Халява

— Правильно, — согласился я, подливая в его опустевшую кружку свежего пивка. — Здоровье, оно подороже будет пустой бравады. В бане шутить не след.

— Ой, Сергей Вадимович, вы мне книжку подписать обещали, — вдруг опомнился Шурик, так до сих пор и не сумевший перейти со мной на «ты».

— А ведь мы с тобой договаривались, не выкать, — указал я ему на оплошность.

— А я… как-то не могу… Ведь вы такой человек… известный… А я простой… милиционер… к тому же вы старше, — даже начал слегка заикаться паренек.

— Это ты брось! — непререкаемым тоном произнес я. — Я такой же человек, как и ты! Просто мне больше везло. И не настолько я тебя старше! В общем, не дергайся и на «ты»! Яволь?

— Ага, яволь! — заулыбался пацан. — Так подпишите? — Я строго посмотрел на Шурку. — Подпишешь? — Тут же исправиться он.

— Другой базар! — По-приятельски хлопнул я его по влажному и горячему после бани плечу. — Давай сюда свою книжку…

— Только у меня их несколько! — виновато произнес он, выуживая из-под стола объёмную сумку-рюкзак. — Просто мне сёстрам, племяннику, маме… — начал оправдываться он.

— Да давай, сколько есть! — рассмеялся я. — Ручку-то не забыл захватить?

— Целых три взял, если вдруг писать не будет.

— Запасливый, — усмехнулся я, разглядывая выложенные на стол книги. — Весь ассортимент в магазине скупил?

— Весь, — признался Шурик. — Я бы еще взял, но больше не было.

— Успеешь еще, — приободрил я парня. — Не забыл, что я тут у вас решил зависнуть? Так что успеешь и двоюродным подписать и троюродным!

— А новое, что напишете, почитать дадите… дашь?

— А почему нет, — пожал я плечами. — Мы с тобой еще и обсудим свеженаписанное под коньячок у мангала или камина. Я люблю, когда есть хороший собеседник — так мысли быстрее крутятся.

— Серьезно? — не поверил своему счастью Шурка.

— Серьезно-серьезно, — кивнул я. — Ну сам посуди: знакомых в Нахаловке у меня раз-два и обчелся. Катя, Костик, ты, да Колобков. Колобков, как я понимаю, книжки не сильно жалует, больше жвачник смотрит. Кате тоже некогда читать, Костик по малолетству серьезный разговор не вытянет. Знакомиться с людьми на улице я не люблю. Живу один… Так что ты один такой любитель фантастики на всю округу. Только навещай почаще…

— Сергей Вадимович, да вы… ты…

— Эх, мать вашу! Ядреный парок! — Из бани на воздух выскочил распаренный Колобков, зачерпнул ведром из бочки чистой холодной воды, накаченной из скважины помпой как раз для такого случая, и опрокинул ведро на себя. — А-а-а! — заорал он, облившись ледяной водой. — Как заново родился!

— Че, пересидел тебя Прошка? — спросил я, подавая стакан с пивом Семену.

— Пересидел! — сдувая пивную пену, произнес Колобков. — Уж на что я к бане стойкий, но уделал меня твой приятель, Сергей Вадимыч! Уделал, как бог черепаху! — заявил он, в два глотка осушая большую кружку.

— Из всех, кого знаю, еще никто Прохора в бане не пересидел, — сообщил я Семену.

— Он у тебя как двужильный! — сказал Семен, присаживаясь на лавку рядом со мной. — Там уже пошевелись нельзя — жар, как наждаком по коже елозит — а ему все нипочем! — с оттенком легкой зависти произнес Колобков. — Не думал я, что «столичная богема» на такое способна! Уважаю, мужики! Вы наши! Корень от корня! Не скурвились в своей Москве, не зазнались! Побольше б в столице таких мужиков, особенно в правительстве, так может и нам в глубинке жилось бы полегче! Давайте, что ли, за это выпьем! — предложил он. — Чем не тост!

— И про меня не забудьте! — крикнул вышедший из бани Прохор.

— Михалыч, ну ты как? — крикнул ему Семен.

— Я — отлично! — ответил Прохор, выливая на голову ведро холодной воды. — Только банька слабовата! Не держит настоящего пара, — произнес он, подходя к столу.

— Слабовата? — возмутился Семен. — Да она так раскачалась, что Катькины ароматические масла в пузырьках закипели!

— Эх, Сема, Сема, — покачал головой Прохор, — вот будешь в наших краях, я тебя в свою баньку свожу. Сам строил у себя на участке, сам печь клал. Вот там парок, так парок!

