Доверься мне

— Что, черт возьми, на тебя нашло? — гневно смотрит на меня тренер, с красным раздраженным лицом. — Нам осталось двадцать минут до конца игры, а ты снова провел пять из них на чертовой штрафной скамейке!

Я знаю, что лучше не вешать голову от стыда, с тренером это не прокатит. Признать свои ошибки и не повторять их — вот что мне нужно сделать.

— Этого больше не повторится, сэр.

— Скажи это своей гребаной команде. Ты их лидер, а ты их подводишь. Мы пропустили гол из-за того дерьма, что ты там устроил!

Его гнев оправдан. Сегодня я витал в облаках. Сегодня я был рассеян, даже больше, чем всю неделю. Увидеть Оливию по видеосвязи два дня назад, как она долго не могла оторвать свой взгляд от меня — это выбило меня из колеи сильнее, чем мне бы хотелось признать.

Я приложил достаточно усилий, чтобы отвергнуть каждую женщину на афтерпати после игр. Я так старался, был так хорош, в надежде, что она смотрит, что она увидит, как я меняюсь, и ее страх исчезнет. Это не работает, и тот факт, что она так сильно меня отвлекает, несмотря на расстояние, окончательно мутит и запутывает все мысли в моей голове.

Одна ночь. Одна чертова ночь с этой девушкой, и я, блин, разбит. Почему, черт возьми, я не могу избавиться от этого?

Я не знаю, что тренер видит на моем лице, но, вероятно, там поражение, потому что его взгляд смягчается.

С тяжелым вздохом он проводит рукой по лицу.

— Послушай, Картер, я вижу, что с тобой что-то происходит. Это не ты. Обычно ты более уравновешенный на льду, чем сейчас. Ты никогда не подводишь команду, но в последнее время… в последнее время твоя голова не на месте, — он похлопывает меня по плечу, будто это может меня утешить. Не утешает. — Ты должен взбодриться.

Я, блять, пытаюсь.

— Не знаю, что ты там поменял, свой распорядок дня или что-то еще, но что бы это ни было, вернись к тому, что делал раньше. Это работало на тебя. Найди Картера Беккета, которого мы все знаем и любим.

Но что, если я не люблю эту версию себя? Что если я больше не хочу быть тем Картером Беккетом?

Но все хотят именно этого, поэтому я это им и даю.

Я возвращаюсь на лед во втором и третьем периоде, и беру себя в руки. Мне удается не попасть в штрафной бокс, забить гол и отдать голевую передачу, что приводит нашу команду к очередной победе. После игры тренер счастлив, чего не скажешь обо мне, но это не важно.

— Картер! Мы можем взять у тебя интервью?

Я собираюсь проигнорировать толпы репортеров, ожидающих нас в коридоре, на нашем пути в раздевалку после окончания игры, но тренер обхватывает мой локоть, и останавливает меня.

— Он с удовольствием поболтает. Не так ли, Беккет?

Сдержать недовольный стон становится почти невозможно, так как мне в лицо тычут диктофоны и камеры, лишая меня возможности уединиться.

— В первом периоде у тебя были трудности, Картер, — говорит один из репортеров. — Похоже, тебе пришлось нелегко.

Проведя рукой по своим мокрым от пота волосам, я вздыхаю.

— Да, в последнее время я чувствую себя не в своей тарелке. Я немного не в себе, — ложь легко слетает с моего языка. — Но я пытаюсь взять себя в руки, — добавляю я с вымученной улыбкой.

— Ты собрался во втором и третьем. Что изменилось?

— Эм, я…

— Это Оливия?

Моя рука замирает на линии челюсти при упоминании ее имени.

— Простите?

— Оливия. Та девушка несколько недель назад. Вы посвятили ей свой гол и в тот же вечер вас видели танцующими вместе. Похоже, она была с вами на сборе средств для проекта «Семья», но с тех пор ее никто не видел.

Моя челюсть сжимается.

— В чем вопрос?

— Вы расстались? Вы встречались? Или она была просто очередной…

— Я не буду говорить об Оливии.

— Назовите ее фамилию? Кто она для вас? Чем она занимается?

— Невероятно, черт возьми, — я зажмуриваю глаза, мрачно смеюсь. Сделав шаг вперед, я возвышаюсь над репортером, у которого хватает наглости продолжать давить на меня. Мне не нравится, когда на меня давят, и то, как он отступает на полшага назад, сигнализирует, что он наконец-то понял. — Личная жизнь Оливии — не ваше собачье дело. Упомяните ее имя, и я гарантирую, вы узнаете, что кусаюсь я также сильно, как лаю.

