Прости

— Быстро марш в комнату, — гаркнула она на дочь. — А ты… — она гневно посмотрела на брата, — мог и получше следить за племянницей. Всё же она невеста, почти член семьи Корсаковых. А ты устроил в квартире дом свиданий.

— Я люблю другого, — Валерия попробовала достучаться до разъярённой фурии.

— Не смеши! Она любит другого, — передразнила мама. — Тебя не поймёшь: то никто не нравится, то, заполучив приличного жениха, влюбилась в кого-то другого. Выйдешь замуж, люби хоть десятерых. А сейчас немедленно в комнату, я сказала. И приведи себя в порядок. Стыдно смотреть, — она оглядела вызывающий наряд дочери, в котором та тусила в клубе накануне, — ты похожа на гулящую девку, а скоро приедут Корсаковы.

— Между прочим, этот наряд мне твой разлюбезный Гришечка выбирал.

— Ну и отлично! Вот и красуйся в нём перед ним. А сейчас ты дома. Тебе что, дважды нужно повторять?

Лера развернулась и, еле сдерживая слёзы, бросилась к себе.

— Полина! — Голос Леонида Марковича казался печальным. — В кого ты превратилась? Я не узнаю тебя, сестрёнка.

— Да пошёл ты… Алло, Эля… Да. Дома… Да… Да… Хорошо. Ждём.

— Что ты творишь? Зачем ломаешь девочке жизнь! Кирилл тоже отличный мальчик…

— Ах, так этого засранца, что вскружил дурёхе голову, зовут Кирилл?! Я предчувствовала, что проживание с тобой не пойдёт ей на пользу. Старый потворщик…

— Полин. Ты хоть вникла бы в сложившуюся ситуацию. Это не Лера изменила, а Гриша. А ты тиранишь дочь.

— Ничего, она мне потом ещё и спасибо скажет. Я мать… Женщина. И у меня есть жизненный опыт. Всё! Ничего не хочу знать — свадьбе быть.

— Дура!

— Древнее ископаемое. Замшелый идиот.

Глава 18

— Лера…

Уже пять минут Корсаков топтался у закрытой двери в комнату невесты.

— Лера! Прости меня. Больше такого не повторится. Я обещаю!

Девушка, не желая слышать жалобных стенаний, сидела на кровати, закрыв уши ладошками. Она так и не переоделась, не приняла душ. Объявив забастовку, закрылась в комнате и не выходила.

— Лерочка… Девочка моя! — перебила сына Элеонора. — Давай поговорим, впусти нас, пожалуйста. Мальчик оступился. Ну с кем такого не бывает. Не казни его за один-единственный проступок. Поверь, из него получится прекрасный муж и отец. Я знаю как никто своего ребёнка и могу за это поручиться.

— Лер… — тут же подхватил великовозрастный сынуля. — Хочешь, на колени встану?

За дверью что-то зашуршало и тихо стукнуло. Лера, завалившись на кровать, попробовала натянуть на голову подушку. Неожиданный звонок телефона испугал. Дёрнувшись, она перевела взгляд на экран коммуникатора, лежащего рядом, и облегчённо вздохнула. Кирилл.

— Кириюшка, — зашептала девушка в динамик. Миловидное лицо осветилось счастливой улыбкой. — Привет! Да всё нормально… Просто мама приехала. Ты как? — Она мечтательно откинулась на подушку. — Не волнуйся: дядя — за нас, мама тоже знает… — Тихонько засмеялась. — Нет. Не в восторге…

Они шептали друг другу милые, нежные глупости, отрешившись от всего вокруг. А за дверью время от времени завывал с новыми покаяниями Корсаков, да стенали обе родительницы: Элеонора уговаривая, а мама, ругая дочь за несговорчивость.

Суета продолжалась ещё около часа. Потом затихла, сойдя на нет. И Лера расслабилась. Ей давно требовалось посетить туалет, но осада комнаты не позволяла расслабляться, а личные принципы на время решительно отодвинули на задний план физиологические потребности. Не сумев больше терпеть, прокралась к двери и прислушалась. Тишина. Минутное колебание и рука сама потянулась к замку: два щелчка, и дверь бесшумно открылась.

Картина, открывшаяся взгляду, невольно заставила отшатнуться. Вровень до колена вход в комнату был завален красными розами. Сразу за ними, прислонившись к противоположной стене, на полу сидел Гриша. На лице — отрешённость и апатия. На мгновенье у Леры создалось впечатление, что Корсаков её не замечает.

