Страница 35 из 45
— Промеж владетелей Хорчина миру нет, — змеей шипел другой лазутчик. — А говорят, Аоба девку отнял у бэйлэ Мункэ, и тот озлился сильно на Аобу.
— Не будем ждать ответа от князей, нам неродных, сказал бурхану Лэгдэн, зажегши свечку слева перед ним. И хану показалось, как будто незрячий правый глаз исчез, словно его закрыло бронзовое веко. «Благословение свыше», — бросился к бурхану Лэгдэн. Рукой дрожащей поднес светильник — бесстрастно и даже равнодушно глядел слепой зрачок. «Но видел я, что глаз моргнул, — утешился Лэгдэн, — ну а закрытым ведь не может быть он вечно».
— Ты видел? — обернулся Лэгдэн к служке, но в юрте не было того уже.
* * *
Очаг дымил, хотя аргал был сух: дожди не выпадали уж давно. Лэгдэн смотрел, как мельтешил огонь, ища, сподручнее где взяться. Дым едкий полз и разъедал глаза, Лэгдэн продолжал сидеть. Как будто ноги отнялись внезапно, сил не было подняться снова и посмотреть с вершины на байшин, укрылся где Аоба. Окрест его лежали трупы лэгдэновых людей. Вал земляной, который прикрывал байшин Аобы, не удалось им проскочить. «Не птицы, — горестно вздохнул Чокур-тархан, сказав о том Лэгдэну. — Те могут слету сесть».
— Не птицы раз — пускай ползут, как змеи, — хан заорал, плетью взмахнув.
Человек — не змея. Ему-то негде скрыться, сколь землю брюхом не елозь. А сверху видно хорошо — хорчииы не жалели стрел, довольно гогоча со стен байшина.
Ночь наступила и темным пологом ненадежно разделила враждующих. Положив под голову хурджун, к исходу ночи Лэгдэн забылся в сне тревожном. Какой-то шум вблизи раздался, и голоса. Тревога в них звучала. Огонь, горевший ярко и ровно, словно от испуга сник и где-то затерялся в куче золы.
При приближении людей Лэгдэн вскочил, взглянув настороженно, узнал батыра Егугея. В дозор был послан им самим он.
— О, хан, беда, — и на колени повалился Егугей, и завалился наземь, руками голову закрыв, не в силах произнесть больше ни слова.
— Да говори ж! — Лэгдэн схватил его за опояску, отрывая от земли.
— Рать Нурхаци идет на выручку к Аобе, — заполошенно затараторил Егугей. — Близко уже. Рукой подать.
— Коня, — крикнул что было мочи Лэгдэн. И едва лишь подвели коня, бросил свое грузное тело в седло в помчался вскачь. Где-то там, сзади, остались его гурты скота и его люди, байшин Аобы…
— Зола тепла еще, — взял на ладонь ее третий бэйла, — Видать, совсем недавно убежал.
— Да, видно, так, — бэйлэ четвертый поддакнул брату. — Вот только где его сейчас ловить?
— А это уж пусть отец решает сам. У нас войска всего три тысячи. С ним не пойдешь в чахарские пределы. Мы дело сделали свое — осаду ставки Аобы снял Лэгдэн и бежал.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Узнав о падении Гуаннина, Вэй Чжунсянь несколько Дней кряду не оставлял своих покоев. Чего сделать не смогли ни снадобья, ни знания лекарей, способной оказалась новость грозовая: прослабило всесильного временщика, да так, что отлучиться он не мог из помещения.
— Нет худа без добра, — утешался Вэй, — в который раз на день завязывая пояс. — Потерян Гуаннин. Конечно, ото плохо. Наш человек был Ван Хуачжэн. И значит, мы тоже в ответе за поражение в Гуаншше. Но и на них вина! На тех, кто норовил меня свалить. На тех, которые и шопотом, и в полный голос твердили: «Во всех несчастиях Поднебесной повинны скопцы, что власть в столице захватили!» И этот Сюнь Тинби, он так же мыслит. Известно это мне прекрасно: в Дунчане на него доносов пачка целая лежит. Теперь ответит Сюнь сполна за все и рот уж больше не разинет.
Коли беда, притом немалая, случилась, естественно, виновника взялись искать. И тут пустился во все тяжкие дасюэши Фэн Цюань, враг давний Сюнь Тинби.
— Кому дана была печать «ответственного за военные дела на Ляодуне и за оборону проходов?» — устно и письменно вопрошал Фэн, ни слов, ни туши не жалея. — Ведь Сюню. И, значит, он повинен в том, что мы лишились Гуаннина.
