Российские этюды

– А вот и не так! – говорят мне и наливают еще по одной.

Это раньше так было, когда хозяев нигде не было. А сейчас, что только мы не делаем! И мне показывают то, что не делают.

С научными работниками я встречался постоянно. И смотрел, как их жизнь менялась в лучшую сторону. Не у всех, конечно, а у тех, кто владел пустой квартирой для сдачи гостям столицы. А в родном институте сводки, как с линии фронта. Очень много без вести пропавших. Ходил человек два раза в месяц за зарплатой и вдруг перестал. Ты думаешь, что он… а вот и не так! Он просто вместо плазменных двигателей стал делать решетки для оград. И к стальным листам приваривать. Чтобы ни одна бродячая собака не увидела, что за решеткой творится. А лист выдерживает пулю снайперской винтовки. Такое вот техническое задание было.

Очень страшно и холодно в зданиях, где были лаборатории. В коридорах света нет. Кажется, что вокруг призраки, хватающие тебя за рукава.

Зато в помещениях, где развиваются новые методы лечения организмов, красота и теплота. Девушки с длинными ногами запишут тебя на прием к специалистам. Тебя избавят от невидимых паразитов, поправят биоэнергетическое поле и исправят кислотно-щелочной баланс во всех органах. И лечат тебя, пока ты можешь платить. А потом ты сразу становишься здоровым. Выйдешь на улицу после обновления организма, и тебе хорошо! Без денег часто бывает хорошо. Нет забот как тратить, как экономить, где хранить.

Хуже всех тем, кто пил. Или лучше.

Их уже нет. По разным причинам. Кого тут ругать – я не знаю. Но они не виноваты, что спирт такой продавали. И лекарства были из мела и витамина С. То есть вреда от них не было, и это было хорошо. Точнее, лучше, чем спирт «Рояль».

Но это совсем давно было. Когда капитализм только поворачивался задом к социализму с человеческим лицом. Потом он набрал обороты и рванул вперед, обгоняя тех, кто в нем жил. Сразу стало всего много. И разного. И очень иностранного.

Я приходил в гости, ходил по комнатам и пытался найти что-то российское. Наверное, я не к тем людям ходил. Там до хрипоты обсуждали, какие телефоны лучше. И какие машины могут везде, а какие только, чтобы девок по паркету возить. Я сидел, думал и смотрел на паркет. И он был иностранным. IKEA задавала генеральную линию. Если у тебя было лучше, то ты крутой. Если хуже, то что-то не так в твоей жизни.

Остались друзья, которые не изменились. С которыми просто вспоминаешь старые денечки, слегка выпиваешь, много закусываешь и уже спокойно говоришь о женщинах. О болячках говорить не принято. О деньгах тоже. А что о них говорить? Первые растут, вторые не появляются. Тут уж говори – не говори… Поэтому лучше о женщинах. Можно даже о присутствующих. Но тогда цветы и комплименты.

И так хорошо, когда видишь родные лица. И соглашаешься, что энергоинформационое поле проникает везде, как цыганские дети на вокзале. И что есть резонанс между любимыми и чтение мыслей через океаны. И что случайные совпадения не случайны, а запрограммированы Всемирным разумом, и ничего не бывает просто так, а все бывает зачем-то. И от глубины таких мыслей кружится голова, и хочется выпить еще пива с водкой и слопать тарелку борща.

И все хорошо. И все на месте. И вот еще чуть-чуть и проблем не будет.

И никто не виноват.

И от этого на душе светлеет, и в голове с бешеной скоростью, без малейшей задержки, проносятся великие мысли…

Московские этюды. 2013, сентябрь

Серая ворона

В каком страшном сне приснилось дизайнерам идея раскрасить московский телецентр во все цвета радуги? Как надо не любить этот чудесный уголок Москвы, чтобы воплотить это идею?

