Страница 38 из 56
— Я уже говорила. Я не убийца.
Она присела на корточки и заглянула в мои глаза. Ее лицо светилось нежной улыбкой.
— Конечно же, нет! Ты колдунья на пороге своей инициации! А колдуньи никогда и ничего не делают своими руками. Что же сложного — дать яблоко? Девушка просто заснет, и, возможно, сны ее будут куда ярче жизни. Ты окажешь ей услугу.
— Бред!
Я резко встала и отошла от нее. В воздухе запахло озоном. Спиной я ощущала ее гнев.
— Что ты сказала? — голос Мизеллы звенел, ее Сила заполоняла зал, — повтори!
Я обернулась и встретилась с ней взглядом.
— Я сказала, что это бред, — спокойно ответила я, — яблоко отравленное, оно не подарит Миле сны, а отнимет жизнь.
— Миле? Аха-ха! Ты назвала ее по имени?
Мизелла рассмеялась. Я же так и стояла, скрестив руки, чтобы не было заметно дрожь в пальцах, и прямо смотрела на нее.
— Да. Я назвала ее по имени. Мила. Так ее зовут. И я не собираюсь давать ей отравленное яблоко. Это убийство, а не темное колдовство.
Мизелла оценивающе взглянула на меня.
— А что же по-твоему, темное колдовство? Наведение морока на тупых стражников? Сотворение существ из глины? Чтение бесполезных заклинаний и перешептывание с луной? Глупая ты девчонка! Тьма — это великая сила, бескрайняя и всемогущая! Быстро ты позабыла, чему я тебя учила! Тьма и зло идут рука об руку, им нет дела до справедливости, до милосердия, до чувств! Только сила и цель. Только власть и контроль. Твоя цель — инициация. Наша общая цель — дать заклятию расцвести. Это главное. Принцессы, слуги, яблоки и заклинания, все это — лишь шаги, которые мы делаем на пути к цели. Если для достижения цели Темной колдунье надо кому-то дать отравленное яблоко, она сделает это. Это — показатель истинной силы, стержня, которого нет у большинства. Но у тебя он есть, дитя. Я сразу увидела это.
Я молчала, глядя прямо перед собой. Очень и очень долго молчала.
— Тьма — это не зло, — тихо сказала я, — тьма — это лишь отсутствие света. Ночь темна, но она прекрасна. Ночь любят звезды и луна. Тьма — это возможности и тайны. Но никак не убийства невинных.
— Да ты сошла с ума!
Я сцепила руки в замок и посмотрела на Мизеллу.
— Может быть…Скажи, почему ты навела заклятие именно на Эриана? Почему?
Мизелла сощурилась и ехидно цокнула языком.
— Ты и королевского ублюдка назвала по имени. Что с тобой творится, милая?
Она подошла ко мне и положила руку на мой лоб, словно желая проверить, нет ли у меня жара. Я подняла на нее глаза.
— Мне его жаль, — слова слетели с губ прежде, чем я успела осознать.
Мизелла изменилась в лице.
— Жаль? Принца? Не ты ли ненавидела всех богачей, королей и аристократов? Не ты ли презирала их за образ жизни? Не ты ли желала им всей душой зла?
— И ненавижу до сих пор! Но не всех. А Эриан…Он не виноват, он был совсем ребенком, когда ты наслала на него заклятие. И он умрет.
Где-то вдали прогремел гром, запах озона стал невыносимым.
— И что с того⁈ — голос Мизеллы обрушился на меня вместе с ударом ее Силы. От неожиданности я упала, ударившись затылком о каменный пол. В ушах зазвенело. С тихим стоном я приподнялась и села на пол.
Мизелла склонилась надо мной, из ее рук струились ядовито-зеленые искры.
— Я подобрала тебя на улице, голодную, безымянную! Я дала тебе дом и пищу, я сделала тебя своей ученицей! Научила всему, что знаю, а ты…Ты смеешь прекословить мне, неблагодарная!
Она вдруг замолчала, искры из ее рук исчезли, а на глаза выступили слезы. Мизелла опустилась на пол рядом со мной.
— Криста, — уже спокойным голосом сказала она, — ты же мне не чужая. Дитя, в пекло яблоко. Не хочешь давать его принцессе, не давай. Но отбор ты должна разрушить. Не дай моему заклятию пасть.
— Не могу… — я прикусила губу до крови.
