Острые углы

Лера до сих пор ненавидела эти пафосные рестораны, терпеть не могла сложносочиненных блюд. Ее воротило от устриц, улиток и всякой экзотической дряни, которой пичкал ее отец, чтобы она всё знала и всё умела. Ведь Лерочка должна теперь соответствовать статусу дочери Соломатина.

Свои достижения Валерия не считала поводом для гордости. Когда учительница сказала, что ей легко дается английский, папе показалось этого мало, пришлось выучить еще итальянский и французский. Когда в пятнадцать лет Лера вымахала ростом, превратившись в длинноногую шпалу, ее запихнули в школу моделей. Никто и никогда не спрашивал, чего хочет сама Лера.

А еще в тринадцать лет, когда Соломатин забрал ее от Симы, Лерочка узнала, что у нее есть брат. Брат, который возненавидел ее с первой минуты, как увидел, и даже в пылу очередной ссоры, коих поначалу было немало, попытался придушить.

Лерка тогда сбежала из дома, добралась до Симы и заявила, что к отцу больше не вернется и будет жить с ней. Этого конечно ей не позволили. Соломатин снова забрал ее и наказал за побег. Матвей, весь белый и напуганный до смерти собственным поступком, ожидал, что она его заложит. Но она ничего никому не сказала.

Лерочка очень рано поняла, что за человек Альберт Соломатин и на что способен. Ведь он забрал ее не потому, что сильно любил и совесть в нем взыграла или проснулись отцовские чувства, нет. Просто выяснилось, что Лера умная девочка. В пять лет пошла в школу, с легкостью осваивала все предметы. Побеждала в олимпиадах. Папа решил, что такой ребенок ему подходит, такая она ему стала нужна, ведь старший сын родился с браком. Матвей оказался дислексиком[1][Дислексия — избирательное нарушение способности к овладению навыками письма и чтения при сохранении общей способности к обучению.].

Лера ненавидела всё, что пришло в ее жизнь с появлением отца. Всё и всех, кроме Матюши. До нее быстро дошло, что Матюша совсем не злой — он просто очень несчастный. Такой же, как те бездомные котята и щенята, которых она вечно где-нибудь подбирала и тащила к маме Симе домой. Брату всего лишь недоставало заботы и любви, и Лерка решила делать то, что уже хорошо умела. Она стала его любить, заботиться и защищать, как бездомное животное. Ведь он ее родной брат. Один единственный в жизни. Пусть он немного не такой, как все, но у него прекрасный слух, отличная память, красивый голос. Он совсем не дебил, каким почему-то считал его отец. Дислексия никак не влияла на его умственные способности. Он добрый и смешной, тоже любил животных. И Лерку он полюбил.

Вместе им стало легче. И в этой золотой клетке вместе они даже чувствовали себя счастливыми.

Надо сказать, Лера в долгу не оставалась. За все свои тяготы из-за разрыва с мамой Симой, за душевную боль и горькие слезы отцу она отплачивала сполна. В остром переходном возрасте выстёгивала так, что кровь у папки сворачивалась. Красила волосы в розово-черный цвет, сбегала из дома, связывалась с сомнительными компаниями. Чего с ней только не случалось.

Вся ее жизнь состояла из протеста и борьбы за право на саму себя. Казалось, она его наконец отвоевала.

А теперь что? Новая война?

***

Местом, которое указал Полевой, оказался дом в прибрежной зоне. Небольшой, аккуратный, воздушный, с широченными окнами во всю стену. Необыкновенная красота и близость моря делали его идеальным для уединения и отдыха.

Двери гаража были подняты, внутри стояла машина Полевого. Лера въехала туда же и заглушила двигатель.

— Приехали, — объявила она и вытащила из машины коробку с тортом и пакет со свечами.

— Вот вы придумщики, — усмехнулся Матвей.

— Не говори. Сама удивляюсь.

Войдя в домик, они сразу оказались в жилой части. С порога их встретили коробки с цветами и бесчисленное количество шаров. Всё бело-розовое, как Лера и просила. У двери, в углу были устроены вешалка для одежды, скамейка и полка для обуви, но отдельно прихожей, как части дома не было.

— Здоров, — Матвей приветствовал Полевого рукопожатием. — Твое логово?

— Да, — кивнул он.

