Свет воспылает

К сумеркам стало понятно, что до перекрёстка ещё не меньше десяти итт. Сирлинорэ, подсвечивая фонарём, рассмотрела на карте несколько построек. Ближайшие к дороге и, вероятно, к ней заштрихованы, значит, разрушены. Она направилась туда.

Спустя пару мэрр9 посреди деревьев увидела каменистые развалины. Заросли кустарника укрывали их, вход едва показывался в лунном свете. Они явно провалились в землю, значит, место было заболочено. Сирлия напрягла зрение, почувствовалось жжение: ангельским взором она осмотрела руины на предмет тех, кто мог скрываться внутри. Живности, кроме мелкой, напоминающей силуэтами грызунов, не обнаружилось. Вздохнув, наездница спешилась, разобрала завал, едва не поранив руку, и загнала сивку внутрь. Проверив, что в помещение всего один вход, дева заложила за собой ход.

Здание выглядело как храм, но определить, какого бога здесь почитали, не представлялось возможным. От алтаря остался разбитый каменный стол. Ни одного следа украшений, только осколки мозаичных стёкол и заваленные двери из нефа. Кобыла рухнула на полотно пробившегося сквозь разбитый пол мха, Сирлия завязала её пасть ремнём. Чувствуя холод, укуталась плащом и легла рядом. Для восстановления сил ей, сверхсуществу, не требовался сон, хотя спать она и могла по желанию. Однако, лишившись большей части сверхспособностей, охотнице пришлось довольствоваться вводом себя в состояние транса. Она чуяла, видела, слышала, но не могла пошевелиться. И так, в полусонном состоянии, её силы восстанавливались быстрее.

Из транса её вывело чьё-то остервенелое шипение, над самой головой.

***

На рынке к вечеру поредело. Майра, заглянув в сумку и определив, что остальное для долгого пребывания в городе можно докупить завтра, направилась прочь с площади.

По пути монахиня обратила внимание на несколько странных домов, у которых копошились люди в повязках, кизатах10, тогах и робах. Искала солнечный крест на белом поле. Не нашла. У последнего по пути в таверну дома рискнула обратиться к одному из местных священников, который казался приличнее других:

– Милый господин, говорите на всеобщем?

Никто не ответил, клирики продолжали трёп на своём языке. Тот, кто стоял к Майре лицом, искоса поглядывал на неё. Кажется, не с религиозным интересом. Испугавшись, она повернулась и отправилась к таверне. Но спустя пару домов её догнал тот самый священник. Девушка помнила рассказы наставницы, что для местных служителей веры не в почёте бриться, а женщин-священниц редко ходят с покрытой головой. Юноша был одного с ней роста и каштаново-волосым. Довольно живые карие, как и у многих вольных людей, глаза принадлежали бойкому человеку.

– Как зовут, сестра?

– Майра, орден Молунских сестёр.

– Церковь Вечного отца, если не ошибаюсь? – голос незнакомца казался ни приятным, ни отталкивающим. Он был обычным молодым гил амасцем, хотя и говорил почти без акцента. – Какое твоё дело к служителям Белого Престола?

– Я не разбираюсь в ваших религиях, – девушка поставила сумку с покупками на мостовую, собеседник косым взглядом оценил содержимое. – Посчитала, будто человек одного со мной ремесла может оказать помощь.

– Что же требуется тебе, сестра? – нахал прекратил изучать как содержимое сумки, так и фигуру чужестранки.

– Ищу святилище, алтарь, хотя бы священника моей веры, – проговорила она, уступив дорогу вознице, везущему ткани. – Ради всех святых, не говори, что знаешь какой-нибудь алтарь, но располагается он в укромном месте. Я слишком начитанная.

– И самомнения тебе не занимать, – усмехнулся он. – Майра, значит? Меня зовут Бэнст. Служу младшим клириком в церкви Алатура, церкви Белого Престола. Знаешь такую?

– Ох, а сперва не признала, – она отставила сумку прочь от назойливого взгляда Бэнста. – Слышала. Если бы узнала символ, то прошла бы мимо вашей братии.

– Вы, люди с большой земли, считаете гил амасцев варварами. Презираете наши культуру, ценности, религию. Мы для вас люди даже не второго, скорее третьего сорта. А наша вера ничуть не уступает вашей. И у нас есть высшее божество, догматы, проповеди. Мы так же испиваем вино, как целебный напиток, которым верховный апостол Того Мира Алатур напоил своих верных последователей. Не жажда, но отсутствие веры мучило людей. И только вино смогло притупить их боль.

