Раненый

При мысли об Азкабане у Драко мороз по коже.

Но он всё же понимает, что пока тюрьма ему не светит. По крайней мере, кроме той, в которую он уже заточён.

Логическая цепочка приводит его к тому, что война ещё идёт. А глухой лес за окном наводит на вполне очевидную мысль — они прячутся.

От кого? И кто вообще такие — эти они? Он и три девчонки? Или таких, как он, там гораздо больше?

Драко разрывается на части, обдумывая всевозможные варианты, и внутренне, конечно, понимает, что сам никогда не найдёт правильных ответов.

Но задать свои мучительные вопросы другим всё ещё не решается.

***

Спустя ещё две недели Драко впервые самостоятельно садится.

Ладно, враньё: Ханна поддерживает его под руку и пытается приободрить. Её слова до ужаса банальны и несколько глупы, поэтому Драко думает, что никогда и никому не признался бы, что именно они каким-то образом помогают.

Он чувствует прилив сил, а тёплые ладони словно передают ему её нескончаемую энергию. Драко значительно приободряется, когда оказывается в вертикальном положении и даже не чувствует головокружения. Комната лишь слегка подрагивает, и трещины на потолке едва заметно извиваются, но в целом Драко неплохо справляется.

Пожалуй, именно это подталкивает его впервые задать вопрос, ответа на который он жаждет уже давно, но вместе с тем страшится.

Драко прерывает Эббот сразу после «ещё немного — и ты оправишься и вообще забудешь о том, что с тобой произошло». Потому что он и так не помнит, и хочет это выяснить.

— А что со мной произошло? — спрашивает он и заглядывает ей в глаза.

Она замолкает, удивлённая тем, что он заговорил с ней. А затем аккуратно отвечает, тщательно подбирая слова. Он думает, были ли у неё подробные инструкции на такой случай, например, от Грейнджер, но при этом внимательно слушает и ловит каждый звук.

— У тебя была травма позвоночника — падение было серьёзное. И значительные ожоги. Адское пламя преследовало не тебя, но раз уж ты попался на его пути… — она разводит руками.

— Адское пламя? — хрипло переспрашивает Драко.

Ханна изумлённо смотрит на него.

— О… Так ты не помнишь, — она заминается. — Тогда, думаю, тебе лучше спросить у Гермионы. В конце концов, она была там. Я знаю всё только с её слов.

Больше Драко не может выдавить ни звука. Он погружается в себя, тщательно исследует уголки собственной памяти, пытаясь найти в себе хотя бы отголоски воспоминаний о тех событиях. Сознание отказывается делиться с ним информацией. Он не помнит ничего. Он не знает, что с ним произошло.

Вопрос, который он задал, надеясь прояснить хотя бы что-то, не даёт ответов, а лишь порождает новые вопросы.

Но теперь он знает, что ответить может только Грейнджер.

***

Драко тянет время.

Он не хочет говорить с ней. Он не хочет зависеть от неё.

Хотя и признаёт, что уже поздно.

Драко считает.

Несмотря на то, что он всё ещё не способен уследить за временем, строгость чисел успокаивает его взбудораженное сознание и позволяет отвлечься. Неизвестно зачем он делает никому не нужные выводы и хранит их в голове.

Он знает, что его кормят четыре раза в день, меняют повязки два раза, разрабатывают мышцы — только один. В середине дня.

Драко примерно прикидывает размеры комнаты, специально считая шаги медиведьм, когда они пересекают её.

Он может назвать точное число трещин на потолке и царапин на тумбочке.

Ему кажется, что Грейнджер в целом проводит у него больше времени, чем другие медсёстры, но дотрагивается до него намного реже. Однажды Драко считает точное число прикосновений, но сбивается и забывает об этом.

Грейнджер смотрит на него чаще, чем Лайза, и реже, чем Ханна. И говорит с ним в том же соотношении, но более воодушевленно по сравнению с Лайзой.

Хотя до Ханны ей, конечно, далеко. Та вообще болтает без умолку.

Потому что боится.

И Драко от этого тошно. Вероятно, потому, что он и сам до чёртиков испуган. Но в отличие от Эббот он без понятия, чего именно боится.

Его страх сокрыт в знании, которое пока не доступно ему. Том знании, что близко, но одновременно с тем чертовски далеко.