— Не соглашайся, Семен, — расхохотался я. — Он тебя в своей бане уморит! А после, что от тебя останется — под коньячек слопает, благо, готовить уже не надо…

— Ну, скажешь тоже! — фыркнул Воронин. — Если баня «правильная», там такой пар выдержать без последствий можно — тебе, Сема, и не снилось! А у меня — правильная баня…

— Ну, все, Проха, хватит! — взмолился я. — Про баню ты можешь часами рассказывать! Давайте, лучше, замахнем — Семен такой тост задвинул!

— Давай! — согласился Прохор. — А с тобой, Сень, если желание будет, мы попозже за баню потреплемся.

Мы подняли рюмки, позвенели ими, как полагается, и выпили.

— Ну, мальчики, как вы тут без меня справляетесь? — спросила вернувшаяся от родителей Катя.

— Справлялись, но без особой радости, — произнес я. — Скучно без вас, Катерина. Не покидайте нас больше!

— Не буду! — Катя улыбнулась и присела с нами.

Проводив взглядом покидающего ресторан мэра, приятели Степана вернулись в директорский кабинет.

— Степка, а чего от тебя предок хотел? — поинтересовался остроносый и вертлявый, сухой как щепка Эдик Калугин.

— Нагнуть хотел, как обычно! — недовольно буркнул младший Храпов. — Все понять не может упертый старикан, что я уже не сопляк! И что его интересы мне по барабану!

— Не, ну папахен у тебя еще крут! — не согласился с мнением корефули Ванька Худолеев. Не смотря на насквозь русские имя и фамилию, был Ванька дюже носат и черен. — Такими делами крутит, что и нам не грех у него поучиться!

— А кто с этим спорит? — согласился Степан. — Батя у меня — голова, каких поискать! Но как выбешивают эти его замашки! Никак он в толк не возьмет, что мы сами дела делать умеем!

— Эт ты точно подметил! — поддакнул приятелю Эдик. — Чё на этот раз?

— Да наехал я тут на одного московского хлыща — он к Катюхе клинья подбивал…

— Хех, а у тебя на этот счет пунктик, — усмехнулся Худолеев. — И как ты терпишь эту сучку, никак не врублюсь! Я бы уже давно её через тумбочку перегнул…

— Заткнись! — проревел Степан, грохнув кулаком по столу. Пустые водочные бутылки подпрыгнули на столе и опрокинулись. — А то не посмотрю, что мы с тобой с детства корешимся! — мрачно пообещал он.

— Степка, да я ничего такого не имел… — перепугался Ванька, зная тяжелый характер приятеля. — Просто ты с ней носишься, как с писаной торбой! Может с ней пожестче…

— Сам знаю, как и что мне нужно! — отрубил Степан.

— Так я же о тебе переживаю…

— Вот и не лезь, Ванька! — посоветовал собутыльнику Храпов. — Не твое собачье дело!

— Степ, да ты ж мне лучший корешок! Мы с тобой со школы кентуемся — переживаю я за тебя! — Худолеев полез к Степану с «объятьями».

— Отвянь! — грубо оттолкнул его Храпов.

— Зря ты так, Степа! — попенял ему Эдик. — У меня тоже вот тут, — постучал себя кулаком в грудь, — за тебя болит! Из-за какой-то мочалки мой лучший дружбан, вот уже который год места не находит…

— Мы, Степка, за тебя любого порвем, — вписался в разговор Ванька, — хоть москвича, хоть местного…

— Мля, пацаны, да я за вас… — тоже «расчувствовался» Степан. — Да вы для меня роднее родного папаши!

— Так что там у тебя с москвичом произошло? — вернул разговор в прежнее русло Эдик. — За что предок на тебя так взъелся?

— Что произошло, говоришь? Да ничего особенного! — сказал Степан. — Я к Катьке днем заскочил, а там — а там этот терпила харю давит… Ну я ему и вмазал!

— Как? Прямо в у нее в кровати его застал? — ахнул Эдик. — Я бы его сразу грохнул…

— Ты дебил? — вновь разозлился Степан. — Если б такое случилось — я бы обоих завалил! Нет, он на дедовской половине дома дрых… Она ему половину дома сдать обещала, предыдущие жильцы съехали. Но то у нее молодняк жил: пацан-студент сопливый с бабой… А тут такой фраер столичный! Ну, всяко яйца к моей телке подкатывать будет! Ну чё я не прав?