Когда наступает рассвет

Едва они выехали из лесу, как раздался окрик:

— Стой!

Из укрытия выскочили солдаты.

— Кто такие?

У Домны похолодело в груди, но она преодолела робость и бойко ответила:

— Я в Помоздино, к родственникам. Хочу наняться в прислуги. А это ямщик.

Солдаты обыскали Домну и ямщика, перетряхнули сено в санях и, ничего не обнаружив, распорядились:

— Поехали на заставу!

Солдаты завязали им глаза, один сел на подводу и взятым у ямщика кнутом хлестнул по лошади; дорога спускалась под гору.

На Кодзвильской заставе Домне развязали глаза. Она осмотрелась.

Здесь было около десяти домов. За ручьем виднелся Аныб. Налево, за крутым обрывом, извивалась покрытая снегом Вычегда. За нею тянулся лес, где садилось холодное зимнее солнце.

На заставе Домну в дом не вводили. Начальник в мохнатой шапке и английской шубе тут же, около подводы, стал расспрашивать ее, кто она и откуда едет. Домна говорила то же, что и солдатам. Поправив сползавшую с головы шаль, она заговорила смелее:

— Отпустите, мне ведь дальше ехать! Куда дели мой узелок?

— Постой! — вдруг шагнул вперед косолапый солдат. — Где я видел тебя, молодушка?

— Меня? — неподдельно изумилась она. — Первый раз вижу тебя. И какая же я молодушка, если еще замужем не была?

— Подожди, не прыгай! — Вспоминая, солдат морщил лоб, сдвигал брови и вдруг радостно заорал — Знаешь, где встречались?

— Где? — спросила Домна с беспокойством. Она давно узнала его, но не подала виду, засмеялась — Ты, служивый, не клюкнул ли сегодня лишнего?

Не обращая больше на нее внимания, солдат обратился к начальнику заставы:

— Я видел ее совсем недавно. Патрулируя, зашли мы в один дом погреться. Там сидели девушки и пряли. Мой товарищ ей еще руку пожимал, побаловаться хотел.

— Мою руку пожимал? Ослеп ты, что ли, невесть что плетешь! Получше взгляни, тогда и говори! — возмутилась Домна. Она заметила, что солдат хоть и божился, но все же не был уверен до конца. А когда она горячо заспорила с ним, раздраженно махнул рукой и, отходя в сторону, пробормотал:

— А кто ее знает! Может, и не она! Все они на одну колодку! Темно было в избе.

— Вот ведь! У какой-то девки руку пожимал, а меня чернит! — с облегчением вздохнула Домна и стала просить начальника заставы — Ноги замерзли, хоть погреться пустите.

Но унтер-офицер в белых пимах, судя по выговору — с Ижмы, зло бросил ей:

— Не маши руками! Сходим к командиру. Шагом марш и больше не разговаривай! Ты тоже, щенок, с нами пойдешь! — И ткнул подростка в шею.

Домна поняла, что, если сейчас ее не отпустили, потом будет труднее выкрутиться. «Ну, да ладно, все еще впереди, нечего голову вешать!» — утешала она себя, шагая между вооруженными солдатами.

Смутно проступали в сумерках очертания домов. В окнах зажглись огни. На дороге встретились несколько солдат.

Конвоиры пересекли ручей и на другом берегу подошли к крестьянскому дому, где размещалась комендатура.

Унтер-офицер доложил прапорщику о задержанных на заставе, оставил Домну и ямщика и ушел с солдатами обратно.

Наступил длинный и тоскливый вечер — первый вечер Домны в стане врагов.

Она не падала духом. Отправляясь в разведку, знала, что могут ее и задержать и допрашивать. Прапорщик ввел ее в комнату и начал допрос. Домна повторила все то, что говорила начальнику заставы, и стала просить:

— Господин начальник, что ты возишься со мной? Отпусти, я тороплюсь в Помоздино. Если отпустишь, ни на один день не задержусь, переночую и завтра же уйду. Не найдется попутной подводы, пешком пойду.

— А ты действительно идешь наниматься в прислуги? — недоверчиво спросил прапорщик. — Не врешь?

— Да нет же!

— У тебя есть какой-нибудь документ? Паспорт, что ли?

— Откуда у девушки паспорт? Если дашь, тогда будет!

— Завтра в штабе поговорим! — решил прапорщик и приказал солдатам не выпускать из дома ни Домну, ни мальчишку-ямщика.