Какая-то часть меня противилась этому изо всех сил, лила слезы, понимая, что моей инициации пришел конец. Но моя Сила заискрилась, волнами разлилась по венам, стоило мне произнести эти два слова.
Не могу. И не буду.
Я неловко поднялась с пола и подала руку Мизелле. Она с изумлением смотрела на меня.
— Ты понимаешь, что если не выполнишь это задание, то не пройдешь инициацию? — сказала она.
Я устало кивнула.
— Ты своими же руками разрушаешь свою жизнь! Ты думала, что станет с твоей силой без инициации? В кого ты превратишься? В сельскую ведьму? Будешь заговаривать бородавки и лечить коров от лишая!
— Пусть так. Но это только моя жизнь. С чужими жизнями играть я не буду.
Мизелла приблизилась и посмотрела мне в глаза.
— Это твое последнее слово?
— Да.
Она несколько мгновений молчала, погрузившись глубоко в себя. Потом вдруг повеселела и обняла меня.
— Дитя, я дорожу тобой, — прошептала она на ухо, — и уважаю твой выбор. Пусть будет так. Но если ты вдруг переменишь решение, я буду рядом. И твоя инициация состоится. Делай, что велит тебе сердце, милая. Я на тебя не злюсь.
Мизелла похлопала меня по спине и улыбнулась.
— Пора возвращаться, — она взмахнула рукой, и зал исчез.
Я снова стояла в королевском парке, с апельсином в руке. Фильнус смотрел на меня и потирал свой потный лоб, Эриан жевал виноград.
— Я жду, — настойчиво сказал принц, — жду твоего рассказа.
— Не сейчас, — тихо сказала я, чувствуя вдруг сильную слабость. Стала медленно оседать на землю. Кто-то подхватил меня под руки, раздался чей-то крик. Сила моя слабела, утекала, как вода из дырявого сосуда. Я все падала, падала, ниже и ниже. Во тьму. Туда, где берут свое начало чары, туда, где они заканчиваются.
«Она что-то сделала», — успела подумать я и погрузилась во мрак небытия.
Глава 37
Что такое тьма?
«Воплощение зла», — ответит кто-то.
Или:
«Противоположность свету».
Или:
«Источник зла и бед».
Или:
«Отсутствие света».
Но это не так. Все не так. Это все — лишь грани тьмы, ее отражения. А отражений тьмы тысячи и тысячи.
Тьма — это ничто, нуль. Из тьмы все родилось, тьма полна покоя и вечного равнодушия. Тьма — не зло, и не добро. Тьма — это все. Она везде, в каждом существе скрыт осколок отражения тьмы. У каждого свой.
Во тьме родились чары. Вот тьму они уходят навсегда.
Я поняла это, когда упала в нее, в эту тьму. Лишившись зрения, чувств, памяти, я поняла, что быть темной — вовсе не значит быть злой. Я никогда не стремилась ко злу.
Я стремилась к тьме. К истине. И справедливости, пусть порой она с острыми когтями и зубами.
«Мир не делится на тьму и свет, — шептала мне тьма, — есть еще сумерки. Стань сумерками».
Позже тьма замолчала. Опутала своим тотальным равнодушием. Справа, там, где когда-то было мое ухо, что-то прожужжало. Ужалило меня в плечо, и стало больно. Мучительно, ужасно, нестерпимо. Я бы заорала, если бы у меня был голос. Но во тьме его не было. Во тьме нет ничего и есть все.
Чем дольше длилась боль, тем светлее становилось. Тело мое возвращалось, вернулось зрение, все ощущения. Вернулась я — то ли Криста, то ли Аврора, то ли кто-то другой.
Я вернулась, а Сила моя — нет.
Тьма поглотила ее, всю, без остатка, выплюнув меня в реальность, как апельсиновую кожуру. Все еще ароматную, яркую, но уже без начинки.
Первой, кого я увидела, была Элиса.
— Тролли тебя задери, — прохрипела я, пытаясь приподняться, — что ты здесь делаешь?
Я сфокусировала зрение и огляделась. Увидела очертания комнаты, но это была не моя спальня. В окна пробивался лунный свет. На столе горела свеча. В комнате была только Элиса. Она сидела на краю моей кровати. А надето на ней — подумать только — платье горничной. Волосы заплетены в косу, но, как обычно — неумело и криво.
— Служу тебе, — просто ответила она, глядя на меня прямым взглядом. Сейчас в ней мало было от лисы, наверное, как никогда она была похожа на человека.