По холодным следам

За последующие восемь месяцев она поняла, что оттягивать на себя внимание могут не только волосы, но и любой акцент: странная фамилия или татуировка на затылке, ярко-синяя подводка для глаз, пара ковбойских сапог или диковинная биография, придуманная прямо на ходу, когда клиенты спрашивали, откуда она, и Старр врала про ферму, на которой выросла, или про знаменитую балерину, у которой училась. Когда выглядишь как кукла — широкоскулая, с гладкой белой кожей и большими пустыми глазами, — люди готовы поверить всему, кроме правды. Говорила ли она, что была порнозвездой или участвовала в боях без правил, ей верили куда охотнее, чем когда она врала, что заботится о вымышленной младшей сестре или копит на курсы в местном колледже. Она начала зарабатывать реальные деньги, оплачивая четыре танца на сцене за вечер и развлекая десятки клиентов, приходящих только ради нее. Кроме того, они угощали напитками и других девушек, которых Старр подводила к ним, и благодаря этому коллеги становились более дружелюбными.

После одной особенно удачной смены Старр и несколько других танцовщиц сделали одинаковые татуировки с эмблемой шипастой розы, как на вывеске клуба. Она не знала, куда еще потратить деньги, ей ничего не хотелось.

Но закон жизни, усвоенный ею, заключался в том, что надо уходить вовремя, пока сияние не погасло.

Старр часто видела группу женщин, которые посещали «Черную розу» во время ее смены.

Лина — сокращенно от Каролины, пятидесятипятилетняя сальвадорка с короткой седой гривой, толстой шеей и приятно округлым телом, — обычно приходила со своей подружкой Хайди, которая немного походила на Старр без макияжа. Однажды Лина заявилась без Хайди, и Старр, которая уже собиралась уходить, получила предложение. После той смены она ушла вместе с Линой.

Лина жила в огромном доме Викторианской эпохи, стоящем на высоких сваях, как на ходулях. Бетонная стена ограды с бородой мха в некоторых местах настолько растрескалась, что грозила вот-вот обрушиться на улицу. От тротуара к парадной двери вела каменная лестница, сквозь трещины которой проросли стебельки крошечных фиалок. Старр взобралась по лестнице первой, мимо корявых японских кленов с похожими на пауков листьями, мимо кустов, чьи ярко-розовые цветы напоминали кровоточащие сердца, застывшие в момент разрыва. Грубые ступени показались ей бесконечными, поскольку Стар еле держалась на ногах после долгой смены, но, добравшись до верха лестницы, она поняла, что дело того стоит. Овальное витражное стекло входной двери как раз отражало первые лучи солнца.

Лина открыла дверь и впустила гостью. Пол дома был выложен прохладным шелковистым паркетом и покрыт большим мягким ковром из светло-желтого меха.

— Альпака, — пояснила Лина, наблюдая за лицом Старр, пока та шевелила пальцами уставших ног. — С родины. Там такие ковры очень дешевы. Я купила его всего за триста баксов.

Старр не показалось, что это дешево, но она сказала:

— Отлично.

На стене гостиной со сводчатым потолком висела большая абстрактная картина, изображавшая нечто похожее на фрукт, упавший с большой высоты.

— Это ты нарисовала? — спросила Старр.

— Вообще-то да, — ответила Лина.

Старр вскользь оглядела комнату.

— Нравится?

— Я будто пьяная, — призналась гостья. — Можно мне прилечь?

— Конечно, — кивнула хозяйка и повела ее из сводчатой гостиной в боковую спальню, отделанную натуральным деревом, где стояла высокая кровать, покрытая переливающимся красноватооранжевым покрывалом, расшитым бисером.

Деревянные ставни были закрыты, так что стоял полумрак. Не раздумывая, Старр скинула туфли и забралась на кровать. Матрас приятно спружинил под ее телом. Она перевернулась на спину и растянулась поверх покрывала, глядя на неподвижный потолочный вентилятор из темного дерева. Интересно, о чем думала Хайди, когда смотрела на этот вентилятор? Где она работала до встречи с Линой? И неужели Хайди была влюблена в Лину?

— Может, скажешь свое настоящее имя? Вряд ли тебя зовут Старр.