— Он поведением своим дурной пример являет, — чернил по всякому Фэн Сюнь Тинби — Он явный трус и потому сумел спастись тогда, когда столько военачальников сложило головы свои под Гуаннином. Если останется он безнаказан, что станут говорить другие?
— Смерть Сюнь Тинби! — вопила свора дворцовых евнухов. Хоть жидки были голоса, звучали они прямо в уши государю. Хор этот перекричать не удалось.
Был предан казни Сюнь Тинби. Унес с собой в могилу он вину чужую. Угроза же маньчжурская осталась. И от нее никак не отмахнуться было.
— Ну ладно, полководцы. Не досмотрел один чего-то, другой — не взял в расчет. Но крепости-то как наши? Они надежны вроде были раньше. Ведь не один десяток лет стояли. А тут сдержать напора орд Нурхаци не смогли. Сейчас хозяйничает он на Ляодуне, а завтра что? Того гляди, у стен Пекина раздастся вопль победный Дикарей. И так выходит, что вроде нечем и сдержать их, когда внутрь крепостей они не чрез ворота лезут, а прыгают со стен, словно с небес.
Кривился, слушая такие речи, вновь призванный ко двору ханчжоуский затворник Ли Цзицзао: «До чего же ограниченны эти люди, которым вверены судьбы страны… Ведь не раз мой друг, почтенный Сюй Гуанци, писал, что, по старинке действуя, успехов мы не обретем. А ученик его достойнейший Сунь Юаньхуа, которого среди единоверцев Игнатиусом зовут{144}, подал блестящую мысль: употребить против орд Нурхаци пушки{145}. Учитель поддержал ученика. И потому-то Сюй Гуанци всемерно ратовал за западные пушки. Они неведомы ни нам, ни Нурхаци, и с помощью оружия такого повержен непременно будет он. Мнением глубокоученого Сюя, увы, пренебрегли. Но обстановка такова сейчас, что вроде бы чины Военной палаты готовы согласиться с любым предложением, которое хотя бы малую победу сулило над Нурхаци. Сюй не у дел сейчас, живет в Шанхае. Но, к счастью, я теперь в столице, и положение мое достаточно высоко. Ведь как-никак ответственный за водные пути и плотины в Работном приказе и помощник распорядителя приемов{146}.И в качестве таком сподручно будет мне, — прикидывал Ли, — соображения Сюя вновь повторить и соответственно представить…»
* * *
— Все ознакомились с докладом Ли Цзицзао? — дасюэши Сунь Чэнцзун, начальник Военного приказа, испытующе оглядел присутствующих. Неровное звучание голосов, кивки голов были утвердительным ответом.
— Мнений противных не высказал никто, — продолжил Сунь. — Теперь вам изложу свои суждения.
— Поскольку с Нурхаци, восточным дикарем, мы, сыновья Срединной, справиться пока бессильны, то надо употребить против него оружие дикарей же, рыжеволосых. Их корабли сейчас бросают якоря на юге Поднебесной. Больше того, рыжеволосые в самой столице появились. Которые священники из них, так те хотят, чтоб вера их нашла сторонников у нас. Их учения и бог их, Есу, нам вовсе ни к чему, у нас своих божеств в избытке. А вот познания полезные у них заимствовать совсем не грех. Но очень даже кстати.
— Что есть у нас, и нет чего у Нурхаци — так это пушки. Свои у нас давно уж были. Они годятся лишь Для самоубийства. Ведь как сказал один из проверяющих Военную палату, когда его спросил я, почему не показывают стрельбу из пушек? Начальник крепости ему-де объяснил: «Палить из них опасно. Они убить ведь могут, кто около стоит».
— Совсем иное дело — западные пушки. И потому нахожу нужным и крайне своевременным, чтобы на этот раз не просто люди Сюй Гуанци, а государевы послы поехали в Аомэнь за пушками и за прислугой к ним.
Хоть нелегко признаться было в том, а деться было некуда. Рыжеволосые варвары могли делать такие орудия, из Жерл которых, как из пасти дракона, с грохотом вылетал огонь, а с ним и ядра, способные крушить камень. К тому же тот, кто стрелял из этих пушек, сам вроде оставался жив и невредим. «Ну коли так, — решили члены Военной палаты (хоть не было и в том единодушия), — то стоит одобрить предложения, которые представил Ли Цзицзао». — «А в случае чего, кой-кто сказал себе, — первым одобрил не я, а наш начальник. Ему перечить было как?»