Страница 4 из 9
При всех своих заслугах на фронтах контртеррористической борьбы Гейне все же не был первым: его интерпретация немецкой философии возникла на основе сочинения Карла Фридриха Бахмана (1785—1855)[83]. В произведении «О философии моего времени» (1816) Бахман описывает странное обстоятельство: «...собственное воздействие “Критики чистого разума” [...] совпадает по времени с первыми движениями, возвещавшими Французскую революцию»[84]. В отличие от Гейне, Бахман проводит все же параллели между французской революцией и последователями Канта, а не с самим кенигсбергским мыслителем: «...возникают кровавейшие битвы, научное якобинство и терроризм, литературные убийства и гнусности, истинно площадный тон, человек вылетает за все границы конечности, полагает себя на место Бога и заставляет возникать весь мир из своих собственных мыслей, а труд, воображавший, что навсегда разрушил царство догматизма, произвел из своего собственного чрева самый безрассудный догматизм, который когда-либо видел мир»[85]. Рассуждения Бахмана показывают, что толчком для подобных сравнений философии Канта с французской революцией послужило одно большое преувеличение. Со ссылкой на знаменитое место из предисловия ко второму изданию КЧР он утверждает: «Что Кант пытался своей критикой осуществить в метафизике полную революцию, не подлежит сомнению исходя из его собственных высказываний»[86]. После исследования Хорста Шрёпфера[87] ясно, что это кантовское высказывание 1787 года не имеет ничего общего ни с французской революцией, ни с недвусмысленно задуманной и декларируемой революцией в философии, а является ответом на рецензию Шютца, написанную тем в 1785 году на «Основоположение к метафизике нравов»[88]. В отличие от Канта, Фихте совершенно осознанно претендовал на то, что своим наукоучением совершает в философии революцию по примеру французов: «Моя система — это первая система свободы; как та нация [французы] разрывает внешние цепи человека, так моя система порывает охватывающие его путы вещей самих по себе, внешнего влияния, и устанавливает его в своем первом основоположении в качестве самостоятельной сущности»[89].
Правда, параллели между философией Канта и «дезорганизацией» посредством французской революции проводились и ранее — например, в философских журналах антикантианской направленности, издаваемых Иоганном Августом Эберхардом (1739-1809)[90]. В конце XVIII века Фридрих Готлиб Клопшток (1724-1803) сочинил даже такую эпиграмму:
«Изменять государственное здание стали во Франции, в Германии
Занялись подражательством, и стали изменять систему знания, замечательно»[91].
А 3 января 1796 года немецкий писатель и журналист Людвиг Фердинанд Губер (1764-1804) в анонимно опубликованной во влиятельном французском печатном органе того времени «Le Moniteur Universel» статье писал, что знаменитый Кант произвел в Германии духовную революцию, подобную революции во Франции, причем кенигсбергский мыслитель выступил при этом сторонником республиканского устройства[92].
Тем не менее не следует упускать из виду, что тон подобных сравнений во времена революции и во времена Гейне, с одной стороны, и во Франции и в Германии, с другой стороны, нередко был полностью противоположным: «В новейшее время, — писал Розенкранц в середине XIX века, — стало очень модно параллелизировать ход развития немецкой философии начиная с Канта с французской политикой, и из этого выводить славу немецкой философии. Но тогда [во времена Канта. — А. К.], однако, это подразумевали совсем по-другому, и подобное сравнение было сопоставимо с доносом в деструктивной тенденции...»[93]. И печальная судьба естественного права в России 20-х годов XIX века[94] подтверждает слова Розенкранца.
И все же увязывание воедино французской революции и философии Канта в дореволюционной России осуществлялось, прежде всего, под влиянием Гейне, причем началось это еще до всякого распространения марксизма. С большой симпатией о сравнениях философии Канта с французской революцией в сфере духа, нередко с прямыми ссылками на Гейне, высказываются такие разные мыслители, как западник П. Я. Чаадаев[95], писатель и литературный критик Василий Степанович Межевич (1814-1849)[96], поздний славянофил Эрн[97] или православные священники архиепископ Никанор[98] и Флоренский[99]. Статью об этих параллелях между кантовской философией и французской революцией опубликовал в издаваемом вместе с братом Михаилом Михайловичем (1820-1864) журнале и Ф. М. Достоевский[100]. Ни один из упомянутых мыслителей марксистом не был. Литературный критик и публицист Дмитрий Иванович Писарев (1840-1868) находится в рамках русской мысли, скорее, в одиночестве, когда он в 1867 году в связи с интерпретацией Гейне говорит о «ребяческих сближениях» или «приятной и затейливой выдумке»[101].
