Страница 24 из 53
Каким образом? Залезла в компьютер Тома? Или воспользовалась своим секретным телефоном?
— Просто… я знаю, что папа ушел с работы. А Джейн еще учится.
— У папы все в порядке, и у меня тоже. У нас все хорошо, Джули.
— А теперь еще и я свалилась вам на голову.
— Это самое лучшее и самое чудесное событие, которое могло с нами произойти!
— Я знаю, знаю. Но… — Она беспомощно всплескивает руками. — Мне надо решить, как жить дальше. — И затем, уже немного другим тоном: — Я собираюсь устроиться на работу.
Я застигнута врасплох:
— На какую работу?
— Да какую угодно, — уклончиво отвечает она. — Бариста, кассир… Вчера я даже зашла в бар по соседству… забыла название. Спрашивала, не нужна ли им посудомойка.
Я не сразу соображаю, о каком баре она говорит. Та убогая, унылая забегаловка со стриптизом? «У Билли», «У Бобби» или что-то в этом роде. Она ходила туда? Джули наблюдает за моим лицом, внимательно следя, как меняется его выражение, поэтому я стараюсь сделать вид, будто просто жду, когда она закончит, без всякого осуждения.
— А еще я заглянула в «Старбакс», — быстро продолжает она, — но в итоге никуда не устроилась. Я слишком устала, мне стало нехорошо, наверное, от болеутоляющих. Тогда-то я и позвонила Джейн.
— По одолженному телефону, — добавляю я. Не надо бы, но ничего не могу с собой поделать.
— Ага. Не знаю, почему я не позвонила папе, но я знала, что внедорожник у Джейн и что ему придется идти пешком по жаре, чтобы забрать меня. Я не хотела доставлять слишком много хлопот. И вроде как… не слишком ясно соображала.
Все, что она говорит, — ложь.
— А еще я хотела тебе сказать… мне очень стыдно, но я хочу, чтобы ты знала. — Она делает глубокий вдох, готовясь к великому откровению. — Последние несколько недель я не ходила на терапию.
Я беру себя в руки. Значит, она все-таки собирается признаться. И все рассказать. Наверняка найдется простое объяснение.
— Я просто каталась по городу, — продолжает она, и я принимаю это за очередную ложь, но сразу же начинаю сомневаться. — Мне невыносимо думать, сколько денег вы тратите на психотерапевта, поэтому я каждый раз отменяю сеанс, а потом езжу вокруг и размышляю, как жить дальше. Если я найду работу, например, официанткой или кем-нибудь в этом роде, я сумею по вечерам готовиться к экзаменам, а потом… может быть, когда-нибудь тоже поступлю в колледж. Как Джейн.
Последнюю фразу она произносит с такой несуразной и наивной надеждой, что я опять начинаю верить ей. Уловка срабатывает: мысль обо всех тех возможностях, которые есть у Джейн и которые упустила и уже никогда не наверстает Джули, парализует меня. Голова трещит от попыток отделить правду от выдумки.
— Хорошо… хорошо, что ты думаешь о своем будущем, — выдавливаю я. — Я имею в виду, что мне нравится идея с работой и учебой, если это то, чего ты хочешь. Но сейчас тебе нужно посещать психотерапевта. Пусть будет другой врач, если нынешняя тебе не нравится. О деньгах не думай. Мы справимся.
— Ты и так уже столько на меня потратила, — настаивает она. — Вся эта одежда, новая мебель, а теперь еще и телефон. И если я когда-нибудь сумею подтянуть учебу, чтобы поступить в колледж… Не знаю, сколько стоит обучение, но вряд ли существуют специальные стипендии для похищенных девочек.
Слово «стипендии» заставляет меня кое о чем задуматься.
— Фонд Джули, — говорю я.
— Что это?
— Общественный фонд пожертвований на твое имя. Благодаря ему у нас были деньги на билборды, на возможный выкуп и… на все остальное. — У нас? Том, бухгалтер по профессии, сам основал этот фонд, он и платил. Он улаживал все вопросы, пока я занималась бог знает чем. Я едва помню те дни, недели, месяцы. — Там была сумма, отложенная для выкупа. В случае, если его не потребуют, мы собирались создать на эти деньги стипендию твоего имени, если…
— А можно воспользоваться этой суммой сейчас? — спрашивает она. — Я же вернулась.
