Когда наступает рассвет

Он разрядил в воздух револьвер.

Угроза подействовала. Неровная цепь стрелков зашевелилась, снова двинулась на штурм горы. Но кинжальный огонь пулемета на левом фланге и ружейные залпы красноармейцев заставили их залечь на полпути. Прокушев скакал вдоль цепи своих солдат, продолжая гнать их вперед. Но тут его зацепила метко посланная пуля. Он пошатнулся, но удержался в седле. Какое-то мгновение Прокушев, терзаемый желанием довести атаку до победного конца, видимо, колебался, не решаясь покинуть поле боя, но, обессилев, повернул лошадь и поскакал обратно к лесу.

Белые солдаты, оставшись без командира, по одному и группами в два-три человека стали отползать, пятиться из зоны действенного огня. А потом открыто побежали вслед за своим командиром. Вскоре весь фронт белых, оставляя убитых и раненых, покатился к спасительной опушке леса.

Красноармейцы и партизаны с ликующим «ура!» ринулись преследовать отходящего противника.

Потерпев неудачи под Чукаибом, прокушевская банда в беспорядке откатилась к Визинге. Красноармейцы и партизаны, преследовавшие противника, на его плечах ворвались в село Визингу…

Переждав некоторое время, портной Иван Дрозд решился оставить убежище и вместе с женой и двумя девушками — школьницами из дальней деревушки, квартировавшими у него, выбраться из подпола. Ему было неясно, что же произошло в селе. Время позднее, слышно, как уже пропели первые петухи. Выйти из дому в такую беспокойную ночь и узнать, что творится на улице, — разве хватит духу?

— Рассветет — все узнаем! А теперь давайте спать! — решил хозяин дома.

Но едва они успели задремать, как вдруг застучали в дверь.

— Что за напасть! — вскакивая с постели, испуганно воскликнул хозяин и прислушался. Стук не прекращался. Дрозд сказал жене: — Выйди посмотри, кому и что надо.

Накинув шушун и шепча заговор от нечистой силы, хозяйка покорно пошла открывать дверь.

В избу ввалились человек двадцать. Все с ружьями, покрякивают с холода, хлопают рукавицами.

Зажгли огонь, изба осветилась.

— Чолэм, хозяин с хозяюшкой! — загудели ночные гости. — Дом ваш, видать, большой, вместительный. Разрешите погреться, переночевать.

— Давайте устраивайтесь, ежели с добром пришли, — сказал портной. — Однако кто вы такие: белые или красные?

— Не признал, хозяин? Красные мы, партизаны. Бой закончили. Разве не слышали стрельбу?

— Как не слышали! Да мы в подполе хоронились, не знаем, что творится на свете. Вчера белые шатались по селу, — с недоверием разглядывая незнакомых людей, сказала хозяйка.

— Белых прогнали, — бойко отозвался молодой боец. Он, сняв шапку, провел рукой по русым завиткам зачесанных назад, стриженых волос. Видать, взопрел паренек, утомился, но держался молодцом и в глазах светился еще не остывший азарт ожесточенной схватки.

— В самом деле, прогнали? — с любопытством разглядывая молодого бойца, спросил портной.

— Вышибли одним ударом.

— Вот хорошо! Натерпелись мы страху. И то им пошей, и это. И все за спасибочко. А из спасибо обеда не сваришь…

— Кстати, насчет обеда, — весело отозвался боец. — Нам бы помыться, чайку вскипятить… Может, воды надо принести? Я быстро сбегаю.

— Молодой-то какой, а тоже пошел в солдаты, — сокрушенно покачала головой хозяйка, угрюмая на вид женщина с крупными чертами лица и широкими скулами. Взгляд ее подобрел, и в голосе зазвучала материнская забота — Намерзлись, поди! Придется печку подтопить, что ли.

— Золотые слова, мамаша! — подхватил боец. — Признаться, с утра ничего не ели. Затопим печь, горяченького сварим и чайку напьемся! Где дрова? Мы сами все сделаем… И вот еще что, хозяюшка, не продадите ли ведерко картошки? Или на соль сменяете? Можно и на табак, — снимая шинель, продолжал вести переговоры боец.

— Да чего с вас взять! Ведерко можно и так дать, не разоримся… Эй, девоньки! — сказала хозяйка школьницам. — Покажите солдатикам, где дрова, и помогите подтопить лежанку в средней комнатке. А я тем временем в подпол за картошкой слазаю.