– Ваша вера ложна, ибо Алатур или Алатуренне – одна из проклятых илтатрий, изгнанных с Небес Всеотцом и остальными духами за чрезмерное злоупотребление властью. Власть низвергнутое создание использовало во зло, не ради созидания или разрушения, но ради изменения существующих порядков.

Юный священник недовольно помотал головой, однако на его лице появилась ехидная ухмылка.

– Смотрю на тебя, сестра Майра, видела бы ты себя в зеркало. За свою веру готова загрызть. Я же и мои собратья можем стерпеть любое оскорбление, ибо вера для нас – вторична. Это не институт управления, не символ власти, о которой ты говоришь. Алатура, может быть, и изгнали с Небес, возможно, даже за злоупотребление своей силой, но он встал на путь исправления. То, что верховный апостол делает со всяким от мала до велика, – это перенасыщение властью, впитывание её в полном объёме. Тот, кто не удержит её в себе, подобно переполненному стакану, сломается, такой не нужен бытию. Иной же, пройдя через посвящение властью, способен изменить мир к лучшему.

Майра почувствовала что-то странное, прозвучавшее между строк красноречивого юноши. Какие-то его слова веяли правдой.

– О материях мы можем спорить долго, уж точно не следует делать это на дороге, мешая людям, – девушка отошла, пропустив очередную телегу с громыхающим на местном языке возницей. – Мне требовалась всего лишь помощь, а не демагогия о высоком. Поэтому скажи: ты готов помочь?

На этот раз игривый взгляд пропал, он пристально впился в собеседницу, словно желал загипнотизировать. Решил ответить:

– В нашем городе точно нет ни представителей вашей веры, ни артефактов или иных атрибутов, свойственных лживой религии властолюбивых…

– Ах, ты!..

–…даже если носители ваших крестов прячутся где-то, то на людях они не показываются, – перебил её Бэнст. – И тебе бы следовало никому свой солнечный крест показывать. Мера предосторожности.

– Хватит на дороге болтать, молодые! – рявкнули прошагавшие мимо стражники, особо не отличающиеся обмундированием от вышибал из таверн. – Дорогу! Дорогу!

Двое отошли под навес ближайшего дома. Местный хотел дотащить сумку, но стукнулся лбом с хозяйкой, которая первой схватилась за ручку. Майра недовольно фыркнула, тот и не подумал извиниться.

– Гхм, моя наставница рассказывала, будто у вас не в почёте представители других конфессий, – проговорила девушка, оглядывая наполненную голытьбой улочку. – Но что нам может грозить здесь?

– Нам? – переспросил он.

– Она отправилась на охоту, а мне разрешила остаться здесь, чтобы военные патрули или чудовища не причинили вреда. Но ей нужно прикрытие. Нанимать кого-то из ваших отказалась.

– Гордая, значит, тётушка твоя?

– Откуда ты знаешь, что она моя тётушка? – удивилась вайнка.

– Ясновидящий, – слегка улыбнулся Бэнст. – А если серьёзно, то послушники обычно своих наставников либо дядюшками, либо тётушками называют. Якобы так у нас, местных, вопросов меньше. Чушь. Мы давно вас раскусили. Просто так ни вайны, ни нидарийцы, ни прочие люди запада не ездят к нам в паломничество, ибо тут никогда не было ваших регалий, а местные религии гонят вас и вашу паству, если таковая образуется. Ничему не учитесь.

– У нас важное задание! – вспылила она. – Мы не контрабандистки! Нас так уже окрестили таможенники ваши!

– Тише, не кричи, – он подступил ближе, она рефлекторно попятилась, забыв про сумку. – Так что у вас с тётушкой?

– Нужен проводник, – Майра осмелилась схватить сумку из-под тоги чужака и накинуть себе на плечо. – Тот, кто не предаст и не бросит. Тот, кто может сохранить тайну. Тот, кто не будет разглядывать меня нездоровым взором. Если есть такой на примете, буду признательна.

9

Единица длины, равная 155,5 метрам.

10

войлочных головных уборах, плотно облегающих голову и украшенных вышивкой в виде животных, узоров или символов.