Добрые соседи

— Вы собирались пойти в полицию? — спросил он.

Джулия кивнула:

— Ее избивали. Предложила я, но она согласилась. Мы вместе приняли решение.

I — А кто ее избивал?

— Ее мама.

Джулия опасалась, что, если рассказывать всем подряд, она тем самым предаст Шелли, но вот слова прозвучали, и с души камень свалился. А значит, она поступила правильно.

Чарли шумно выдохнул. Она ждала шквала вопросов в духе Чарли. Когда ее били? Как часто? Шелли не думала обратиться к школьному психологу? Джулия вообще уверена, что это правда, потому что Шелли любила приврать? Но Чарли откликнулся так:

— Это ужасно. Я тебе верю, но это ужасно… Я все гадал, чего вы с ней там так надолго застряли. Боялся, что она тебя обижает.

— Нет, этого не было. Мне кажется, ей хотелось поговорить со мной наедине. Но она так запуталась, что не знала, что дальше делать, ну, кроме как вести себя так, как она вела.

— Ага, — произнес Чарли.

Он стоял перед ней. Она подвинулась, чтобы и он поместился на подоконник. Окно так и было открыто, спины их — у всех на виду. Пристраиваясь, он поднял руку, обвил ее талию. Рука прижалась к ее животу, потом передумала, ослабла. Ей нравился его запах дорогого стирального порошка и прет-целей.

— Тебе так нормально?

Она кивнула:

— Мне в этом доме очень одиноко. Хорошо, что ты здесь.

Чарли посмотрел на нее так, что взгляд отдался у нее в грудной клетке.

— А что еще происходило с Шелли?

— Все это продолжалось довольно долго. Как часто — не знаю. И ее, в общем-то, волновали не побои. У меня в Бруклине были знакомые ребята — их постоянно колотили, а они только смеялись. Ей тяжело было держать это в тайне. Поэтому она так вредничала. Ей казалось, что она сходит с ума, — объяснила Джулия. — Шелли думала, мы все знаем ее тайну. Все знаем и даже не пытаемся помочь.

Чарли осмыслил ее слова. Кажется, не удивился. Джулия вспомнила его рассуждения про дом № 118— какое это совершенство.

— А ты знал? — спросила она.

— Вроде как догадывался, — ответил он. — Но про такое же не спрашивают. Уж тем более таких, как Шелли. Ну и Дейв же сказал, что у всех свои проблемы.

Она прижалась к нему. Рука его потрепыхалась, потом приняла решение. Легла ей на бедро. Она уронила голову ему на грудь и опять заплакала. На нем была футболка с «Джайентс» и шорты, все теплое и влажное от пота.

— Мне так жаль, что я ничего не сказала и не сделала. Может, тогда бы она не упала, — произнесла Джулия между всхлипами. — И у нас не было бы неприятностей.

— Ничего страшного.

— Правда?

— Ну не знаю, но ты ни в чем не виновата.

Она распрямилась. Глаза у него тоже были мокрыми.

— Ты чего?

Он всхлипнул. Подышал, пока не взял себя в руки.

— Мне все кажется: вот, самое плохое уже произошло, а потом происходит что-то еще хуже… Обвинение против твоего папы — это плохо. Потом весь квартал начинает его травить, даже мои родители, и это еще хуже. Выясняется, что миссис Шредер мучила Шелли, а мы ничего не знали. Как ей, наверное, было тяжело. Это тоже плохо. Но знаешь, что хуже всего?

Джулия покачала головой.

— То, что она там, Джулия. Она, Шелли. Она упала в провал и, наверное, погибла — а я с ней знаком с пяти лет. Я брал у нее бальзам для губ, мы вместе ходили в бассейн, в третьем классе я делился с ней попкорном, а теперь ее нет. Выходит, человек может просто уйти из твоей жизни, а ты даже попрощаться не успеешь. Мне грустно, но это не навсегда. Я про нее забуду. И это хуже всего. Мы все будем жить дальше, пока не умрем, а потом дальше будут жить другие.

Чарли плакал, хотя и пытался это скрыть. Джулия мягким движением заставила его отвести руки от лица.

— Ты ее не забудешь, — сказала она. — Я ей посылаю мысленные сообщения. Выталкиваю их из головы и бросаю в провал. Говорю, что я ее люблю. Говорю, чтобы она не сдавалась.

Чарли улыбнулся сквозь слезы.

