Острые углы

Лера вдруг обернулась, будто почувствовала, что он на нее смотрит. Полевой не успел отвести взгляд, да и не собирался. Она свой тоже не отвела.

Тогда он сдвинулся с места и подошел к ней.

— Вода холодная.

— Вот и не лезь. А то простудишься, — привычно враждебным тоном ответила она.

— Не надоело? Броня не жмет, дышать не мешает?

Не глядя на него, Лера усмехнулась:

— Тесновато временами, а так ничего. Я привыкла.

— Почему между нами всё вот так? — упрямо спрашивал он.

— Тебе причина нужна?

— Было бы неплохо ее обозначить.

Из ее карих глаз выхлестнула непонятная ему злость.

— Потому что ты меня хочешь. Потому что мы оба знаем: если бы не наши родственнички, мы бы уже давно были в постели. Ладно, я без башни! Ты-то куда? Ты ж нормальный! Зачем ты в это лезешь?

— И всё? — удивленно спросил Лёшка. — Всё дело в папе? И только?

Теплая волна окатила спину, когда настоящий смысл ее слов дошел до него.

— А тебе этого мало? — так же удивленно спросила Лера.

— А мне всё равно. Мне совершенно плевать на твоего папу. У меня с ним и так сложные отношения. Какая разница, сплю я с тобой или нет. Проблемой больше, проблемой меньше…

— Даже так? — хмыкнула она.

— Не знаю, как ты, — спокойно сказал он, — но в моей жизни только я решаю, с кем спать, кого любить, с кем дружить. Это только мое дело. Ничье больше.

— Счастливый ты человек, Лёха, — равнодушно ответила Лера, захватила ботинки и вернулась в дом.

Глава 4

К концу недели Лера окончательно выбилась из сил. Хотя всю пятницу простояла в операционной на плановых, устала она не от работы. Вымотала ее бесполезная борьба с собой и со своими чувствами. Тягостно и плохо было на душе, разваливалось ее мироощущение. Да чего уж там, Лера чувствовала себя несчастной.

Почему она должна себе отказывать? Ради чего?

Одно дело, если бы Полевой был последним ублюдком. Или просто ублюдком…

Или женатым ублюдком… К инстинкту самосохранения подключились бы гордость и самолюбие — тут без вариантов. У Лёхи не было бы ни единого шанса.

Но Лёха был нормальным. Во всех отношениях.

А еще он оказался удивительно настойчивым, упрямым и при этом не агрессивным, что редкость. Упрямцы обычно нетерпеливы, особым пониманием не отличаются и, устав от отказов, быстро превращаются из дамского угодника в тщеславного демона.

Обычно Лере не стоило большого труда кого-то отшить. Но Леший непрошибаемый. Ничего его не отталкивало: ни ее нарочитая грубость, ни откровенный сарказм. С него всё как с гуся вода. Она начинала верить, что на папу ему действительно плевать.

Зато не плевать было ей. Причины ее сомнений лежали глубже, чем можно себе представить на первый взгляд. Не отца Лера боялась, не того, что в качестве первой меры он лишит ее материальных благ. Такое уже было.

Отец наказал ее деньгами, вернее, их отсутствием, когда выяснилось, что она променяла экономический факультет на ветеринарный. Лера поступила туда тайно, но учиться на двух факультетах одновременно было трудновато.

Разумеется, как только она перестала появляться на занятиях, отцу тут же доложили. Он устроил ей нехилую головомойку, а заодно лишил всех средств к существованию, рассчитывая, что это повлияет на дочь, и она возьмется за ум.

Но не тут-то было. Лера даже не думала идти к папе на поклон. Собрала вещички, свалила с его московской квартиры и сняла жилье на двоих с Алькой.

Они учились, работали, занимались своими делами, Лерка волонтерила в приюте. Тяжело было, но здорово. Папа снова забыл о ее существовании, и Лера вновь почувствовала себя свободной. Никто за ней не следил, не контролировал каждый шаг. Правда, свобода ее длилась недолго. Ровно до того момента, пока какой-то придурок не написал о ней статью. Дескать, единственная дочь олигарха Соломатина живет в какой-то дыре, одевается как бомж и дерьмо за собаками убирает. Придурок этот благополучно исчез с лица земли, статейки все подчистили, а Лерку вернули в семью.