«Господи, он точно не в себе! — болезненный сгусток жалости к парню судорожно запульсировал в душе. Она посмотрела на цветы. — К чему столько? Здесь точно штук пятьсот, а то и больше! Красиво мирится…»

Последняя мысль отрезвила. Злость всколыхнулась и ядом полилась на жениха.

— Гриш! Зачем устраивать из квартиры мемориал? — жёлчно позвала она. — Это у тебя такая новая фишка: гадишь, а после прикрываешь содеянное цветами?

Он, словно нехотя, вгляделся в ту, что стояла перед ним. Промолчал.

Теперь Валерия разозлилась на себя. Вот чего набросилась? Цветы как цветы, просто очень много.

— Мне нужно… — заминка. Лера решилась, — в туалет.

Григорий, еле открывая рот, равнодушно произнёс.

— Иди…

— Как? — Лера кивнула на цветы. — Вход завален…

Вслед за ней взглядом потянулся и он. Секунд десять молча пялился на преграду, а потом медленно поднялся. Подойдя, внимательно оглядел застывшую в дверях невесту. Затаённая боль и печаль читались в глазах. Это так странно и непривычно! Валерия вздрогнула и невольно попятилась. Григорий немного завис, рассматривая баррикаду из цветов, а потом, с остервенением, начал их пинать, разбрасывая в разные стороны.

«Да что это с ним?» — Валерия раньше не видела Корсакова «таким». Необычность поведения насторожила и озадачила: неизвестно, как тот поведёт себя в следующую минуту.

— Проходи, — кивнул он в сторону холла с таким видом, будто ничего и не происходило ещё минуту назад. — Теперь ничего не мешает, — спокойно пояснил Григорий.

Он посторонился, пропуская девушку. Видя, что Лера по-прежнему не решается пройти, отступил на пару шагов.

Она почти дошла до туалета, как вслед послышалось:

— Ты обещала не бросать меня…

Валерия оглянулась. Поколебавшись, ответила:

— Да, ты действительно просил об этом, но я тогда промолчала. Молчание не всегда знак согласия. Иногда оно обозначает, что человек просто не знает, что ответить…

— Тогда пообещай мне это сейчас.

— Гриша. Вчерашний вечер и эта ночь всё изменили. Я не люблю тебя. Думаю, что лучше оставить меня в покое.

— Ты… Ты провела эту ночь…? С кем?

— Какая разница… Главное то, что я поняла: у нас нет и не может быть общего будущего.

— Тебе надо остыть, — медленно и заторможено проговорил он. — Прости меня. Я очень тебя люблю, Лер.

Она развернулась и отправилась в санузел, но прежде чем войти, чётко произнесла:

— Уходи! Я не хочу тебя видеть.

Когда Лера вышла обратно, Гриши не было. Зато возле двери в комнату её ожидали обе женщины: Элеонора нервно кусала губы и киношно заламывала руки, а мама молча и зло буравила дочь взглядом.

— Где Гриша? —спросила несостоявшаяся родственница.

— Не знаю, — ответила Валерия. — Если его в квартире нет, значит, ушёл.

— Как ушёл? А я? — казалось, Элеонора готова грохнуться в обморок. — Что вы решили? Ты простила его?

— А вы считаете, такое можно простить?

— Валерия! — одёрнула девушку мать, уловив в голосе нотки вызова. Но та даже не поняла ответ, поскольку в голове крутились совсем другие мысли.

— Девочка моя! В семье разное бывает. Мужчины полигамны и нужно проще смотреть на ничего не значащие измены мужа.

— Правильное замечание, — холодно парировала она, — в семье… мужа. Гриша мне никто и никогда не станет кем-то. Мы расстались.

Элеонора охнула и слёзы настоящие, крупные потекли из глаз, а мать прикрикнула на Леру.

— Ты что себе позволяешь? Как разговариваешь с Элеонорой? И вообще, от твоего «хочу не хочу» мало что зависит. Выйдешь за Гришу, как миленькая! Я не позволю испортить…

Договорить не успела. Жёсткий мужской окрик заставил её в прямом смысле слова заткнуться.

— Полина, захлопни рот! — В холле стоял злой Леонид Маркович. — Элеонора, прошу покинуть мой дом. В конце концов, на дворе двадцать первый век и Лера вправе сама решать, за кого ей выходить замуж.

— Старый маразматик! — опомнилась разъярённая сестрица. — Это ты во всём виноват, потакал глупостям, позволил сесть всем нам на шею. Гриша — отличная партия для девочки и только молодость не позволяет ей понять, насколько важно иметь рядом с собой надёжного партнёра…