Российские этюды

Я вспоминал своих родственников. Кто мог уехать – тот уехал. В Москву, в Питер, в Сибирь. Уехала мама, ее сестра, много других. Кто остался? Те, кто любил выпить, кто стал инвалидом, кто ничего не хотел от жизни, кто пробовал, но срывался и приходилось возвращаться.

Как быстро я иду, всего несколько минут и уже дамба. Знакомая лесенка, рядом была лужайка, где мы играли в штандр. Теперь тут колючие кусты и свалка мусора. Вот дом, где жил мой приятель. На чердаке этого дома мы читали с ним дореволюционные медицинские книги и учились принимать роды. И еще листали подшивку журнала «Нива». С буквами «ять». Вот я около водохранилища. Мы его для простоты звали озером. Как сократились расстояния! Вон там острова, к ним на спор плавал мой брат. Туда и обратно. Без страховки. Никаких лодок рядом. И доплыл. Это все ради девушки. Уже нет никого. И вряд ли кто плавает к тем далеким островам. Какая серая мутная вода! Это от цвета неба. Просто сегодня такой серый день. А так она голубая. И пена белая, а не грязно-желтая.

Как шумит прибой, если закрыть глаза, то кажется, что ты на берегу моря. А где чайки? Почему тут вороны, а не чайки? Нет рыбы? Тут всегда было много рыбы. Вот там, у куста я поймал огромного леща. А так маленькие окуньки и ерши. Бабушка их сушила и потом варила вкусный суп. А там дальше песчаные пляжи. Нет, не пойду туда. Я отсюда вижу, что нет там пляжей. Кому-то понадобился песок? Сейчас там кусты и мусор. А вот другая лестница, надо спускаться. Это знакомая улица, тут жила одноклассница. Тут стоял ее дом. А это что? Почему сломана калитка и забор? И что это за строение без окон и без крыши? Почему мне мерещатся знакомые из прошлого? Вы не знаете такую? Учительницей была? Да… она вроде педагогический закончила. Умерла? И что с ее домом? Вот так и стоит? Да нет, я просто так. Я не любопытный, и дом мне не нужен. Спасибо вам. И здоровья.

А вот дедушка с палкой стоит на крыльце. Он стоял, когда мы с Андреем подъезжали. И сейчас стоит. Он так гуляет. Тут дорога, тут машины, тут что-то происходит. Это дорогу ему уже никогда не перейти. Он стоит на крыльце и смотрит на жизнь. И ничего ему не надо. Я точно это знаю. Наступает момент, когда уже не хочется переходить дорогу. Достаточно вот так стоять и смотреть на машины.

Где телефон, надо звонить Андрею, надо уезжать отсюда. Это страшное место. И не потому, что нет нормальных тропинок. Отсюда слишком хорошо видна вся жизнь. Ее начало и конец. Это как высокая гора, где все начиналось. И видны все тропинки, ведущие вниз и к другим горам. Вниз дорожек больше. Андрей, где ты? Вот его машина. Куда? В ресторан, самый лучший в городе, чтобы выпить и поесть. Чтобы забыть старика с палкой и мутную речку. А что это я так разнервничался? Ведь видел такое сотни раз! Видел и хуже, я ведь почти всю страну объездил. Просто это слишком мое, слишком родное. Давай, Андрей, ни о чем не спрашивай, но ты молодец, все понимаешь и молчишь.

Ресторан

Ресторан назывался «Венеция». Там никого не было. Даже официантов. Всех заменяла девушка, стоявшая за стойкой бара, рядом с бочкой пива. Андрей рассказал мне про владельца ресторана. У него «порше». Это, как символ удачи. У него «порше», а у Андрея раздолбанная «девятка». Андрей никуда не вписался. Чтобы вписаться, нужен другой характер. Уметь работать не обязательно, характера достаточно. Но почему Андрей так с уважением говорит про «порше»? Не про хозяина, а про его машину. Ну, ладно, пусть про машину. Под песни о красивой жизни.

