Добрые соседи

— Знаешь что? — ответила она с искренним удивлением. — Кажется, я тебя тоже люблю.

К этому моменту туристы уже глазели на них и аплодировали. Поэтому они поцеловались.

Бракосочетание состоялось в мэрии. Без медового месяца. Только перелет на Лонг-Айленд. Она так и не распаковала коробку с рукописью незаконченной книги, потому что к тому моменту уже была беременна Гретхен..

В жизни до Фрица ей случалось обсуждать замысловатые теории с гениальными учеными. Теперь она коротала дни на Мейпл-стрит, одна, с маленькими детьми. Дети часто плакали. Иногда она не могла понять почему. Детским языком она не владела. Становилось все тяжелее. Взять хотя бы всякую чушь, которая раньше представлялась ей идиотскими разрушительными женскими фантазиями, — например, друзья, объятия, пылкий секс, — а тут она обнаружила, что смотрит «Терминатора», «Человека со звезды» и «Бездну» и жалеет, что у нее всего этого нет. И гадает, что с ней не так, раз ей всего этого не дано.

Фриц тем временем строил карьеру. Появлялся только по выходным или когда его родня приезжала из Мюнхена. Оказавшись рядом, они болели за футбол, возили детей по магазинам и оплачивали счета в полном согласии: супруги, знающие друг друга как узор на собственной ладони. Но все это лишь на поверхности. Ни смеха, ни откровений, ни близости.

Страшно одиноко.

В первые десять лет она много плакала. Но это оставалось тайной, сокрытым стыдом: она была убеждена в том, что безрадостный брак — доказательство ее неполноценности. Если признаться в своем одиночестве Фрицу, он сразу поймет: она ни на что не годна. Разведется с ней. Его адвокаты докопаются до несчастного случая. Все узнают, почему ее уволили из университета. Вся Мейпл-стрит. Поглядят — и увидят ее насквозь. Все узнают. Немыслимо.

Поэтому она вытирала глаза. Одиночество она погребла в таких глубинах души, что и сама его там утратила. Перестала видеть.

За следующие десять лет она превратила себя в идеал жены и матери из пригорода. Организовывала местные праздники, старательно дружила со всеми новоприбывшими соседями, приносила им корзинки с шоколадом и новыми духами Фрица. Волонтерила у детей в школах, собирала деньги на айпэды и художественные кружки. Разрешала споры, выявляла скандалистов. Ежегодно отправляла друзьям рождественские открытки с изображением Шредеров в одинаковых свитерах, забирала к себе лангустов из классного зооуголка и почти каждый вечер допоздна сидела с дочерями, потому что у них по очереди случались неприятности.

Ее тревожили перфекционизм Гретхен, застенчивость Фрица-младшего: поначалу он глушил ее едой, а теперь другими вещами. Нервозность Шелли и заикание Эллы, которое с тех пор прошло. Четверо детей — это много. Но она справлялась. Вырастила их популярными, здоровыми, умными. Учителя осыпали ее комплиментами. Соседи тоже. Она одевалась как подобает, в вещи от Эйлин Фишер, готовила здоровую пищу, не позволяла фигуре расплываться. Играла роль, пока не вжилась в нее. Пока не стала своей героиней.

Когда Элла пошла в школу, Рея нашла место младшего преподавателя литературного английского языка в Общественном колледже Нассау — другой работы, с ее пятном в резюме, никто не предлагал.

По большому счету, всего этого хватало. Но время от времени мрак начинал расползаться. Оставшись одна, она отлавливала свое отражение в зеркале, вступала в дискуссию с воображаемым противником (постоянно находился какой-нибудь козел, который выводил ее из себя), а иногда, расчесывая Шелли волосы, думала: кто она, эта злющая тетка?

Это ее пугало.

Тяжелым ударом стал и отъезд старшей дочери в Корнельский университет в прошлом году. Она радовалась за Гретхен, однако ее блестящее будущее только подчеркивало, насколько безрадостно будущее самой Реи. Что ей останется, когда дети разъедутся? Только написанная тридцать лет назад диссертация и Фриц-старший, Повелитель Ушных Пробок. Хотелось покончить с нынешней жизнью, просто ради того, чтобы из этой жизни сбежать. Сесть в машину и загнать ее в Атлантический океан. Наложить кучу на стол начальнику. Прижучить непонятливого мужа, который в жизни не водил ее на танцы, и заорать: «Кто чистит уши салфеткой? Дрянь какая!» Смастерить рогатку и пострелять по Мейпл-стрит — чтобы освободиться от этих глупых людишек с их глупыми мирками.

