Страница 48 из 72
Показалось солнце, отражающееся от золотой крыши дворца, и я слегка вздохнула, прогоняя нервозность. Я могла это сделать. Я могла просто попросить его переспать со мной, чтобы покончить с этим. Он поймет. Верно? Я потрепала губу.
Неприкасаемые заполнили большой двор, их зоркие глаза следили за городскими жителями, сновавшими туда-сюда с доставками. Мне казалось, что все они смотрели на меня так, словно знали, что я собиралась попросить кого-то лишить меня девственности, их тяжелые взгляды провожали меня до входа во дворец. И тут я поняла, что надела платье, которое купила мне мама — кстати, то, которое она купила для себя, — и оно было далеко слева от шкалы ‘не скромно’, но и не совсем на уровне ‘барменши’. Я удивилась, как бабушка вообще воспитала мою мать. Это была самая большая загадка жизни.
Зал обычно был открыт в течение дня для доставок, объявлений и жалоб жителей деревни в офис магистрата. Он всегда был окружен королевской стражей, остальная часть дворца была недоступна для публики.
Мне пришлось убедить двух охранников чтобы пройти мимо них, и нет, к сожалению, это были не Даррен и Грегори. Я была уверена, что если бы это были они, они бы пропустили меня вперед. Я издала удивленный вздох про себя.
Остановив служанку, чтобы узнать, где находилась комната Уэстона, я встала перед его дверью. Просто постояла там мгновение, даже не зная, внутри ли он, но пока не в состоянии постучать. Я размышляла о том, чтобы просто забыть обо всем этом; нервы поползли у меня по спине, но тут дверь открылась, и объект моих мыслей стоял по другую сторону.
Без рубашки. Он был без рубашки, но я не позволила себе отвести взгляд от его лица, потому что в противном случае я бы больше не подняла его.
— О, привет, — сказала я, громко сглотнув.
Легкая улыбка тронула уголки его губ.
— Что ты делаешь?
Я прикусила губу.
— Я раздумывала, стоит ли мне стучать.
Я была слишком честна и до недавнего времени никогда не ненавидела себя за это.
Он скрестил руки на груди, прислонившись к дверному косяку. Такой, такой без рубашки.
— Ты собираешься сказать мне, почему ты здесь?
Я слегка покачала головой.
— Я так не думаю.
Он весело вздохнул и отошел от двери, оставив ее открытой, а меня стоять по другую сторону. Я постояла там мгновение, разглядывая только его мускулистую спину и волчье клеймо между лопатками.
Он сел в деревянное кресло, стоявшее косо от стола, взял одно из своих лезвий и провел известняком по краям, продолжая то, чем, должно быть, занимался до того, как я прервала его.
— Что? Здесь нет женщин, которые обмахивают тебя? Я думала, это то, что делают принцы в такую жару.
Он оторвался от своей работы с лукавой улыбкой.
— Ты предлагаешь, принцесса?
Жар прилил к моим щекам, сердцебиение сбилось, но, к счастью, он уже отвел взгляд, проводя рукой по лезвию, проверяя остроту. Я занялась тем, что закрыла дверь и прислонилась к ней, затем оглядела комнату так, словно никогда в жизни ее не видела.
С открытого балкона ленивым ветерком развевались прозрачные занавески, кровать была королевских размеров с пуховым одеялом кремового цвета; письменный стол из светлого дерева и приставные столики были украшены розовыми вставками и цветами. У меня вырвался смешок.
— Максим выделил тебе дамскую комнату.
— Да, — сказал он через мгновение, — он ублюдок.
— Ну, по крайней мере, ты украсил ее сам, — сказала я, намекая на арсенал ножей, который он разложил на столе.
Он не ответил, только слегка покачал головой, его плечи напряглись, как будто он внезапно разволновался из-за меня.
Я убрала волосы с шеи, мои нервы делали жару еще более гнетущей. Воздух был тяжелым от напряжения и неловкости, вызванной попытками найти, что сказать. От его внезапной перемены настроения у меня по спине пробежала тревога. Я этого не понимала. Я могла бы стоять здесь и наблюдать за ним весь день. Почему он вдруг повел себя так, словно хотел, чтобы я ушла?
Может быть, я действительно хотела этого больше, чем он. И он сказал мне, что я нужна ему только как средство запугивания. Потому что, конечно, если бы он действительно этого хотел, то, по крайней мере, посмотрел бы на меня, пока я стояла в его комнате?
