Рождественское чудо герцога

Его руки блуждали по ней, поглаживая ее груди, охватывая талию, пробегая по бедрам. Она выгнулась навстречу ему, нуждаясь в большем. Казалось, он понял ее безмолвную мольбу — конечно, понял бы, — потому что внезапно обхватил ее ягодицы руками и прижал к своей твердости.

При виде доказательства его возбуждения, столь настойчиво прижатого к нижней части ее живота, жар разлился по каждому нерву в ее теле, скапливаясь между бедер. Она ахнула, оторвавшись от его губ, но только для того, чтобы попробовать его еще больше. Она провела губами по его щеке к горлу, проводя языком по всей его длине. Он застонал, выгибая голову, чтобы дать ей лучший доступ.

“Боже мой, Поппи. Что ты со мной делаешь. Я так чертовски сильно тебя люблю”.

Ей до боли хотелось сказать ему, что она чувствовала то же самое, что любила его вечно, что ее любовь только возросла за последнюю неделю, что она никогда не перестанет любить его до самой смерти.

Вместо этого она прижалась губами к его коже, позволяя своим действиям показать то, что она не осмеливалась озвучить.

Но хотя она знала, что это временно, что завтра между ними ничего не изменится и о совместном будущем не может быть и речи, какая-то часть ее не хотела ничего больше, чем отбросить осторожность и потребовать этого мужчину и жизнь, которую он предложил, ради ее собственной.

Нет. Она поспешно попыталась прогнать эту мысль. Но теперь, когда она обрела форму, заглушить ее было невозможно. Охваченная надеждой, которую она никогда раньше не позволяла себе испытывать, она отстранилась, задыхаясь. “Маркус”.

“Поппи”, - пробормотал он, когда, воспользовавшись тем, что она подняла голову, его губы нашли ее шею. Он осыпал поцелуями все ниже и ниже, к тому месту, где шея соединялась с плечом. Оказавшись там, он взял ее кожу в рот, слегка посасывая.

Ее глаза закатились. Боже, как это было приятно. И как совершенно правильно. Когда он двинулся ниже, по ее ключице, к верхушкам напрягшихся грудей, она обнаружила, что затаила дыхание, выгибаясь дугой, жаждая большего.

А затем его руки оказались под ней, и она опустилась на мягкие подушки дивана, его твердое тело наполовину накрыло ее.

“Я не погублю тебя”, - поклялся он, слова были горячими и настойчивыми на ее коже. “Я бы хотел, чтобы ты пришла ко мне по своей собственной воле. Только позволь мне любить тебя немного. Ты позволишь мне любить тебя, Поппи?”

Она не думала, что сможет любить его сильнее. Как легко было бы заставить ее действовать силой, лишить ее невинности и свободы выбора - всего сразу.

Вместо этого он склонился над ней, его руки дрожали по обе стороны от нее, давая ей возможность отказаться, если она захочет.

Слезы обожгли ее глаза, когда она обхватила его лицо руками. “ Люби меня, Маркус, ” прошептала она.

Это было так, словно пламя из очага прыгнуло ему в глаза, так яростно они горели. Его рот завладел ее ртом, и ее веки закрылись. И не было ничего, кроме сенсации, здесь и сейчас и Маркуса.

Его длинные, нежные пальцы прошлись по ней, словно запоминая каждый дюйм ее тела, отодвинули платье в сторону, скользнули по плечу, скользнули вниз по верхушкам грудей. Каждое прикосновение его руки к ее коже сжимало ее тело все сильнее, возносило выше, пока ей не показалось, что она вот-вот разорвется пополам. Что может быть приятнее, чем его ладонь, обхватывающая ее грудь? Как получилось, что его большой палец, ласкающий ее сквозь ткань платья, смог вызвать почти невыносимый жар в этом тайном местечке между ее бедер?

Однако, когда он потянул ткань вниз и его рот коснулся чувствительного бутона там, ее мысли превратились в бессвязную мешанину. Она извивалась под ним, потирая ноги друг о друга, в безмолвной мольбе об освобождении, которого она не понимала.

Но это был Маркус, который знал ее лучше, чем она сама. Который всегда знал ее. Он нащупал подол ее платья, поднимая его все выше, пока прохладный ночной воздух не коснулся ее разгоряченных ног. В следующее мгновение его рука оказалась на стыке ее бедер, надавливая на то ноющее место, которое быстро становилось центром ее внимания.

