Рождественское чудо герцога

“Когда?”

После минутного раздумья, зная, что им понадобится уединение для того, что должно было произойти, она сказала: “Сегодня вечером, когда весь дом уснет. Встретимся в библиотеке”.

“Я буду там”, - тихо поклялся он.

Глава двенадцатая

Tверный своему слову, Маркус уже ждал ее, когда она добралась до библиотеки. На мгновение она замерла в дверях, упиваясь видом мужчины, который смотрел в камин, его напряженный профиль резко выделялся в свете огня.

Боже, он был прекрасен. Когда они были детьми, она никогда особо не задумывалась о его внешности. Только в те последние месяцы, когда она начала видеть его в новом свете, когда она начала рассматривать его, возможно, как нечто большее.

Однако теперь…

Внезапно он посмотрел в ее сторону. Тяжело сглотнув, она вошла в комнату и закрыла за собой дверь, направляясь на дрожащих ногах туда, где стоял он. Лучше покончить с этим.

“На мгновение я испугался, что ты передумала”, - сказал он. Его голос грохотал по комнате, окутывая ее темнотой.

“На мгновение я так и хотела сделать”, - тихо призналась она. “Но ты прав, я не могу оставить все как есть. Ты заслуживаешь лучшего”.

“А чего ты заслуживаешь, Поппи?”

Тихий вопрос чуть не сломил ее. Сделав глубокий вдох, пахнущий огнем в очаге, сосновыми ветками и Маркусом, она поспешила дальше, как будто не слышала его.

“Я так благодарена тебе за то, что ты был моим другом, когда у меня больше никого не было. Ты был единственным хорошим событием в моей жизни, Маркус, и я никогда не смогу сказать тебе, как много это значило для меня, как ты спас меня ”.

Он подошел к ней на шаг ближе. “Ты должна знать, что это чувство взаимно, не так ли, Поппи?” Он потянулся и взял ее руку в свою. Она ахнула от прикосновения, но не отстранилась — не могла.

“Я знаю”, - прошептала она. Она уставилась на его грудь. На нем не было галстука, рубашка была расстегнута, отблески камина играли на крепкой шее. Именно так, как она хотела. Она с трудом сглотнула. Сосредоточься, Поппи.

“Но ты должен знать, ” продолжала она хриплым голосом, - что наша дружба, которая была под вопросом, когда мы были детьми, теперь невозможна”.

“Нет, я этого не вижу”.

Она была настолько не готова к его ответу, что подняла на него глаза. Слишком поздно она поняла, что совершила роковую ошибку. Его взгляд притягивал, удерживая ее в плену.

“Я этого не понимаю, Поппи”, - сказал он, придвигаясь к ней еще ближе, - “потому что это ни капельки не соответствует действительности. Наше состояние или его отсутствие должно быть наименее важным в нас ”.

“Говорит человек, получивший герцогство”, - еле выговорила она, пытаясь и безуспешно пытаясь оторвать свой взгляд от его притяжения.

Уголок его губ приподнялся. “ Ты держишь на меня за это обиду? спросил он, делая еще один шаг ближе, потирая большим пальцем костяшки ее пальцев.

Она растерянно моргнула. “Неужели я держу герцогство против тебя? Ты что, с ума сошел?”

Он пожал плечами. “Это кажется уместным вопросом”.

“Имеет отношение к чему?”

“Просто кажется очевидным, что, поскольку ты не держишь зла на меня за мой недавно полученный и совсем не желанный титул, я, конечно, не держу зла на тебя за то, что ты родилась бедной сиротой”.

Боль пронзила ее насквозь. Он не понимал, что говорит, и никогда не мог знать, насколько ужасной была правда о ее происхождении. У нее перед глазами промелькнуло суровое лицо его дяди, когда он рассказывал ей об этом, его угрозы, что она должна оставить Маркуса в покое, чтобы не запятнать его своим прошлым.

Внезапно почувствовав сильную усталость, она собрала всю свою силу воли, чтобы не прижаться к его груди и не разрыдаться.

“Это совсем не одно и то же”, - прошептала она. “И не спорь, что это так. Ты не хуже меня знаешь, что в обществе существует очень строгая иерархия”.

Он тихо выругался. “Как будто мне есть дело до общества”.

