогая, – завил он и, взяв со столика бокал с вином, сделал глоток.

– Зачем? – удивилась за кадром Танеферт.

– Новому царю собирают женский дом. Ты станешь его женой.

– Отец…

– Не стоит спорить, Фриш, дело решенное. Младшая жена царя – прекрасное будущее для любой девицы. А нам это придаст силы и влияние в Септе. Никто не посмеет больше сеять смуту против меня.

Экран снова замелькал техническими кадрами. А потом зажегся новой картинкой. На лице Ахмеса бушевали чувства.

– Я не позволю ему разлучить нас! – процедил он сквозь зубы. Так же как недавно на вечеринке у Тамит, – Я что-нибудь придумаю!

Экран погас. В зале зажегся приглушенный свет.

– Это была наша последняя встреча. За два дня до восстания.

– Ты же не думаешь, что Ахмес все организовал, чтобы заставить тебя выйти за него.

– Не он один, конечно. Но они просчитались. Нашим сторонникам удалось отбить натиск. И власть осталась в руках нашей семьи. Но только семьи больше не было. А я слабая и молодая девица. Никто не позволит мне управлять городом и тем более септом самостоятельно.(«Септ» или по-гречески «ном» – регион в Древнем Египте). Разумеется, сторонники начали подыскивать мне достойного мужа. В общем, я упросила дядюшку Птахмеса, он визирь царя, чтобы он пригласил меня на выбор невест. И сбежала из дома.