И что мы будем пить? Вино? Этого нет, этого нет, а что есть? Вино из Азербайджана? Годится! Как отдает пробкой! Мы такое пили при советской власти. А что, нормально пошло. И фляжка с коньяком пригодилась. Теперь все вроде ничего, даже нравится. Занавесочки, скатерти чистые, картинки Венеции. Как близко и как далеко отсюда Венеция. Эскалоп? Знакомое слово, это тоже из того времени. Это свинина в сухарях? А можно просто отбивную? Замечательно. Как быстро принесли! А почему она в сухарях? Тут все в сухарях? Нет, что вы, мне очень нравится, и пюре совсем домашнее, и вино такое знакомое. Мы его из горлышка пили в подъезде. Вкусно было, но давно.

Центр

В детстве в центр меня возили, как на праздник. Перед днем рождения – обязательно. Мы с бабушкой заходили в книжный магазин и покупали книгу. Однажды купили темные очки. Я их три дня носил, даже дома. Потом сел на них, и они сломались.

В центре торговые ряды. Исторические. Там красивая арочная галерея. Страшно открывать глаза. Да… Ряды не ремонтировались много лет. Возможно еще со времен моего детства. А ведь прекрасное место для бутиков. Какие бутики? О чем это я?

Торговые ряды с другой стороны. Там совсем страшно. Но кто-то написал на стене, что он любит. Когда любят, то не все потеряно. А вот мосты, тут и правда Венеция! Странная формула на перилах: Илья в квадрате и две девушки. Зачем им квадратный Илья?

Мост любви. К решетке прицеплены замки. Это означает, что на всю жизнь. Вернее, пока не проржавеют замки.

Церковь. Внутри тепло и чисто. Фрески я помню с детства. Мы сюда с бабушкой ходили. Она потом мне рассказывала про Иерусалим и про море, по которому можно было ходить. Тут меня крестили. Наверное, вон в том углу. Где купель стоит.

А церковь стоит красиво. На берегу канала. Рядом запас дров на всю зиму. Вода в канале спокойная, отражаются золотые купола. Вот тут и надо фотографировать, а не лазить по грязным тропам возле сломанных заборов.

Все, надо прийти в себя. Вот еще пару мостов, и еще по той улице пройти. Там, где магазин. Без магазина вечер будет слишком грустным.

Над соснами всходит половинка луны. Еще немного, и надо собираться на поезд. Мне хорошо, я сел и уехал. А Андрей останется.

– Куда ты едешь? – спрашивает он.

– Домой, – говорю я.

Андрей кивает и ничего больше не спрашивает.

Москва

В Москве ночью небо желтое, тревожное.

Станция метро «Комсомольская», раннее утро. Москвичи быстро проходят через турникеты. У них проездные или многоразовые билеты. У касс очереди из тех, кто приехал покорять столицу, просто заработать или пересесть на другой поезд и уехать из этой толчеи и суматохи.

Утренняя очередь молчалива, все смотрят по сторонам с недоверием, с опасением, ждут подвоха.

Билет в метро стоит почти доллар. Это в очереди не обсуждается. От Москвы очередь не ждет ничего хорошего. Тут надо учиться быстро ходить и быстро думать. И еще осознать, что ты здесь никому не нужен, что все места уже заняты.

В Москве нельзя сидеть и смотреть в окно. Ты сидишь, смотришь и не замечаешь, что начал падать. Чтобы удержаться, надо постоянно доказывать свою нужность. Или отнимать нужность у других.

Вход в метро «ВДНХ». Двое полицейских курят у колонны. Они обозначают присутствие и должны своим видом внушать преступникам, что тут все схвачено. Один из них внимательно оглядывает меня, я начинаю жалеть, что не взял такси. Наверное, это осталось от советских времен – чувство, что ты во всем виноват. Хотя бы тем, что ходишь по Москве, а не строишь ГЭС где-нибудь в Сибири.

Моя квартира. Я не включаю свет, а сразу иду к окну. Небо становится серым, черные тополиные ветки, подземный гараж, «Рабочий и Колхозница», станция монорельса. Почти неслышно шелестит под окном трамвай. В нем много больших желтых окон. Они проплывают мимо и скрываются за поворотом. Все замирает. Только вдалеке, сквозь беспорядочную сетку ветвей, мелькают синие огоньки гостиницы «Космос».

В голове неправильные мысли о родном доме. Я его только что видел и даже потрогал. Мне даже захотелось его купить. Зачем? Чтобы старые стены рассказывали о моих ушедших родных? А что там будет делать мой любимый человек? Ходить на речку, где нет больше песчаных пляжей? Бродить около поломанных заборов, где раньше сквозь высокую траву во все стороны разбегались веселые тропинки?