Свет воспылает

– Пусти его, – проговорил незнакомый мужской голос, и острый предмет уткнулся в её позвоночник. – Нет нужды насилию во время празднеств.

– Что же сейчас празднуют? – спросила она, продолжая держать хозяина за грудки.

– Полагаю, то, из-за чего ты вернулась, чужестранка.

Сирлия отпустила тавернщика, отряхнула его. Повернулась: за стойкой с клинком наперевес стоял подозрительно светлокожий мужчина, её ровесник на вид. Подобные туману серые глаза его наливались горечью и болью, словно страдалец вымещал эмоции на окружающих. Но действия незнакомца говорили об обратном: он полностью контролировал себя. Длинные каштановые волосы связывались хвостом, а под шарфом на шее сверкала давняя рана. «Мази», – сообразила Сирлинорэ.

– У тебя нет акцента, а на имперца ты не похож, – заметила охотница. – Значит, ты мой земляк, из Вайндуола.

– Это не даёт тебе право хозяйничать тут, – холодно ответил он. – Оружие в ножны. Местная стража не любит, когда чужаки нарушают порядок.

Сирлия послушалась, незнакомец скрылся в глубине таверны. Она отдала тавернщику несколько золотых с извинениями и отправилась следом за земляком. Попросила позволения сесть рядом, он кивнул.

– Сирлия, бывшая церковная служащая. Из числа гончих, – представилась воительница.

– Эрлист, бывший дворянин, похоронивший родных и здесь, и дома, – уста раненого исторгали что-то незнакомое.

– Что же в этой забегаловке забыл лишённый титула высокородный? – спросила Легкокрылая, отклонив жестом предложение о выпивке.

– Я высокородный не по рождению. После моей смерти меня лишили всего. А по воскрешении я узнал, что все мои близкие мертвы. И мой хозяин отпустил меня на все четыре стороны.

– Чувствую в тебе какую-то странную ауру. Ты не совсем человек, верно?

Он кивнул, сняв шарф и явив уродливую гангрену почти на всю шею. За соседним столом удивлённо всхлипнула девица, показав пальцем ухажёру. Гил амасцы уставились на вайна, видя подобную рану впервые в жизни.

– Занимайтесь своими делами, – бросил им дворянин, обмотав шею.

– Прокажённый! – удивился юнец. – Витта, зови стражу!

Эрлист в доли секунды подмахнул к парнишке и огладил его горло кинжалом, приговаривая что-то. Сирлия напрягла слух и услышала лишь окончание фразы:

–…не хочешь видеть кишки своей спутницы, беги и не оглядывайся.

Юношу словно подкосило, он вскочил и бросился прочь из таверны под удивлённые крики девушки. Та кинулась догонять, оставшиеся завсегдатаи непонимающе посмотрели на Эрлиста, на что он сказал:

– Она ему изменила со мной, не берите в головы, друзья.

Кто-то воспринял сказанное за тост, таверна заметно оживилась. Сероглазый вернулся на место, Сирлия даже не заметила, когда и куда он спрятал оружие.

– Человек бы не выжил после такого ранения, – покрутила она головой. – Что с тобой произошло?

– Ритуал. Не хочу говорить об этом, – он плотнее обмотал шею, скрыв следы чужого вмешательства. – Может быть, потом. Моя судьба уже завершена, теперь я вольный скиталец. Твоя судьба ещё не предопределена, давай займёмся ею.

Сирлинорэ оглядела постояльцев. Некоторые кивали на неё, боясь вспыльчивости чужестранки. Хотя никого из местных нельзя было назвать мулатами, но вайны выделялись на их фоне белизной своей кожи и необычными цветами глаз.

– Ты сказал что-то о празднике?

– Сегодня проходит судилище, – объяснил Эрлист, вертя в руке пустой кубок. – Один из королевских наместников намерен судить чужестранку-монахиню и её спутника из местных. Город ждёт этого целый день с момента, как их привезли сюда.

– Проклятье! За много лет здесь многое могло поменяться. Ты знаешь, как проходит суд?

– Не так, как у нас дома. Всё проходит на сборище. Собираются главы районных управ, городского магистрата и суда малой инстанции. Руководит процессом сам наместник.

– Великие силы, я иду туда! Ты знаешь, куда?

– Что ты намерена сделать, Сирлия? – он хлопнул кубком по столу. – Хочешь, чтобы в кандалах стояли четверо?