— Там другие правила, — возражаю я, пытаясь выудить детали смутных воспоминаний. — Общественные пожертвования можно использовать только для определенных целей, и за них отвечает человек со стороны, не член семьи. Мы с Томом даже не можем снять деньги, не связавшись с администратором фонда.
Как только я понимаю, что не знаю ответа на следующий вопрос, который она собирается задать, Джули спрашивает:
— И кто администратор фонда?
— Боюсь, придется спросить у папы, — неуверенно отвечаю я. — Но ты единственный получатель. — Я поднимаю глаза, встречаюсь с ее взглядом и почти вижу, как у нее на губах формируется следующий вопрос, поэтому, прежде чем она успевает задать его, говорю: — Где-то около пятидесяти тысяч долларов.
Джули даже не пытается скрыть, насколько поражена суммой; видимо, это гораздо больше, чем она ожидала.
— Ого! — восклицает она. А потом в ее голубых глазах появляются слезы, подбородок начинает дрожать. — Вы, наверное, действительно очень хотели меня найти.
Только когда она поднимается, чтобы принять ванну, и я слышу ее сдавленный плач, я удивляюсь, что она видела в Интернете билборды, но не наткнулась при этом на упоминания о фонде Джули.
Новенькая
размышляла, какое имя ей выбрать. Она наблюдала, как Мерседес одной рукой туго натягивает простыню, другой — приподнимает угол матраса, заправляет под него белую ткань и разглаживает складки. Прежде чем новенькая успела проследить, как это делается, Мерседес уже закончила и перешла к другой кровати. Опытной наставнице потребовалось всего пятнадцать секунд, чтобы снять грязную простыню и застелить свежую.
— Как будто надеваете на матрас подгузник, — пошутила новенькая.
Мерседес в это время ползала на коленях, заправляя нижний край простыни, и, обернувшись, посмотрела в необычные голубые глаза девушки:
— Ручаюсь, ты раньше ни разу не надевала подгузники, а?
Новенькая почувствовала, что краснеет.
Позже, когда они вместе грузили в кладовку рулоны туалетной бумаги, Мерседес спросила:
— Или у тебя все-таки есть ребенок? — Поскольку новенькая замялась, она добавила: — Извини, не стоило мне лезть.
Новенькая пожала плечами и провела ладонью по крышкам бутылок, прикрепленных к тележке, ища пустые.
— А у вас есть дети? — спросила она.
— Двое, и пока что мне хватит, — ответила Мерседес, со смехом перекрестившись. — Я с этими-то едва справляюсь.
— Я бы даже с одним не справилась.
— Ты еще слишком молода, — возразила Мерседес. — Подожди, пока не дорастешь до моих лет.
— А сколько вам?
— Двадцать четыре.
Новенькая подумала, какая же Мерседес взрослая, и позавидовала. Ей самой пришлось несладко, когда в Юджине не хватило денег на автобус, а в первом же стриптиз-клубе, куда она попыталась устроиться, ей сообщили, что берут только совершеннолетних. Ее фальшивые документы выглядели достаточно правдоподобно, чтобы помахать ими перед носом у бармена, но она знала, что они не выдержат тщательного изучения в конторе клуба, торгующего алкоголем. Тем не менее во втором клубе она решилась предъявить документ на имя Джессики Моргенштерн, двадцатидвухлетней блондинки из Техаса.
Парень едва взглянул в полутьме бара на документ и швырнул его обратно.
— Попробуй обратиться в мотель около парковки, — посоветовал он. — Там нанимают нелегалов.
Она схватила фальшивое удостоверение и направилась в мотель под вывеской «Бюджетный отдых в апартаментах». Горничным ведь дают чаевые, не так ли? Она не была уверена, что хочет работать здесь, но персонал мотеля как раз в то утро находился под впечатлением из-за какого-то футбольного матча. В итоге не успела она сообразить, стоит ли вообще сюда соваться, не говоря уже о том, чтобы предъявить фальшивку, как дежурный, удерживая плечом телефонную трубку, сунул ей униформу и указал на тележку Мерседес в конце коридора.
— Просто делай то, что она тебе говорит, comprende?[7] — спросил он, прикрыв рукой трубку и едва взглянув на новенькую.