Так бы все и случилось. Она была близка к срыву, к утрате всего. Но вмешалась судьба — как и когда в дом их въехал Фриц. По соседству поселились Уайлды. То, что случилось в тот день, когда она впервые увидела Герти, Рея могла объяснить лишь одним словом: волшебство. Еще одна чужачка. Красавица из другого мира. На Герти Рея произвела сильное впечатление. «Ты такая умная, такая приветливая, — сказала Герти сразу после знакомства. — Так преуспела в жизни». Рея поняла: если и есть на Мейпл-стрит человек, перед которым она может раскрыть свои истинные чувства, так это простушка Герти Уайлд. Непонятно как именно, но Герти станет ее спасением.

Рея стала обхаживать Герти: приглашения на ужин, барбекю в парке, знакомство с соседями. Пусть наши дети поиграют вместе — в результате Крысятник принял новичков к себе. Склонить соседей в пользу Герти оказалось непросто. Она даже дом не умела содержать в чистоте и опрятности. Сразу после их приезда на район напали острицы — и это не могло быть совпадением. Весь квартал много недель чесался.

Хуже того, ее невоспитанные дети вытворяли невесть что. Ларри был гиперчувствительным идиотом: играл в куклу и ходил кругами. Плюс Джулия. Сразу после переезда она стащила у отца пачку «Парламента» и научила остальных курить. Застукав ее за этим занятием, родители заставили ее ходить из дома в дом и объяснять всем мамам и папам Крысятника, что случилось. Рее было жалко зареванную смущенную Джулию. Зачем так мучить ребенка? Хватило бы простого электронного письма от Герти с изложением всех фактов — или того меньше!

В пригородах вообще неконструктивно признавать свою вину. Произносишь «простите меня» — и все накрепко вцепляются в эти слова. Куда надежнее отделаться общей фразой. Провинился — напусти туману.

Вид Уайлдов, всем семейством обивающих чужие пороги, вылился в ненужную мелодраму. Соседи, понимая, что положено как-то отреагировать, доказать собственную родительскую состоятельность, тоже впали в мелодраматизм. Дурища Линда повела детей к врачу — проверить легкие. Хестия рассуждали, следует ли заявить на Уайлдов в соц-службы. Уолши записали Чарли на оздоровительный курс под названием «Наше тело: наши обязанности». Кэт Хестия стояла на том самом пороге и плакала, объясняя, что она на Джулию не сердится, но сильно в ней разочаровалась. Потому что надеялась, что такой день никогда не настанет. Ядовитые сигареты! Там же мышьяк!

Никто, похоже, не понимал, что сигареты здесь ни при чем. Джулия украла их для того, чтобы стать своей в Крысятнике. В залог будущей дружбы. Просто с аудиторией просчиталась. Это не глухой Бруклин. Эти крутые детишки понимают программы для одаренных и «судзуки». А «Парламент» в наши дни курят только бывшие зэки, проститутки — ну и еще новые соседи из дома 116. Ни Джулия, ни ее родители не осознали одну важную вещь: обитателей Мейпл-стрит смущал вовсе не риск для здоровья. Потому как, если бы их тревожило это, не катались бы они сейчас по водяной дорожке. Их смущало, что курение — это социальное дно.

И все же Рея продолжала цепляться за Герти Уайлд, даже когда вся улица потихоньку капитулировала. Приятно было делать кому-то добро — особенно такой красавице, как Герти. Завела такую подругу — и на тебя как бы падает отсвет ее сияния. Стоишь рядом — и видишь собственное отражение в прекрасных глазах.

Как минимум раз в месяц они садились выпить вина у Реи на закрытой веранде, отпускали шуточки по поводу какашек, по поводу гадостей, которые болтают дети, и безнадежных мужей, у которых портится настроение, если разок в неделю им не отсосать. Что до последнего, тут Рея кривила душой. Она откликалась на нечастые призывы Фрица заняться любовью в миссионерской позе, но и во времена ухаживаний губы ее редко включались в дело, причем даже для поцелуя.