– Сначала нужно разобраться, за что их будут судить. Я за свою жизнь просто так ни разу не выносила приговора и…

Щёлочки в его глазах заставили её умолкнуть. Она поняла, что болтнула лишнего.

– Пусть каждый оставит тёмные стороны своей биографии при себе, – кивнул Эрлист. – Что же, я могу помочь, но затем спрошу с тебя. Честная сделка?

Сирлия согласилась. Если бы она могла знать, какая сделка ждёт её с этим человеком, ни одна цепь не удержала бы рядом с ним.

***

Майру всё ещё удивляло, почему на её руки не повесили колодки, а руки Бэнста привязали к перилам. На вечернем заседании судей в большом зале собралось больше, чем писарей или случайно попавших зевак. Это поразило не меньше.

– Ещё одна отличительная черта местных правил, – пробубнила вайнка, пока большие люди переговаривались между собой. – В нашем королевстве на суд не пускают зевак. У нас всё строже.

– Скоро вернёшься домой, вижу, как соскучилась по старым правилам, – ухмыльнулся спутник.

– За что же нас взяли под стражу? Ты весь путь молчал, отнекивался, отшучивался. Сейчас ведёшь себя так, словно принял свою судьбу!.. А ведь уже третье заседание по нам! И даже меня ещё не допрашивали, всё из тебя вытаскивают, словно щипцами!..

– Подсудимые, молчать! – рявкнул один из писарей.

– Сейчас узнаешь, – прошептал Бэнст, – за что нас взяли. Мне надоело вилять хвостом.

Спустя время из дверей за большим столом вышел главный судья. Голову седеющего смуглого мужчины венчала причудливая панамка с вышитым гербом города: целующей колокольчик рыбой. Судья не садился, встал над своим рабочим местом и сказал:

– Бэнст, терпеть твои выходки мы больше не намерены. Последний год, когда у твоих родителей закончились средства, залог за тебя вносили церковными пожертвованиями. Хватит. Сейчас вопрос касается не городской казны или каких-то предрассудков. На кону наша безопасность. Хочешь заниматься вероотступничеством, уходи.

Спутник молчал. Майра понимала, что помалкивать следовало и ей.

– Мы поговорим с настоятелем Эгриано, тебя лишат всех церковных регалий, – продолжил чиновник в панамке. – Не впускать тебя в город магистрат не имеет права, но знай: если кто-то вновь услышит твои тёмные речи, то приговор будет приведён в исполнение на месте. Без суда и свидетелей. Твоими юношескими реформами Бонгарт сыт по горло.

– Милорд-наместник, позвольте обратиться? – не выдержала вайнка, судья кивнул. – Почему нас поймали вдали от города?

– Потому что вы задаёте вопросы в местах, где находится много людей. Во вашим следам стража ехала целый день.

– Таверны везде одинаковые… – прошептала она.

На местном языке к судье обратился один из писарей. Тот поправил панамку и махнул рукой. Отворились двери.

Майра услышала бьющие в самые фибры души шаги, какие она слышала несколько недель назад. Повернулась: в центр зала воинствующей походкой двигалась наставница. За ней трусил благородного вида мужчина, напоминающий выражением лица не то лакея, не то сурового воина. Сирлинорэ остановилась рядом, поклонилась заседающим, что повторил незнакомец, недовольно оценила Бэнста и обратилась к наместнику:

– Ваша милость, эта девушка – моя подопечная. Моё имя – Сирлия, меня изгнали с церковной службы. В ваших краях я пытаюсь найти способ восстановить своё доброе имя, для начала мне нужно… вернуть утерянный артефакт. Без своей воспитанницы сделать это невозможно. Мой спутник, милорд Эрлист, подтвердит.

– К девушке у нас нет претензий, – меланхолично ответил тот. – Внесите залог, мы освободим её.

– Сумма? – взглянув на Майру, спросила наставница.

– В обычной ситуации мы бы попросили золото, – наместник рухнул в кресло и начал перебирать бумаги. – Но ситуация не совсем обычная… Госпожа Сирлия, чем отличается церковная охота от охоты на чудовищ?

Она скрежетнула зубами. Хотя Майра никому не рассказывала о её происхождении.

– И в одном, и в другом случае выписываются гончие листы, – ответила Легкокрылая, взяв воспитанницу за руку. – Но если охота на чудовищ, то гончий лист имеет другой… вид.