Останкинский пруд с его ивами, кленами, березами, желтым песком, асфальтовой дорожкой, по которой гуляют усталые знаменитости. Троицкая церковь 17-го века, дворец графа Шереметьева. Когда-то тут были охотничьи угодья. Здесь усталые трамваи делают круг, чтобы потом разбежаться в Сокольники, Медведково и на далекие Парковые улицы. На берегу пруда сидит серая ворона и смотрит на мой фотоаппарат. Решив, что это не опасно, она начинает что-то искать среди упавших листьев. Ворона, пруд, листья и ствол старого дерева очень гармоничны.

А телецентр… впрочем, он не хуже, чем другие дома, увешенные рекламой. Со временем глаз перестает замечать эти яркие краски, как перестаешь слышать шум самолетных двигателей, после третьего часа полета.

А вот ворона и спокойная вода пруда так приятны глазам, уставшим от никчемной суеты.

На скамейке

Холодно, моросит дождь, на асфальте первые желтые листья. На неуютной скамейке около трамвайной линии сидит мужчина и читает бумажную книгу.

Да-да! Настоящую бумажную книгу! У него в руках нет смартфона, планшета или букридера. Он слюнявит пальцы и перелистывает страницы. Мне кажется, что я даже слышу, как шелестят перелистываемые страницы.

Или это шелестят падающие листья?

Уходящий трамвай

Такое чувство, что мы живем, когда бежим за уходящим трамваем. Нам кажется, что в трамвае будет тепло и сухо. Что именно там – жизнь, а не бег сквозь дождь и холод. Сначала много сил и веры, что ты догонишь свой трамвай. Потом желание догонять пропадает. Ты стоишь около мокрых рельсов, а потом садишься в первый подошедший вагон. Тебе повезло, если этот трамвай похож на тот, который ты догонял. И вдвойне повезло, если он идет по нужному маршруту.

Вот только осталась за стеклом твоя дорожка. Трамвай поворачивает, она скрывается за кустами, с которых капает вода. Да, в трамвае сухо и тепло. И тебя куда-то везут. Куда?

Издалека

Издалека все красиво. Не видно морщин, облупленной штукатурки, пожухлых листьев. Издалека тебя не волнуют его привычки и его усталость. Любая мысль кажется глубокой, если она промелькнет и растает. Издалека все красиво.

Падают листья, мадам

Внезапно кончился дождь. От асфальта, согретого солнечными лучами, поднимался пар. Усидеть дома было невозможно. Под ногами лежали желтые мокрые листья. Пожилая, аккуратно одетая женщина, не спеша шла по тротуару. Она шла туда, где не было ни продовольственного магазина, ни сбербанка. Шла медленно, опираясь не светлую деревянную палку. Иногда она оборачивалась, как бы не веря, что уже прошла так много. Ветер кружил вокруг нее листья, ее обгоняли спешащие студенты. Но женщина не торопилась. У нее был план: пережить осень и зиму. А после зимы придет весна, когда случаются чудеса, в которые надо обязательно верить!

Время замедляется

Пруд на ВДНХ маленький, но на удивление чистый: без ряски, тины и элодеи. На берегу около удочек сидели мужчины и смотрели на поплавки. Они ушли из маленьких квартир, где надо было постоянно что-то делать. А тут можно сидеть среди запахов воды, прелых листьев и теплой мокрой земли. И ни о чем не думать. И ничего не делать. И не страдать от этого.

А время… оно так и так пройдет. На берегу время тянется по-другому. Медленно-медленно падает на воду желтый лист. От него не спеша начинают расходиться круги. Рыбак трет ладонями лицо и видит, как с ветки срывается второй лист, начиная кружение в своем последнем танце падения.

Долог день на берегу пруда.

Память о теплом дне

Они вышли на маленький причал с перилами, покрашенными белой краской. Сначала они долго смотрели на мутную осеннюю воду, на яркие пустые лодки, на прибрежные кусты. Потом они поцеловались и стали фотографировать друг друга на телефон. Я смотрел и понимал, что на фото у них из голов будут расти кусты и деревья. Но им было все равно.