— Ты мне нравишься, Джулия.

На это ей оказалось нечего ответить, да ей и не хотелось об этом думать, потому что ведь разговор у них шел о Шелли — и Шелли важнее. Тем не менее у нее возникло ощущение безопасности. Ей нравилось быть с ним рядом. Вот так вот, ночью, украдкой. Его близость исцеляла от всех родительских невзгод, от обиды, которую она нанесла Ларри. Одна хорошая тайна посреди множества плохих. Она подставила ему лицо. Закрыла глаза, подалась вперед.

Миновала секунда. А потом она почувствовала его губы. Теплые, мягкие, влажные от слез и слюны.

Поцелуй был коротким. Для нее — первым.

И приятным.

— Все хорошо? — спросил он.

— Мне понравилось.

Он сжал ее талию. Поцеловал еще раз. Она приоткрыла губы. Он приоткрыл тоже. Этот поцелуй длился дольше и проник во все ее тело, не только в рот. После него стало не так страшно и не так одиноко.

А потом Джулия придвинулась к нему совсем близко.

— Если на этой неделе новая ныряльщица ее не найдет, провал засыплют. Похоронят ее там. Ей уже будет не выбраться. И никто не узнает, что произошло и что мой папа не виноват. Он сядет в тюрьму, а ее похороны станут враньем.

— Знаю, — сказал Чарли. — И мне это не нравится.

— Можем мы попробовать, — предложила Джулия.

Чарли не сказал, что это дурацкая идея. Безумная, опасная. Он сегодня удивлял ее раз за разом.

— Я меньше любого ныряльщика. Могу слазать туда, пока провал не засыпали. А ты останешься сверху, подежуришь. Может, мы ее и спасем.

— Когда? — спросил Чарли.

Мейпл-стрит, 124

29 июля, четверг

«Фигни везде хватает», — как-то раз сказал Дейв Гаррисон избранным членам Крысятника. Больше всего фигни было в его собственном доме.

Мама Дейва Джейн Гаррисон стояла под маленькой люстрой в прихожей радом с Реей Шредер.

Дейв — на верхней площадке лестницы, так что видно ему было не все. Только мамину цветистую юбку и просторный льняной костюм Реи. У него возникло смутное желание бросить топор в люстру.

Она обрушится и пригвоздит обеих к полу — так в старые времена поступали бандиты.

— Ты слышала про близнецов и Лейни Хестия?

Он и до них добрался! — воскликнула Джейн. Она старалась говорить тихо — типа, сплетни про соседей не предназначены для ушей тринадцатилетнего мальчика.

Хуже всего было то, что разговоры про Шелли стихли совсем. Никто даже не гадал, а вдруг она все еще жива там, внизу: испуганное, одинокое чудо.

— И до Сэма Сингха, — добавила Рея. — А возможно, и до всех детей Сингхов. Только что выяснилось.

— Принцип домино. Господи, Рея, представляю, каково тебе приходится. За такое одной тюрьмы мало. Кастрировать его нужно, — сказала Джейн. Она стояла по левую сторону от черты, делившей прихожую пополам. Рея — типа, ей наплевать, она самая сильная в стае — пропустила черту между ног. Черта разрезала ее точно на две половины.

Раньше родители скрывали эту черту от соседей, но после истории с провалом, а потом с Шелли им явно стало наплевать.

— Инспектор — как там его, Бьянки? — продолжила Рея. — Он был пьян. Нехорошо такое говорить? Не хочу портить ему репутацию. Он явно очень старается. Или у него болезнь Паркинсона? Паркинсон или виски. Видимо, так.

— Он покачивался?

— Вынужден был держаться за дверь. И сказал мне, что пока доказательств недостаточно.

— Какие им еще нужны доказательства? — поразилась Джейн. — Ты представляешь, сколько детям теперь ходить по психологам? С такой-то травмой? Много лет. Уж я-то, как воспитательница детского сада, знаю: никогда они не оправятся. Изъян на много поколений вперед. Мне об этом и думать-то тошно.

— А я все больше нового узнаю о системе правосудия, — добавила Рея. — Все слышали, что там коррупция. Об этом в газетах пишут. Но убедиться на собственном опыте — совсем другое дело.

Дейв спустился на одну ступеньку. Потом еще на одну. Теперь обе его видели. Он скорчил рожу Рее Шредер, и дальше случилось непредставимое, потому что она, взрослая женщина, скорчила ему рожу в ответ.