Она чувствовала, как крошечные бусинки, нашитые на покрывало, впиваются в спину — ну прямо принцесса на горошине.

— Виолетта, — ответила она, вспомнив лиловые фиалки на ступенях крутой лестницы.

Не самое убедительное имя из выдуманных ею, но ей хотелось чего-то столь же благозвучного, как Хайди, которая наверняка тоже придумала себе имя, прежде чем ее аккуратно, как зуб, извлекли из постели Лины, чтобы Старр смогла занять нагретое место. Может, проще было бы назваться Хайди? Она представила, как говорит: «Хайди», а Лина удивляется: «Какое совпадение!»

Но кровать оказалась самой мягкой из тех, на которых Старр случалось спать за последние месяцы, и она случайно произнесла последнюю фразу вслух. Как раз в тот момент, когда Лина спросила: «Что за совпадение?», Старр оторвала взгляд от потолочного вентилятора и провалилась в сон.

8

Дверца машины захлопывается, и атмосфера фальшивого оживления, привнесенного Джейн, сменяется тревогой, связанной с секретами Джули.

— Как ты себя чувствуешь сегодня? — спрашиваю я.

— Хорошо. — Она кладет руку на живот. — Хотя сейчас, пожалуй, не самый удачный период моей жизни.

Я киваю, вспоминая свой выкидыш.

— Ты рассказала об этом Джейн?

Она качает головой:

— Нет. Нам было так хорошо. Не хотела портить ей настроение.

— Знаешь, ты могла бы позвонить мне, чтобы я подвезла тебя. Если захочешь выбраться из дома… — Она молчит. — Можем пообедать вместе или еще что-нибудь. Походить по магазинам.

— Опять по магазинам? — спрашивает она с коротким смешком. Затем, как бы спохватившись, изображает благодарность: — Ой, спасибо, но мне просто хотелось пообщаться с сестрой.

…Которой уже нет. Она не говорит этого, и непроизнесенная фраза повисает, как призрак.

— Я рада, что вам, девочки, удалось побыть вдвоем. И мне очень жаль, что я так себя повела. Но лучше бы мы знали, где вы.

Я тщательно подбираю слова, давая Джули время подумать над ответом, как будто она олень, который прячется от меня за деревом, а не девушка, похищенная насильником и вернувшаяся домой.

— Прости, что так получилось, — говорит она. — Наверное, я начала чувствовать себя слегка… в ловушке.

Я даже не могу представить, что это слово значит для нее. У нее оно звучит совсем по-другому, чем у Тома, который произнес такую же фразу вчера вечером. Я тоже чувствую себя в ловушке, задыхаюсь от горя, словно заперта в темной комнате. Я не хочу принимать доказательство ее лжи, эту скомканную бумагу в кармане джинсов, и так боюсь предъявить улику Джули, что говорю:

— Думаю, пора купить тебе сотовый. — Смотрит и даже не моргнет. После паузы я продолжаю: — Это нужно для нас с Томом, чтобы мы всегда могли связаться с тобой. И чтобы ты могла связаться с нами, если понадобится.

Может, лучше было подождать еще немного? Вдруг она как раз собиралась сказать мне правду? «У меня уже есть один, он у меня в сумке, а вот правдоподобное объяснение того, как он у меня появился, а также вот очень веские причины не упоминать о нем…»

Вместо этого Джули говорит:

— Спасибо, мама.

И я чувствую странное облегчение оттого, что не приходится выслушивать правдоподобные объяснения и очень веские причины.

— Меня кое-что беспокоит, — продолжает Джули, — и я хотела бы обсудить это.

— Конечно. — Может, она все-таки расскажет, вот прямо сейчас.

— Я немного беспокоюсь из-за… денег.

Это так неожиданно, так непохоже на то, что сказала бы та же Джейн, что я просто тупо повторяю:

— Из-за денег?

— Ну, рано или поздно мне придется найти работу.

— Ох, дорогая, не нужно даже думать об этом…

— Как это не нужно! Нужно! — настаивает она. — Мы еще не говорили о том, каково вам пришлось после случившегося, но я понимаю, что вы потратили много… В смысле, поиски ведь обходятся недешево. Я… видела билборды.

— Видела?

— Я нашла кое-что о своем деле в Интернете, — поясняет она.