Страница 4 из 71
— Ты что, майор, охренел?! Там же всех ребят положат. Надо спасать кого можно, — кричал он, выпрямившись в полный рост.
Трясущийся офицер тыкал пальцем в небо:
— «Вертушки» все сделают. Я не могу рисковать личным составом… Отпусти меня. Под трибунал пойдешь.
В черном от копоти небе рассерженными шершнями гудели винтокрылые машины. Они делали заход за заходом, обрушивая удары на ущелье, превратившееся в огненную реку.
— Сука, задницу свою спасаешь. Хочешь отсидеться… Я людей поведу. Отвечу, если что. А ты только попробуй вякнуть. Шальная пуля может и сюда долететь, — стуча согнутым пальцем по мокрому лбу майора, кричал Панфилов.
Быстро собрав группу отчаянных парней, он на двух «Уралах» прорвался к колонне. Уже с бортов открыв огонь из всех стволов, отряд оттеснил боевиков к горам. Под разрывами бойцы подбирали раненых и убитых. Живыми вытащить из пекла удалось немногих. Возвращаясь, Панфилов думал, что на этом его контракт закончился, что белобрысый майор не простит своевольства. На войне заслуженные другими награды часто подучают хитрые трусы, умеющие правильно отрапортовать начальству, так оно и получилось. Майор получил орден, а на строптивого контрактника военная прокуратура завела дело. Но служители закона не смогли установить истину. Контрактник, служивший под вымышленным именем, исчез. Следствие установило, что его документы были фальшивыми, о его прошлом никто ничего не знал и претензий предъявлять было не к кому. Дело сдали в архив. Майора повысили в звании. О бое возле блокпоста забыли.
Но прошлое в архив не положишь. Оно не исчезает. Оно продолжает жить независимо от людской воли. Именно в этом и убедился Константин Панфилов, узнавший собровца…
— Здравствуйте. Предъявите ваши документы, — нагнувшись к открытому окну, властно потребовал старлей.
Водила делано улыбнулся:
— Понимаешь, начальник. Тут такая нескладуха. Я документы на тачку дома забыл. Тут одна куколка позвонила, мол, давай встретимся, пока желание не пропало. Ну я и сорвался… Знойная женщина. От одного голоса встает… ты же меня понимаешь.
Чем больше говорил Трифон, тем суровее становилось лицо старлея. Панфилов молчал. Он следил за нервно подрагивающей правой рукой водилы. Лапища хозяина джипа медленно поднималась к плечу, перехваченному невидимым ремнем кобуры. Со стороны казалось, что у перепуганного водителя внезапно заболело сердце и он тянется помассировать занемевшее от боли место.
— Значит, документов нет, — уточнил выпрямившийся собровец.
Второй патрульный стоял перед машиной, изучая номерные знаки. Он присел, чтобы лучше рассмотреть цифры. Запомнив номер, обошел машину и встал со стороны пассажира. Собровцы взяли джип в клещи. Панфилов видел, как командир и боец обменялись взглядами.
«Кажется, вляпался в историю. Что-то крутит мордастый. Глаза отмороженные, руки к стволу тянутся. Да, угораздило тебя в чужие сани сесть. Теперь хлопот не оберешься… А летеха меня не узнает. Факт… Почти не изменился с тех пор. Только очередную звездочку на погоны бросили», — отметил про себя пассажир.
— Давай, начальник, договоримся. Я разбашляюсь по максимуму, — продолжая натянуто улыбаться, предложил Трифон.
Такая наглость подействовала на старшего патруля, как красное на быка. Федор Кудрявый на дух не переносил самоуверенных братков, возомнивших себя хозяевами жизни. Взявшись за хромированную дужку дверной ручки, он приказал:
— Выходим из тачки.
— Но, командир… — багровея, начал было Трифон..
— Особое приглашение требуется? Быстро из машины! — рыкнул собровец.
Панфилов открыл дверцу и уже занес ногу, чтобы ступить на покрытую опавшей хвоей землю.
— Сидеть, — прохрипел Трифон.
Старлей отпустил ручку и отступил на шаг. Ствол автомата с цилиндром пламегасителя качнулся у бедра собровца. Но Трифон успел охватить ладонью рифленую рукоять покоящегося в кобуре пистолета «ТТ», выхватил оружие и, выжав сцепление, крутанул руль.