Причину такого рода «ребяческих сближений», на мой взгляд, стоит искать в характерной черте русской литературной традиции, а именно в тяге к красивому и броскому выражению, нередко любой ценой. Содержательно нелепая, но зато хлестко звучащая фраза будет с радостью транслироваться десятилетиями. И Гейне оказывается для этого почти идеальным источником. Именно гейневская интерпретация философии Канта и доводится в романе Алданова до своего завершения. Против этой доминирующей стилизации в духе Гейне примеров в русской литературе очень мало. Скорее, исключением оказываются размышления в романе Алексея Николаевича Толстого (1883-1945) «Хмурое утро» (1941): «...философия-то, логика-то корректируются, как стрельба, видимой целью, глубоким познанием жизненных столкновений... Революция — это тебе не Эммануил Кант!»[102]
Особняком в традиции революционизации философии Канта в России стоит фигура Герцена. Он сравнивает внешний облик Канта и Робеспьера[103], но, похоже, не на основе Гейне. В «Былом и думах» (1855) Герцен вспоминает «Канта, снявшего бархатную шапочку при вести о провозглашении республики 1792 года и повторившего “ныне отпущаеши” Симеона-богоприимца»[104]. Он не указал никакого источника, однако его можно восстановить. В рецензии на биографию Канта Шуберта известный историк, публицист, «летописец» своего времени и прекрасный знаток русской культуры Карл Август Варнхаген фон Энсе (1785-1858) передал рассказ, слышанный им около 1818 года от знавшего Канта Христиана Фридриха Августа Штэгемана (1763-1840): «Когда через газеты было сообщено о провозглашении Французской республики, Кант, который ко всем событиям Французской революции относился с теплым участием, со слезами на глазах сказал нескольким своим друзьям, среди которых был также и Штэгеман: “Сейчас я могу сказать, как Симеон: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, после того как я видел этот день спасения”. Для него во Французскую революцию вплелись все важные устремления человечества, и он надеялся на то, что они, почти потерянные в преступлениях анархии, будут спасены снова при переходе к упорядоченному правительству»[105]. Таким образом, за исключением выдуманной «бархатной шапочки» Герцен следует в своем описании данному историческому источнику. Но отношение Канта к французской революции было настолько непростым и запутанным, что даже и при наличии подобного исторического свидетельства в рассказанную историю верится с трудом. В чем же состояли причины подобной неоднозначности?
83
Возможно, еще более ранним источником для Гейне могло бы служить сатирическое сочинение Ф. Хр. Броссе: «Бессмертие — это дерево свободы освещенного разума, вокруг которого радостные и осчастливленные люди танцуют карманьолу. Вдали сидит на троне критики Робеспьер, он забирает у думающей публики — своего Бога, и после этого в другом декрете снова разрешает простым массам — верить в Бога, он даже принуждает людей к этому вкручиванием мозгового шурупа практической веры разума. Смертельный удар кинжала уже нанесен Энезидемом, тиран уже пал! Да здравствует Энезидем и Шарлотта Корде! Последователи Канта! Снимите с головы красные шапки! Мы, добропорядочные роялисты, верим в бессмертие, в бессмертие!» Borisens, Е. [Вrosse, F. Chr.] Antipseudo-Kantiade, oder der Leinweber und sein Sohn, ein satyrisch-krittscher Roman, mit imaginierten Kupfern, ohne Vorrede von Kant, aber mit einer üblen Nachrede der Pseudokantianer. Gnidos [Riga], 1798. S. 31.
84
Bachma
85
Op. cit. S. 4.
86
Op. cit. S, 26-27.
87
Schröpfer, H. Kants Weg in die Öffentlichkeit: Christian Gottfried Schütz als Wegbereiter der kritischen Philosophie.
88
Allgemeine Literatur-Zeitung. Jena, 1785. Bd. 2. № 80. S. 21; cp. также: Schütz, Chr. G. Brief an 1. Kant vom 18. Februar 1785 // AA. Bd. X. S. 399. № 237.