Снова пошли ультиматумы. Папа кричал, что лучше знает, как она должна жить.

Лерка не кричала — молча объявила голодовку. Соломатин бушевал, устроил ей психушку на дому. Запер в четырех стенах, безо всякой связи с внешним миром.

Лера понимала, что не может уступить. Не должна, не имеет права. Если сдастся, то о самостоятельности можно забыть навсегда.

Отец не выдержал такого упрямства, но и Лерка чуть не слетела с катушек.

Договорились, что можно ей заниматься ветеринарией, лазить по приютам, возиться с бездомными животными, но с условием, чтоб семью больше не позорила, следила за связями, не общалась с кем попало и эконом все-таки закончила.

Лера совершенно не боялась вызвать гнев отца. Благодаря ему она хорошо изучила себя и предел своей прочности, знала, что может выдержать. Проблема не в этом. Сейчас она уже не принадлежала сама себе. У нее было свое дело, от нее зависели люди и животные, она обросла связями, обязанностями, создала себе репутацию. Если отец начнет ломать ее мир, это коснется не только ее лично, пострадает не только она.

Соломатин будет наказывать ее через других.

Не говоря о Полевом. С ним он вообще не будет договариваться — пулю в башку пустит, и всё.

Алинка, помирившись с Юликом, завязла в своем счастье и уже несколько дней не появлялась. Лера позвонила сама, решив, что теперь настала Алькина очередь проявлять дружеское участие. Чтобы отвлечься от тяжких мыслей нужно что-то более радикальное, чем меренговый тортик, который она купила себе по дороге домой.

— Что там в итоге? Ты согласилась? Девичник у нас будет? — спросила Соломатина, наливая себе большую кружку зеленого чая.

Она не резала торт на куски, а собиралась отъедать от него ложкой.

— Конечно, я согласилась. Но мы не торопимся. Так скажем, это была помолвка, — радостно сообщила Алинка.

— Тогда сегодня танцуем? Мы же должны как-то отметить такое важное событие.

— Серьезно?! — обрадовалась Алька. — Мы так давно с тобой никуда не ходили. Конечно, танцуем!

— Только давай без мужиков, — предупредила Лера.

Они коротко обговорили где и во сколько встретятся, но Лера не успела ни поесть, ни собраться. Позвонил отец и вызывал к себе. Как обычно, его не волновали ни ее занятость, ни ее желания.

Лера раздраженно забросила чистую ложку в ящик, засунула торт обратно в холодильник и набрала номер папиного помощника.

Дмитрий Дмитриевич Беспалов находился всегда при отце, был в курсе всех его дел и, как догадывалась Лера, решал вопросы, которые находились вне правового поля. Надо быть совсем наивным, полагая, что такое богатство можно нажить честным путем.

С Беспаловым у них установилось своего рода понимание. Он часто прикрывал Лерку перед отцом и заранее предупреждал о каких-то решениях, которые касались лично ее.

— Здравствуй, Лера, — ровно ответил он.

— Спасай, Дима. Что там за движуху папуля снова организовал?

— Ужин с новым начальником порта и его сыном.

— А-а, типа, смотрины? Я его знаю?

— Не думаю. Человек он новый.

— Окей, скоро буду. Минут через двадцать.

— Я тебя встречу.

Лера не собиралась менять свои планы, а лишь немного их подкорректировать.

Она предупредила Алю, что задержится, и пошла собираться. Много времени для этого ей не понадобилось. Она давно покончила с экспериментами и поисками себя. Не про нее вся эта женственность, платья в цветочек и прочая мишура, подчеркивающая женскую сексуальность. Лера плохо себя в таком ощущала, поэтому всё цветное у нее из гардероба постепенно вывелось. В основном она ходила в черном или белом, реже — сером и темно-синем. Еще у нее имелись несколько голубых джинсов, но в целом с нарядами было скудновато.