Эта ночь показалась Домне бесконечной. Не снимая пальто, она просидела на лавке в простенке, вздыхая, смотрела через заиндевевшее стекло на темную улицу.

Бежать? Но как? Дневальный не спит. Да и не испортит ли она все своим побегом? Может, завтра допросят в штабе и отпустят.

Перед рассветом Домна немножко подремала на скамейке.

Утром ее и парнишку повели в штаб.

— Паня, накормили тебя? — спросила мальчика Домна.

— Нет. А тебя?

— И меня нет. Но ты не горюй… — Домна хотела сказать ему еще раз, что говорить и как себя вести в штабе, но конвоир строго предупредил:

— Не велено разговаривать!

Штаб белых помещался в большом доме с мезонином. Раньше, по-видимому, здесь была школа. Около дома, выброшенные прямо на снег, валялись парты, классные доски.

У крыльца, в снегу — какая-то книга. Домна наклонилась, хотела подобрать, но конвоир сердито прикрикнул на нее:

— Куда берешь? Не велено!..

Штабные пришли поглазеть на задержанную на заставе девушку.

Допрашивал ее длиннолицый поручик с плешинкой.

Домна повторила свой рассказ: идет в Помоздино, к дальним родственникам, хочет поступить в прислуги, а подводу наняла в Подъельске, ямщик тоже оттуда.

— Почему мальчика голодом морите? Со вчерашнего дня парнишка не ел! Нельзя детей обижать! — начала упрекать Домна поручика. Она все еще надеялась обвести белых вокруг пальца, готова была шуметь и ругаться до тех пор, пока не надоест и ее не прогонят. Придумать что-нибудь другое в ее положении было трудно.

Среди других офицеров Домна не сразу увидела знакомого. В сером френче с большими карманами, офицер сидел в сторонке и ничем себя не обнаруживал. Когда поручик с плешинкой, закурив английскую сигарету, спросил мнение других офицеров, что они думают об этой девушке, подпоручик, сидевший в углу, встал:

— Я знаю ее. Она из Вильгорта, работала у красных в уземотделе. Если не ошибаюсь, Домна Каликова?

Тогда тебя так называли. И смоталась она с красными. Я не верю, что она идет искать работу. Все это враки! Она пришла сюда как разведчик!..

Прыщеватый подпоручик подошел к Домне, внимательно посмотрел на нее, схватил за косу и дернул. Коса девушки отделилась, платок сбился на голове. Подпоручик сдернул и платок и недобро засмеялся:

— Видите — маскарад!

Домна в замешательстве стояла с непокрытой головой. Она узнала подпоручика — это был сынок протопопа. Да, надежды на то, что удастся выкрутиться, не было.

Домна с ненавистью взглянула на прыщеватого подпоручика.

Офицеры окружили Домну.

— Партизанка? — прищурившись, спросил плешивый поручик.

Домна не ответила и лишь гордо вскинула голову.

— Коммунистка?

— Хотя бы и так!

— На разведку шла?

— На разведку! — с дерзкой смелостью ответила Домна. Теперь не было смысла отпираться. — Можете сделать со мной что угодно — расстрелять, изрубить, повесить. Но мальчика не обижайте. Он ни в чем не виноват.

— Скажи пожалуйста, какая самоотверженность? Говори лучше, какие силы красных находятся против нас? Скажешь — останешься живой, а обманешь, то… — Поручик вынул из кобуры револьвер, положил перед собой на стол и небрежно бросил: — Ну?

Домна презрительно усмехнулась:

— Если хотите знать наши силы, сходите сами. Пришла же я узнать о ваших силах.

— Не скажешь, дрянь?

— Нет!

Поручик подошел к Домне, прижал ее руку к столу и ткнул в нее горящей сигаретой.

Все, кто были в комнате, впились в нее глазами. Она побледнела, углы губ дрогнули, а затем словно окаменели.

— Ну, скажешь теперь? — спросил поручик и, чтобы не чувствовать тошнотворного запаха паленой кожи, отвернулся.

Домна не ответила. Лицо ее исказилось, зрачки глаз сузились от боли. Она едва сдерживала стон. Наконец поручик оттолкнул ее руку и приказал:

— Фельдфебеля Чуркина!

Явился усатый казак и, выслушав поручика, козырнул с готовностью: