Коралловый песок

Не редко бывает так, что в юности, человеку кажется, что всё, что крутится вокруг него, – только для него…, что именно он является центром мира…, и именно ему уготована самая Великая судьба! И только бренность жизни, с годами охлаждает его сердце…, и заставляет посмотреть трезво на себя…, свои способности, и возможности.

Жизнь такова, что всякий твой порыв к небесам, всегда одёргивает, словно привязанного верёвкой за лапы, голубя. Во всём удачливая, счастливая жизнь, кажется, – только со стороны. В голове обывателя, смотрящего на представляемую его созерцанию, судьбу, всплывают картины, не имеющие на самом деле, ничего общего с действительностью.

Что такое история? Простая история одного человека, выдернутая из жизни, словно нитка из полотна бескрайнего ковра, представляется важной, только в ракурсе твоей «камеры обскура». И в тоже время, неся в себе всю палитру жизни, её сакральную генетику, словно капля, содержащая в себе всю полноту океана, тем не менее, с определённого ракурса осознанности, порой кажется незначительной, пошлой, и убогой. Но так-как, мы способны воспринять, и осознать, только такую вот «нить», вьющуюся в божественном веретене бытия, с бесчисленным количеством таких же нитей…, цепляемся за неё, и удовлетворяемся только её тропинкой вьющейся верёвочки.

Все воспоминания твоей жизни, переплетённые с совсем небольшим кругом людей, представляют собой, – лишь эпизод…, микроскопическую историческую нить, на полотне всемирной истории…, которой, на самом деле, без этих малозначительных эпизодов, – не существует…

Что же касается переданной истории, – истории рассказанной, и её ценности, то здесь всё гораздо проще. Моя история, как и всякая рассказываемая история, начинается тогда, когда возникает интрига…, привязывающая сознание слушателя, к её диссонансно-консонансной гармонии…, с последовательным угадыванием смыслов. А по сути, к своеобразной музыке повествования…, которая только и способна завораживать нас, и вводить в некий транс…, так удовлетворяющий наш разум.

Прошу прощения… Обвинял Карифа в отсутствии простоты, а сам…? Но я действительно стремлюсь к ней, и стараюсь следить за собой, и своим разумением…, что без конца скатывается в дебри собственного познания…, в лабиринты глубинных констант своего осмысления.

Так вот, начну с того, что я родился и вырос в самой простой деревне…, что располагалась на берегу небольшого озера Илики, близ Фив. Моё детство и юность, были беззаботными, и как теперь представляется, вполне счастливыми. Словно в той песне:

«Забыты все печали, горьких дней,

смешны теперь, все невезения саней,

и опьяняет разум, ностальгии чувство…»

Да… Осознал я это, только став взрослым человеком. Ибо, будучи ребёнком, и испытывая необходимые детские горести, и страдания, с одной стороны…, и самые острые, и благодарные впечатления, – с другой…, полагал всё это, – естественным ходом вещей. Какой бы не была судьба…, иной, она быть, – просто не может. Фатальностью пропитан всякий путь…

И как всякий ребёнок, я находил радости для себя, в самых незначительных, и даже неблагоприятных обстоятельствах. Деревянные игрушки, порой радуют не меньше, а может статься, и более электрических машин, с дистанционным управлением. Вопрос здесь, как и всюду, в степени развращённости твоего сердца.

Так вот, история…

Однажды, будучи уже вполне взрослым человеком, мне довелось попасть в общество, так называемого элитарного клуба. Где собирались богачи, бизнесмены, и политики самого высокого ранга. – «Сливки общества», так называли их, далёкие от высшего света…, и так, некоторые из них, называли себя сами.

Это был особняк на берегу Эгейского моря…, в местечке Пирей, в нескольких километрах от Афин. Надо сказать, что места эти, были пропитаны историческими мифами…, и всякий, остро чувствующий человек, попадая сюда, всеми своими фибрами ощущал причастность к ним…, и некую ностальгию по историческим событиям, происходящим на этих берегах.