“Так и будет. Когда-нибудь мой статус будет использован против тебя. Меня предупреждали, что любой, с кем я свяжусь, будет разорен и унижен. И я не могу видеть, как тебя вываляют в грязи из-за меня ”.

Он нахмурился, выражение его лица стало зловещим в тусклом оранжевом свете. “Тебя предупреждали? Кто предупредил тебя о таких вещах?  Хаустерны?  Последнее, что я думал, это то, что быть бедным -это грех; какого черта ты хочешь этим кого-то возвысить, а себя тем более принизить?”

Но она сказала слишком много. Она плотно сжала губы, яростно тряся головой.

Он разочарованно вздохнул. “Это ни к чему нас не приведет”, - пробормотал он. Затем в его глазах появился решительный блеск, за которым последовала болезненная нежность. “Ты должна знать, Поппи, что я люблю тебя”.

Боль и радость взорвались в ее груди. Но нет, она не приняла бы его слова за нечто большее, чем они были на самом деле. В юности они много раз говорили друг другу о своей любви, признавались во взаимной привязанности, открывали детские сердца. Это ничем не отличалось. “Конечно”, - ответила она так нейтрально, как только могла. “И я тоже тебя люблю”.

Но он качал головой. “Нет, ты не понимаешь. Да, я люблю тебя как друга. Но даже больше того, я люблю тебя, как человек любит человека, с которым он хочет провести свою жизнь ”.

Дрожа от усилий держать себя в руках, она выдавила: “Это просто сезон, напряжение твоей новой жизни и старая обида, которую приносит это время года. Ты не любишь меня, по крайней мере, не в этом смысле.”

“Уверяю тебя, я люблю”. Он подошел еще на шаг ближе. “И ты любишь меня так же, не так ли?”

Боже, помоги ей, она это сделала. Она сморгнула слезы, глядя ему в лицо, желая одновременно кричать о своей любви с крыши и рыдать от полного горя.

Когда она ничего не сказала, он придвинулся еще ближе. Одна рука обвилась вокруг ее талии; другая поднялась, чтобы погладить ее по щеке. Выражение его лица было таким нежным, таким полным любви.

“Скажи мне, Поппи”, - прошептал он, его губы приблизились к ее губам, его дыхание овевало ее лицо. “Если ты любишь меня, я проведу все свои дни, делая тебя счастливой. Но если ты не чувствуешь того же, клянусь, я больше не буду поднимать эту тему. Я позволю тебе уйти, с моим благословением. Ты любишь меня, Поппи?”

Для нее это был идеальный шанс прогнать его. Однажды она уже делала это, не так ли? Она посмотрела ему в глаза и сказала, что их дружбе пришел конец, намеренно положив конец тому, что еще только начинало расцветать между ними. Все для того, чтобы спасти его от скандала, которым она была.

Но в тот момент, глядя в его глаза, чувствуя, как его сердце бьется рядом с ее собственным, она не могла. Она просто не могла.

“Я действительно люблю тебя”. Слова лились из нее хриплым признанием. “Но это ничего не меняет—”

Остальная часть того, что она собиралась сказать, была потеряна, когда его рот завладел ее ртом. Какая-то отдаленная часть ее разума говорила ей оттолкнуть его, сохранить дистанцию между ними, чтобы она могла закончить то, что начала, окончательно и бесповоротно положив конец их отношениям.

Но она так устала и была так одинока. И она так чертовски сильно скучала по нему, что это причиняло боль. Теперь, когда приближалось время расстаться с ним навсегда, она обнаружила, что была не совсем бескорыстна. Она хотела этого, хотела, чтобы воспоминания о нем унесла с собой в холодное, бесцветное будущее.

У нее вырвался тихий вскрик, когда она обвила руками его шею. Его реакция на ее капитуляцию была немедленной и тотальной. Он застонал ей в рот, его язык проник внутрь и переплелся с ее языком, когда его руки, напрягая мышцы, прижали ее к себе.

Как это отличалось от того раза, когда он целовал ее в последний раз. Под ней не было ни снега, ни громоздкой одежды, ни группы людей, просто скрытых пейзажем. Вместо этого ее одежда почти не мешала ощущению его твердой груди, прижатой к ее груди, а закрытая дверь библиотеки давала им уединение, которого у них раньше не было.