Его пальцы, эти длинные, ловкие пальцы, коснулись ее, находя центр водоворота, который окутывал ее. Ее вздох смешался с его низким стоном, когда он оторвал рот от ее груди.

“Ты такая чертовски влажная”, - прохрипел он. “Я должен попробовать тебя на вкус”.

Прежде чем она смогла понять, что он имел в виду, он двинулся вниз по ее телу, между ног. Когда тепло его рта нашло ее, окутав, она знала, что в каком-то отдаленном уголке своего сознания должна быть потрясена до глубины души. Она никогда, даже в самых смелых фантазиях, не думала, что нечто подобное возможно.

Вместо этого она отдалась ему целиком и полностью. Ее ноги раздвинулись навстречу натиску, открывая ему больший доступ к ее сердцу, ее руки зарылись в его волосы, побуждая его продолжать. Она скорее почувствовала, чем услышала его удовлетворенное рычание, когда вибрации прокатились по ее чувствительной плоти.

Следующие мгновения казались одновременно вечными и конечными. Его зубы, губы и язык творили с ней волшебство, вознося ее все выше и выше, пока во вспышке мерцающего золота она не почувствовала, как все ее существо рассыпается в звездную пыль.

Через секунду он был рядом с ней, его руки обхватили ее, прижимая к себе, когда дрожь освобождения пробежала по ее телу, став еще более изысканной от слов любви, которые он прошептал ей на ухо. Она крепко обняла его, когда ее сердцебиение замедлилось, запоминая этот момент, хороня его глубоко в своем сердце, чтобы никогда не забывать ни секунды из него. Но она не могла вечно сдерживать суровость жизни, как бы сильно ей этого ни хотелось. И она это сделала, очень сильно. Как отчаянно она жаждала заявить о своих правах на него, воспользоваться шансом на счастье, которое, как она думала, никогда не будет в пределах ее досягаемости.

Напуганная тем, что ее мысли так сильно изменились, она попыталась вспомнить все причины, по которым им следовало держаться порознь. Но у них не было той власти над ней, которая была когда-то.

Она высвободилась из его объятий, села, дрожащими пальцами поправила одежду, прежде чем обхватить себя руками за талию, больше для того, чтобы не потянуться к нему, чем для чего-либо еще. “ Я— мне нужно подумать.

Взгляд, которым он одарил ее, был полон муки, в его глазах ясно читалось сердце. Но он не стал настаивать на том, чтобы она осталась, вместо этого кивнул и поднялся на ноги. Через мгновение он помог ей встать и повел из библиотеки вверх по лестнице, в семейные покои и их комнаты.

Однако, когда он оставил ее у двери спальни, и она поспешно закрылась внутри, борясь с желанием побежать за ним, она знала, что сегодня ночью ей будет трудно уснуть.

Глава тринадцатая

Она любил его.

Каким бы суматошным ни был следующий день, заполненный развлечениями гостей и подготовкой к балу "Двенадцатая ночь", а также всей этой суетой и напряжением, которые были с этим связаны, один яркий факт всегда присутствовал в глубине сознания Маркуса: она любила его. И хотя он все еще был далек от того, чтобы убедить ее остаться и начать жизнь с ним, ничто не могло погасить надежду, которую зажгло ее признание. Эта искра становилась ярче каждый раз, когда их взгляды встречались, предстоящий бал приобретал все большее значение с каждым долгим взглядом. Помимо того, что ему впервые предстояло принимать такое мероприятие, как "Новый герцог", и беспокойства, которое он, по понятным причинам, испытывал из-за предстоящего пристального внимания, он знал, что это его самый последний шанс убедить Поппи остаться, доказать ей, что ее прошлое не имеет значения и что она - самое важное в его жизни.

Гости только что разошлись по своим комнатам, чтобы начать долгий процесс облачения в свои наряды, и Маркус, еще долго не сводивший глаз с верхней площадки лестницы после того, как Поппи поднялась наверх, как раз собирался направиться в свой кабинет, чтобы закончить кое-какие дела в последнюю минуту перед тем, как одеться самому, когда в парадной раздался стук. Однако он, возможно, и не остановился бы, если бы из прихожей не донесся знакомый голос, когда дворецкий открыл дверь.