Или, может быть, я просто неправильно поняла его из-за того, что нервничала. Итак, я изобразила легкую улыбку и пошутила:
— Точить ножи — это то, как ты готовишься к путешествию? Мне почти жаль жителей Элиана.
Его взгляд метнулся ко мне, когда по террасе подул ветерок, теребя мои юбки и обнажая ногу с высоким разрезом на бедре. Его глаза проследили за движением, прежде чем похолодели. И, разочарованно покачав головой, он положил лезвие на стол сильнее, чем это было необходимо.
— Каламити, что ты здесь делаешь?
Я вздрогнула от его голоса, осознав, что совсем не ошиблась в нем.
По какой-то причине я неуверенно стояла у двери, а он, там, контролирующий ситуацию, втянул меня обратно в Камерон.
— Это все, чего я стою?
Его улыбка была лукавой.
— Хочешь доказать, чего ты стоишь?
Я вздрогнула от этого воспоминания. Потому что, если бы я знала его так, как знала сейчас, я бы согласилась. От ностальгии у меня перехватило горло, а на сердце стало тяжело. Всегда ли я хотела поместить мысль о том, что наконец-то была бы с ним, в воспоминания, где этого никогда не было? Потому что, если я не получила бы то, за чем пришла, сожаление преследовало бы меня в моих снах. Я была молода, я понятия не имела, что то, чего я хотела, на самом деле усугубило бы мои чувства; но в глубине души я прятала правду за ничтожной потребностью в закрытии.
Мысль о сожалении, преследующая меня так же, как Тени, придала мне силы духа сделать то, зачем я пришла.
Я подняла глаза и увидела, что он сидел, откинувшись на спинку стула, протирая лезвие полотенцем с каким-то маслом, с сердитым выражением лица, как будто у него был хороший день, пока я не вошла в его комнату. Мне было все равно, что он чувствовал. Он сделал это со мной, и он собирался это исправить.
Я понятия не имела, как сказать ему, чего я хотела, поэтому просто оттолкнулась от двери и подошла к нему.
Его взгляд был опущен, его внимание полностью сосредоточилось на своей работе, как будто меня здесь вообще не было. И я бы не стала лгать и говорить, что это не было пугающим — потому что нервы были достаточно крепкими, они вибрировали у меня под кожей.
Оказавшись перед ним, я вырвала нож у него из рук и отбросила в сторону. Его прищуренный взгляд метнулся вверх, но к тому времени я уже наклонилась и крепко прижалась губами к его губам. Как будто я ненавидела его. Как будто я вспомнила каждую причину в моем списке, все семьдесят четыре из них. Сердитый стон сорвался с моих губ от тепла его языка, коснувшегося моего. Я еще сильнее прижалась к нему, поставив колено на стул между его ног. Но он уже схватил меня сзади за бедра, притягивая к себе так, что я оседлала его, живот к животу, грудь к груди.
Моя кровь зашипела. Я почти слышала, как она бежала по моим венам, как звенела в ушах. Шероховатость его рук проложила огненно-горячие дорожки по моим бедрам, заду, а затем вверх по моему торсу, касаясь моей груди и нежно сжимая, прежде чем спустилась обратно к бедрам. Стон сорвался с моих губ, и он поймал его ртом, играя моим языком со своим.
Я прижалась к нему, застонав, когда его твердая длина коснулась моих ног.
По какой-то причине я знала, что должна была сказать ему, что хотела зайти дальше, чем пылкий поцелуй, когда мне действительно это было нужно. Я устала ждать. Я хотела этого сейчас, всего этого. Я хотела, чтобы он погасил этот пылающий огонь под моей кожей, чтобы я могла снова дышать, перестать фантазировать об этом моменте и, наконец, познать его.
У меня не было слов, поэтому я просто провела рукой вниз по его груди, мышцы его живота напряглись от моего прикосновения, а затем между наших ног, положив ладонь прямо на его макушку. Он застонал, глубоко и хрипло, его лоб прижался к моему. Я понятия не имела, что делала, но звук, который он издал, когда я всего лишь положила на него руку, заставил меня вздрогнуть. Его дыхание было тяжелым, неровным, как будто это было каким-то болезненным и совсем не приятным для него, в то время как я нерешительно провела рукой по всей его длине, вверх и вниз.