Так вот. Меня пригласил туда, мой старый приятель. Он был на этом «празднике жизни», приглашённым распорядителем…, и имел доступ к некоторым тайнам, этого «бомонда». Но самые сакральные из них, были разумеется, скрыты от него. Ибо, всякий обладатель такой тайны, знает, что тайна, – попавшая в руки чужому…, теряет в сакральности…, и превращается в разменную монету. Такова судьба всякой, ходящей по рукам, тайны.

Я же, будучи по ошибке причисленным, к таким же толстосумам, вполне мог быть посвящён, и допущен в святая святых закулисной жизни, этих «везунчиков».

Люди, не имеющие представления о настоящей жизни богачей, полагают, что их проблемы, – не стоят выеденного яйца. Но, на самом деле, чем более человек погружается в эту жизнь, тем проблем становиться больше…, и тем они, – тяжелее.

Ну да хватит отвлечённых рассуждений…, к сути. Я, по возможности, сокращу свой рассказ…, не упуская, лишь важных для смысла, деталей.

У причала стояли яхты…, в большинстве своём – многометровые…, но одна из них, разительно отличалась от стальных. Она, словно была зажата между исполинами…, и казалась настолько маленькой, и убогой, что создавалось впечатление, будто она, по ошибке попала в этот «калашный ряд», и что её, вот-вот раздавят эти монстры. Рядом с этими «исполинами», она напоминала ту самую лодку рыбака, из романа «Старик, и море», Эрнеста Хемингуэя.

Стоя на лужайке у барбекю, я спросил, у стоящего поодаль человека в белом как снег, костюме. Скажите, чья это лодка, что теряется там, между яхтами?

Это лодка одного почтенного человека, уважаемого на всём Пиренейском полуострове…, ответил тот. Его зовут Юклид. Мы зовём его «мудрый брат» …. С кем, – имею честь?

Эфест из Фив.

Пойдёмте, я познакомлю вас. И они направились в дом. Поднявшись на огромную террасу, я увидел человека, стоящего у парапета украшенного, такой же белоснежной балюстрадой. Я был удивлён. Он был одет, соответственно своему баркасу, но совершенно не подобающе этому месту, и окружению. Клетчатая рубашка, и морской бушлат… Как его сюда пропустили? – Пробежало у меня в голове…

Добрый день, Юклид, обратился к нему, мой проводник.

Здравствуй, Гордей…

Познакомься, Юклид… Это Эфест из Фив…

Здравствуйте, протянул я ему руку. Улыбка, что в долю секунды прокатилась по его губам, останется в моей памяти навечно. Я более нигде не видел такой улыбки. В ней слились, какие-то несочетаемые эмоции…

Так я, по воле случая, познакомился с человеком, определившим всю мою последующую жизнь. Я встретил бедняка, среди миллиардеров…, и он оказался самым чистым алмазом, что мог найти кладоискатель, в горах Пиренейского хребта. В его глазах читалось что-то, чего я ранее не встречал. Только потом, уже оказавшись в России, и увидев подобные взгляды у многих людей, я понял, что это была смесь скорби, и счастья…, таких несочетаемых, в европейских лицах, мотивов. Сила рождается в столкновении, в противоречии равнозначных стихий…, и это именно то, что читалось в этом взгляде, и что, – так завораживало… Ведь красота, настоящая красота, также не возможна, без столкновения равнозначных внутренних стихий.

В следующую минуту, я заметил на его лице контрастирующую перемену. Он, посмотрев мне прямо в глаза, своим пронизывающим насквозь, взглядом, по-видимому различив во мне родственную душу…, решил поведать мне вкратце, свою историю. И это вызвало в моей душе, странные чувства. Мне показалось, будто что-то распахнулось в моём сердце. Словно открылась одна из дверей, за которой располагалась Великая долина знания сакраментальных основ жизни…

Он поведал мне, что, будучи юношей, следуя признанным лекалам общества, мечтал о том, к чему, на самом деле, никогда не лежала его душа. Как в той песне:

Ты вынужден бежать, со всеми в такт,

и мыслить в унисон, всей муравьиной своре,

стыдиться собственных воззрений, как дурак,

и подгонять весь быт свой, к общей норме…»