Джип вильнул.
Раскрытая дверца зацепила бойца, стоявшего со стороны Панфилова. Собровец, не успев отскочить, упал.
В это же мгновение водитель джипа, отведя руку с зажатым пистолетом, приготовился спустить курок. Он целился через открытое окно в грудь старшего лейтенанта. От напряжения громила сопел, высунув между посиневшими губами влажный розовый кончик языка. Он не успел выстрелить. Мощный удар в висок заставил громилу взвизгнуть от боли. Его рука взметнулась вверх. Палец нажал на спусковой крючок. Дуло пистолета, зажатою в волосатой лапище, сверкнуло огнем. Раскаленный кусок свинца устремился к небесам.
Старлей инстинктивно пригнулся.
Громила повернулся к нанесшему удар пассажиру.
— Гнида хочешь меня ментам сдать, — выпалил он.
Это было последнее, что успел произнести Трифон. Кулак Панфилова опустился на переносицу верзиле. Следующий удар выбросил его из салона.
«Второй раз, летеха, тебя спасаю. А зачем?» — молнией сверкнула мысль в мозгу у Панфилова, перебирающегося на водительское место.
Заложив крутой вираж, он развернул джип и ударил по газам. Он не видел, как поднялся на ноги Трифон. С лицом, залитым кровью, громила рванул к собровцу. Автоматная очередь, пущенная Кудрявым от бедра, располосовала нападавшему живот. Трифон отлетел к сосне. Ударившись затылком о смолистый ствол, медленно сполз вниз. В его стекленеющих глазах отразился сизый клубок вывалившихся из распоротого живота внутренностей. Издав последний вздох, он упал на бок, лицом к дороге.
Развязка наступила быстро. Прямо по курсу движения джипа из кустов поднялась долговязая фигура. Панфилов не видел, как находившийся в засаде собровец начал стрелять. Он почувствовал, что машина не слушается его. Шелестя пробитыми скатами, джип съехал с наезженной колеи. Из пробитого радиатора потянулись струйки голубого дымка, а лобовое стекло покрылось сетью трещин, оставленных пулями. Машина двигалась прямиком в чащу. Перед глазами беглеца вырастал частокол деревьев.
Панфилов мощным рывком выбросил свое тело из салона джипа. Беглец не заметил скрытый кустарником серый валун, оказавшийся у него на пути. Налетев на камень, словно торпеда на борт вражеского корабля, Панфилов ощутил, что внутри у него все взрывается, а голова раскалывается на тысячи мелких осколков. Волна нестерпимой боли, с которой самый натренированный организм не в состоянии справиться, отключила его сознание.
Когда долговязый собровец надевал на руки беглеца наручники, Панфилов на минуту очнулся. Холодная сталь врезалась в запястья. Застонав, Панфилов облизнул соленые от крови губы. В каждой клеточке тела пульсировала боль. Но Панфилов заставил себя улыбнуться. Ведь он снова выиграл. Прямо над ним возвышался здоровый и невредимый старлей, которому еще недавно предназначалась пуля от Трифона.
— У, падла, еще лыбишься! — вызверился заметивший улыбку Жираф.
Он пнул лежавшего по ребрам. Тупой носок проверил ребра Панфилова на прочность. Тот сдержал стон и произнес нараспев слова старинной блатной баллады:
— Ну что, Жиган, нам не гулять по бану…
— Ты чего бормочешь?
Жираф приготовился нанести очередной удар. Он даже отступил для разгона, намереваясь отвесить задержанному как следует. Резкий окрик командира остановил долговязого:
— Жираф, стоять!
— Командир, эта тварь песни распевает.
— Я сказал — назад.
Долговязый отступил от распластанного на земле человека.
— Эй, скажи что-нибудь еще, — Кудрявый нагнулся над ним.
Панфилов с трудом разлепил разбитые губы:
— О чем базарить. Я в тачке случайно оказался.
Вертевшийся рядом долговязый не упустил возможности встрять в разговор:
— Следаку байки расскажешь. Какого хрена драпал! Подельника из тачки выбросил… Подставил другана, думал, отмажешься?
Злая энергия переполняла долговязого, но под взглядом командира он затих. По рации передали приказ немедленно доставить задержанного. На место происшествия уже выехала следственная бригада. Об этом сообщил подошедший великан со смешной кличкой Гном.