Толпа расступается, когда я направляюсь в раздевалку.

— Интервью окончено.

Но на этом моя война не заканчивается. На деле же, с каждым мгновением мое разочарование, мой гнев, мое гребаное замешательство усиливаются. Я ненавижу это, и я не знаю, как это изменить.

Это не я, тренер прав. Мне нужно что-то сделать, чтобы исправить это, и сделать это быстро. Поэтому я сразу же, как захожу в бар, направляюсь к Каре.

Но Эммет опережает меня, кружит ее. Она берет его лицо в свои руки и целует его. Они вместе чуть больше года, а искра еще не пропала. Я думаю, они из тех счастливых пар, которые никогда не потеряют ее, из тех, где все становится на свои места с самого начала.

Кара откладывает телефон, прежде чем они вдвоем идут к барной стойке, и я проскальзываю на ее место. Я не очень горжусь собой, когда беру ее телефон, чтобы подсмотреть в нем номер Оливии. Возможно, удача наконец-то на моей стороне, потому что на экране уже открыта переписка со жгучей брюнеткой.

Кара: У тебя свидание с завтраком, или как?

Оливия: Да. Разве это настоящее свидание, если оно не заканчивается завтраком?

В моих ушах стучит кровь, а слова перед моими глазами вызывают в груди боль, когда я, наконец, осознаю — она движется дальше. Дальше от того, что у нас было, чем бы оно ни было, если вообще было. Потому что оно никогда не было чем-то, да? Это была просто неоспоримая химия и физическое влечение, в сочетании с глупой мыслью, что я действительно хочу отношений, что Оливия и я можем быть вместе, и это будет классно.

Какого черта я вообще решил, что это хорошая идея?

Тренер был прав. Этот новый я не работает. Мне нужно вернуться к старому Картеру Беккету. Тому Картеру сейчас было бы наплевать на это. Он бы похоронил свои чувства в чем-то горячем и влажном.

И именно это я и собираюсь сделать.

Я осматриваю бар, окидывая все эти взгляды, полные надежды, что у нас что-то получится, пока не нахожу то, что ищу.

Высокая. Блондинка. Худая. Машет мне пальцами, покачивая одним бедром в платье, которое больше похоже на остатки неудачного швейного проекта.

Полная противоположность Оливии.

— Мистер Беккет, — она проводит блестящим черным ногтем по моему галстуку, прежде чем обнять меня за плечи и запустить пальцы в мои волосы. — Разве вы не красавчик?

Мои глаза закрываются на то, что я собираюсь сделать, будто они не хотят видеть это разрушение.

— Хочешь убраться отсюда?

— Чем займемся?

Господи, у меня нет времени на это дерьмо.

— Ты знаешь, чем.

Она наматывает мой галстук на кулак и притягивает меня ближе. Аромат ее духов удушает.

— Я сделала новую татуировку, — шепчет она.

— Круто, — мне, блять, все равно. — Не могу дождаться, чтобы увидеть ее.

Еще одна. Очередная Бренди, Мэнди, или гребаная Кэнди. Я не знаю, да и не особо парюсь об этом. Все, что я знаю — я трахал ее раньше, и это было неплохо. Надеюсь, достаточно, чтобы сбросить меня с этих адских американских горок, на которых я застрял, потому что я больше ни секунды не хочу кататься на этом гребаном аттракционе.

— Поехали, — я ненавижу себя в секунду, когда шлепаю ее по заднице, и еще сильнее, когда беру ее за руку в ее и тащу за дверь.

Эта зима проверяет меня на прочность. Горы снега и ледяной воздух, обжигающий щеки, что совсем не похоже на зиму западного побережья. Отчасти я наверняка под влиянием зимнего блюза, о котором все говорят, но когда я иду за руку с Кэнди Бренди по тротуару, я понимаю, что дело скорее в неправильной руке.

Все кажется неправильным.

Я не имею ни малейшего понятия, что сейчас делаю, почему я решил, что это поможет мне справиться с тем, что я чувствую. Неудивительно, что Оливия не верила, что я изменюсь, что я стану другим. Это лишь доказывает, что я все тот же парень, что забивает на свои проблемы. На меня обрушивается чувство, что мой отец был бы очень сильно разочарован во мне.