Потому что знанием этим обладает только Грейнджер.

Щемящее чувство, которое вызывает неизвестность, перекрывает нежелание вновь зависеть от Грейнджер, когда за окном начинается гроза. Дождь сначала накрапывает медленно, но вдалеке раздаются вполне отчётливые раскаты грома, и когда молния прорезает небо, высвечивая лицо Грейнджер, Драко подаётся вперёд.

— Почему я здесь?

Грейнджер слепо отшатывается от него, потом хмурится, пытаясь постичь суть вопроса. Она задумывается и молчит так долго, что Драко уже отчаивается услышать ответ.

— Ты ранен, — в конце концов просто произносит она.

— Как? — сипло выдаёт Драко. — Как я был ранен?

Она замолкает, молния снова делит небо пополам, дождь стучит по крыше.

Грейнджер отводит взгляд, потом подозрительно смотрит на Драко, затем шепчет что-то неразборчивое и…

— Так ты действительно ничего не помнишь, — поражённо произносит она и неверяще качает головой. Её руки замирают над его ранами. — Подожди, но этого просто не может быть! Что последнее ты вообще… — она перебивает сама себя. Драко впервые за долгое время видит её настолько взволнованной. — Ты помнишь Выручай-комнату? Гарри? Диадему?

— Что ты… Какую диадему? — бормочет Драко.

И тут — вспышка!

Воспоминание на какую-то долю секунды проступает из глубин сознания:

— У тебя в руках моя палочка, Поттер!

— Уже не твоя.

А потом… голос, который произносит заклинания Адского пламени, отчаянные стенания Поттера в попытках затушить огонь и последний крик Крэбба.

Драко поднимает взгляд на Грейнджер.

— Он мёртв, — шепчет Драко и ощущает, как Грейнджер вздрагивает. Он видит, как она едва заметно кивает. — А Гойл? Что с Гойлом?

— Гойл в порядке, — она на мгновение хмурится. — Был в порядке, когда Гарри спас его.

— Значит, Поттер всё-таки жив? Тогда почему же мы прячемся?

Он понимает, что спросил что-то не то, когда её руки возвращаются к работе. Он кожей чувствует лёгкие прикосновения, но всё также не сводит глаз с её лица, хотя сама Грейнджер уже отвела взгляд.

— Никто ничего не слышал о нём уже три месяца, — отрывисто сообщает она и недовольно поджимает губы. — Гарри в бегах.

— И почему же они с Уизли не взяли тебя с собой?

Она вскидывает голову и смотрит на него долгим, пронзительным взглядом. Драко чувствует, как едва заметная дрожь возникает где-то под лопатками, постепенно нарастая, но Грейнджер моргает, и её ответ заставляет его тело оцепенеть.

— Рон погиб.

Она вновь склоняется к его ранам, погружаясь в работу, а Драко ощущает невидимую ладонь, стиснувшую его горло. Он понимает, что их разговору не суждено продолжиться: он слишком слаб, чтобы задать следующий вопрос, а сама Грейнджер не станет ему ничего объяснять, но какая-то надежда всё же теплится внутри, пока под стук дождя и раскаты грома Грейнджер обвязывает его руку и аккуратно закрепляет бинт.

Резко открывшаяся дверь и обеспокоенное лицо Ханны разбивают надежду на мелкие осколки.

— Гермиона, у Пенелопы обострение, — торопливо проговаривает она. — Срочно нужна твоя помощь.

В отличие от Эббот, Грейнджер спокойна: её движения размеренны и неторопливы. Она кивает, аккуратно заканчивает с Драко и выходит вслед за Ханной. Дверь за ними закрывается — и Драко вновь остаётся наедине со своими вопросами и домыслами.

========== Часть 2 ==========

Драко думает, что там, за окном, должно быть лето.

Впрочем, он не уверен, сколько был без сознания и сколько времени прошло с тех пор, как он очнулся. Грейнджер упомянула, что Поттера нет уже три месяца, но исчезнуть он мог и после злосчастного второго мая. Однако Драко не может знать это наверняка, а в тиши и приглушённом мраке комнаты он способен заниматься не таким уж широким кругом дел, поэтому предаётся своеобразным «сезонным» воспоминаниям.