Ему хотелось увидеть что-нибудь в Леркиных глазах. Тепло или радость, что-нибудь говорящее, что он ей небезразличен. Но она была холодна, как айсберг, и даже не смотрела в его сторону.

— Цветы, шарики… Свечи есть, торт есть… Еда, шампанское? — говорила, будто не ему.

— В холодильнике, — ответил Лёшка.

Она заглянула внутрь, проверила ассортимент закусок и количество шампанского, пристроила торт на свободную полку и еще раз осмотрелась.

Раздвинула окна, полностью открыв комнату ветру, свету и морскому воздуху.

— Умеешь ты красиво жить, лысый. Класс.

— Я выгружаюсь? — уточнил Матвей.

— Давай. У нас времени не так много. — Лера стянула с себя кожаную куртку и бросила ее на скамью в углу.

Пока Матюша выгружал из машины аппаратуру, они с Лёхой отодвинули диван, освободив больше места в передней части комнаты, и поставили туда стол. Предполагалось, что сладкая парочка будет оттуда любоваться шикарным видом на море.

Затем они развесили гирлянды из цветов и шарики. Убрали мусор, сервировали стол закусками, расставили и зажгли свечи и после этого позвонили Альке и Юлику.

Когда всё было готово, Лёшка сварил всем кофе, и они перекусили пиццей, заботливо им припасенной на случай, если кто-то проголодается.

Лера взяла кружку и встала в проеме, оценивая сотворенное ими бело-розовое безобразие:

— Как думаешь, дурикам нашим понравится? Не перестарались мы? А то похоже на выездную регистрацию.

Прошло немало времени, прежде чем она смогла взять себя в руки и спокойно посмотреть Лёшке в лицо, не опасаясь, что он прочтет что-то в ее глазах. Заметит эту неуместную радость от встречи.

Полевой рассмеялся:

— Давай шарики полопаем.

— Поздно, — усмехнулась она.

Назаров примчался первым. Всё в нем бурлило от радости и счастья, он бегал туда-сюда по комнате, всё рассматривал, не зная, кого больше благодарить за такой подарок: Лерку, Лёху или Матюшу.

— Смотри, — наконец он притормозил около Соломатиной и достал из кармана пиджака коробочку с кольцом. — Ей понравится?

Лерка вздернула бровь.

— Так, Юля. Вот сейчас не вздумай всё испортить. В твоих действиях и словах не должно быть никакой двусмысленности. Вообще никакой!

— Хочу предложение ей сделать.

— О, тогда вопросов нет. А как ты ей это скажешь?

— Алиночка, любовь моя, выходи за меня замуж.

Юлик был так взволнован, что не заметил Леркиной иронии.

— Молодец, — похвалила Лера и переглянулась с Полевым.

— Ничего себе мы с тобой херувимы, — сказал он.

— А то! — усмехнулась она.

Немного позже приехала Алина. В нарядном платье, с красивой укладкой на распущенных волосах она шагнула в открытый портал и восторженно замерла.

— Что это?

— На нас не обращай внимания, мы сегодня просто технический персонал и скоро отчалим, — улыбнулась Лера.

Музыка уже играла, Матюша запел красивую песню, и Юлик пригласил свою девушку на танец.

Лера вышла из дома, отойдя подальше к берегу.

Юлик решил не тянуть и, когда их танец закончился, достал кольцо и, как полагается, рухнул перед Алькой на одно колено.

Дальнейшее Соломатина уже не видела. У нее зазвонил телефон, и она, ответив на звонок, пошла к морю.

Полевой тоже уже не следил, что происходило между двумя в бело-розовой комнате. Он смотрел на Леру. Она долго с кем-то говорила, стоя к нему спиной. Потом, убрав телефон в карман, тронула рукой воду. Скинула ботинки, закатала брюки до колен и вошла по щиколотку в море.

Лера, как обычно, была одета просто. На ней был черный топ, заправленный в узкие черные брюки — собранный, четко выверенный образ, ничего вызывающего или открыто сексуального, но Полевого потряхивало от одного на нее взгляда. Она всего лишь обнажила икры, крепкие и красивые, и он почувствовал острое желание. Не просто сексуальное, но мучительное и тягостное — быть с ней, чувствовать ее, прикасаться, целовать, ощущать запах ее кожи. Оно лишило его покоя и даже стало приносить боль…