Хозяйка взяла деревянную бадейку и, прикусив зубами горящую лучину, направилась к голбцу.

— Разреши помочь тебе, добрая хозяюшка! — вызвался молодой боец и, взяв из ее рук бадейку, полез за ней в голбец.

Спустя полчаса в печке-лежанке жарко потрескивали мелко наколотые смолистые дрова, в «ведерном чугуне с картошкой заворчала, заплескалась закипающая вода.

Дом портного заметно отличался от других крестьянских изб. Был он вместительный, с просторной светлой кухней, со средней комнатой, лежанкой и большой горницей.

В ожидании ужина бойцы мылись, балагурили, смеялись.

Потом дружной ватагой уселись за стол вокруг деревянной чашки, выдолбленной из березового нароста. Забравшиеся на печку девочки с любопытством наблюдали, как ужинают партизаны.

Их внимание привлекал молодой русый боец, своей учтивостью с первых минут завоевавший расположение. На нем, как и на других бойцах, была солдатская гимнастерка и такие же штаны. Боец как боец, разве что миловиднее других. Товарищи называли его Ваней.

— Ну и картошка у тебя, хозяюшка, язык проглотишь! Крупная, рассыпчатая! — нахваливал он. — Нажимайте, ребята! Ешьте досыта, чтобы могли — ногами работать!

— Почему ногами? — с недоумением спросил Воробьев — рабочий нювчимского завода.

— А то как же! Не заправившись, разве догонишь беляков? Они сейчас так драпают, только пятки сверкают.

За столом рассмеялись. Шутка рассмешила и девушек на печке.

Вдруг одна из них озабоченно ткнула подружку локтем:

— Слышь, Машук! А ведь это не парень! Самая настоящая девушка!

— Не говори глупостей! Разве девки в штанах бывают? Ваней все зовут его.

— А ты приглядись получше! Ей-богу, девушка!..

Школьницы заспорили и стали приглядываться к симпатичному бойцу.

— Чем же тут у вас похвалялись белые? — спросил у хозяйки Воробьев.

— Говорили, в Усть-Сысольске новый губернатор объявился — Латкин! — отозвался портной без особого восторга.

— Нашли чем хвалиться! — фыркнул молодой боец. — Чтоб он подавился английскими харчами!

— Верно, — подавая на стол кипящий самовар, поддержала хозяйка. — Люди бают: в городе тюрьма битком набита. Каждый день новых и новых загоняют. Свирепствует этот Латкин.

— Недолго осталось ему властвовать! — сказал русоголовый боец.

— Как хочешь, а это не парень, — снова не выдержала одна из девушек.

— Теперь-то и я вижу, — согласилась та, которую звали Машук. — Голос больше для девушки подходит. И руки небольшие, девичьи…

— А ты спорила…

— Да ведь в штанах… Пойдем спросим у самой!

— Нельзя при всех: надо наедине!

Поужинав, партизаны встали из-за стола. Одни ушли сменять патрулей на улице, другие расположились в средней комнате на полу. Утомившиеся за день бойцы легли отдыхать. Русый, захватив ружье, вышел из дому.

Девушки, накинув пальтишки, выскочили во двор. Им не терпелось узнать, куда отправился этот необыкновенный красноармеец, а главное — им не терпелось разрешить свои сомнения.

Ночь стояла тихая, облачная. Выбежав за калитку, подружки огляделись. Молодой боец в шинели маячил вдали на дороге. Держа ружье под мышкой, он не спеша прошелся до угора, затем вернулся и остановился около амбаров у церковной ограды, слившись с ее темными очертаниями.

Подружки набрались храбрости и несмелыми шагами направились к нему. Красноармеец вскинул ружье и окликнул их:

— Стой! Кто идет?

— Это мы!

— Кто «мы»? Остановитесь и отвечайте!

Обомлевшие от страха девушки стали объяснять:

— Мы из того дома, где вы ужинали.

— Подойдите ближе.

Подружки подошли.

— И правда, свои… Чего ночью вздумали гулять?

— Мы на тебя посмотреть вышли.

— А чего вам вздумалось за мной подглядывать?

— Узнать хотим: парень ты или девушка?

— Предположим, девушка. А что?