89
Fichte, J. G. Brief an J. I. Baggesen vom April 1795 // GA der Bayerischen Akademie der Wissenschaften. Bd. III,2. Stuttgart-Bad Ca
90
Cm.: [}(] Dreyerley Desorganisationen gegen das Ende unseres Jahrhunderts // Philosophisches Archiv. Hrsg, von J. A. Eberhard. Bd. 2. St. 3. B., 1794. S. 17-31; а особенно: [)(] Gespräch zwischen Charlotte Cordö, der Mörderin des berüchtigten Marat zu Paris, und einem kritischen Philosophen // Philosophisches Archiv. Bd. 2. St 4. B., 1795. S. 110-113.
91
«Ändernd den Bau des Staates ward man in Frankreich, in Deutschland / Ahmte man nach, und ward, ändernd ein Lehrgebäu, toll». Klopstock, F. G. Werke und Briefe. Historisch-kritische Ausgabe. Hrsg, von K. Hurlebusch. Werke 1: Epigramme. B., 1982. S. 58. № 177 [1795-1803]. См. также о Клопштоке/Канте: ФКР. С. 84-85.
92
См.: [Huber, L. F.] Projet de paix perpötuelle, par Kant // Gazette nationale ou le Moniteur universel. 3. Januar 1796. № 103. P. 99. ND: Paris, 1863. А. Филоненко замечает в этой связи, что здесь впервые произведено сравнение французской революции и Коперниканской революции Канта; см.: Philonenko, А. L’oeuvre de Kant: la Philosophie critique. T. II. Paris, 1972. P. 265 note.
93
Rosenkranz, К. Geschichte der Kant’schen Philosophie. S. 355.
94
См. об этом: ФКР. С. 271-276, 369.
95
См.: Чаадаев, П. Я. Письмо к А. И. Тургеневу от октября-ноября 1835 г. // Полн. собр. соч. и избр. письма: В 2-х т. Т. 2. М., 1991. С. 94
96
См.: Межевич, В. С. Гегель [Из Амед-ея Прево] // Телескоп. Журнал современного просвещения, изд. Н. И. Надеждиным. М., 1833. Ч. 16. № 15. С. 396.
97
См.: Эрн, В. Ф. Меч и крест (От Канта к Круппу). С. 311.
98
См.: Никанор, архиепископ (Бровкович, А. И.). Позитивная философия и сверхчувственное бытие. Т. 3. Критика на критику чистого разума Канта. Спб., 1888. С. 385-386.
99
См.: Флоренский, П. А. Из лекций по истории философии Нового времени. С. 33-34.
100
См.: Эпоха, журнал литературный и политический, изд. М. М. Достоевским. Спб., 1864. № 3. С. 192- 222.
101
Писарев, Д. И. Генрих Гейне // Полн. собр. соч. и писем: В 12-ти т. Т. 9. М., 2005. С. 434.
Ср. также Писарев о Канте: «Немцы, народ совершенно привычный к варварской туманности изложения, все-таки жалуются на Канта, что он писал самое капитальное из своих сочинений “Критику чистого разума” самым тяжелым, деревянным, непонятным и даже схоластическим языком. Лучшее доказательство кантовской неясности заключается в том, что немцы раскусили “Критику чистого разума” через восемь лет после ее выхода в свет». Писарев, Д. И. Реалисты (1864) // Т. 6. М., 2003. С. 345. См. также: Писарев о полемике Шиллера с Кантом — Писареву Д. И. Вильгельм Гумбольдт (1860) // Там же. Т. 2. М., 2000. С. 21, 27; Писарев о Канте в романе В. X. Диксона «Духовные жены» — Писарев, Д. И. Мистическая любовь (о: Spiritual Wives. Ву William Hepworth Dixon. L., 1868). I. Кенигсбергские пиетисты // Там же. Т. 10. М., 2007. С. 194—195.
102
Толстой, А. Н. Хмурое утро // Полн. собр. соч. Т. 8, М., 1947. С. 33.
103
См.: Герцен, А. И. Письма об изучении природы. Письмо 8. С. 305.
104
Герцену А. И. Былое и думы // Собр. соч.: В 30-ти т. Т. 11. М., 1957. С. 299 Ср.: Лк 2:29-32.
105
Varnhagen von Ense, К. А. Kant’s Leben, von Schubert. 1842. Aus einem Brief an** in** // Denkwürdigkeiten und vermischte Schriften. Bd. 5. Lpz., 21843. S. 755. В несколько иной редакции: Varnhagen von Ense, К. A. Tagebücher. Aus dem Nachlaß Varnhagen’s von Ense. Bd. 11. Lpz., 1869. S. 187. 15. August 1854.