Страница 10 из 93
Изумление — скрыто, но так ощутимо в моей грудной клетке. Я не показала ни единой лишней эмоции на лице, но была приятно удивлена столь открытым и, пожалуй, сокровенным ответом Анны. Редко нам с ней удавалось поговорить по душам: чаще всего она не понимала моих сомнений или раздумий о мультивселенной, не разделяла мыслей о жестокости человечества, не любила болтать о моде. Чаще — разговоры о сигаретах, о родителях или об очередном клубе. Чаще — мои монологи, оставашиеся без ответа. Но сегодня Анна ответила. И я совершенно не ожидала, что она когда-то испытывала такие же чувства, что и я сама.
— Да, и вправду трудно, — я кинула бычок на заснеженную землю и придавила каблуком. На секунду я задумалась, стоит ли задавать следующий вопрос, но решила рискнуть. — Тебя тоже никто не понимает?
— С другой стороны, плевать, понимают ли меня остальные, — Анна осторожно стряхнула пепел. — Не на людей ориентируюсь. А на себя.
На секунду я согласилась, пока у меня не возникли, как и всегда, сомнения:
— Но ведь из-за общества как раз-таки и возникает множество проблем...
— У меня их нет, — спокойно перебила девушка, хотя от её взгляда, казалось, стало на пару градусов ниже. — А какие есть у тебя, меня не интересует.
Ах, да, точно.
Именно из-за этого мы не могли стать настоящими подругами. Теми, кто хихикал над глупыми шутками, сплетничал о бывших своих парней или просто весело и откровенно проводил время вместе. С другой стороны, мне и не нужна была такая дружба — я была слишком выше этого. Но меня огорчало, что мы с Анной всё никак не могли стать друг к другу ближе. Мы держали дистанцию — или просто сковывали себя лживыми цепями. Боялись раскрыться, ведь не раз вкушали плод предательства и горечи. Не доверяли друг другу, ожидая друг от друга подвоха и выстрела в голову.
Хотя просто не стоило хранить столько отвратительных секретов. Тогда бы и жизнь стала легче.
— Кто не рискует, тот пьёт водку на поминках того, кто рисковал!
Арни вышел из распахнутых дверей института походкой нетрезвого аристократа: с флягой спиртного в одной руке, а в другой — вельветовые перчатки. После выкрикнутой фразы он о чём-то оживлённо продолжал говорить со своим напарником, одетым во всё чёрное, — по белой макушке кудрей я поняла, что это Инграм. Тот иногда что-то говорил, но по большей части слушал монолог своего друга. Да, я не сомневалась, что они давнишние друзья. И тут дело даже не в том, что они вместе управляли сектой, нет. То, как вёл себя Инграм с Арни, разительно отличалось от поведения с другими людьми и тем более со мной.
Тревожность — вот что до сих пор на кончиках пальцев покалывало после разговора с новеньким. Смутно тяжелела в груди, неясным туманом осела в лёгких вместо сигаретного дыма. Ответов не получила, но выдала себя по полной, что меня раздражало. С другой стороны, можно теперь не стараться скрываться, ведь я собиралась разузнать о секте и Рэбэнусе как можно больше информации. Каким-то шестым чувством я знала, что где-то здесь крылась тайна моей чуждости от всех. Моя тёмная судьба.
— Арни стоило бы меньше болтать и пить, — Анна абсолютно без тёплых чувств отозвалась о друге.
— По мне, это две его неотъемлемые части, — я усмехнулась, вспомнив утреннее представление парня. — Без них Арни был бы не Арни.
— А с ними у него слишком мало мозгов.
— А, ну ещё химия, конечно, — вспомнила я.
— Вот и сидел бы в своей лаборатории вместе с этим, — Анна кинула недовольный взгляд уходящей паре.
Я так резко повернула голову в сторону девушки, что мои чёрные волосы упали на плечи.
— Чем тебе так не понравился Инграм?
Если Анна и собиралась мне отвечать, то она всё равно бы не успела: рёв мотора раздался совсем близко, а затем и чёрная машина появилась из-за угла. Скользнув шинами по снегу, она остановилась возле нас, и из её двери вальяжно вышел Вильгельм Готье — старший брат Анны. Высокий, широкоплечий, сильный — он выглядел не как студент предпоследнего курса института, а как молодой джентльмен XIX века. И во многом об этом говорил стиль его одежды: белая рубашка, чёрные брюки, тёмно-бордовый фрак и почти такого же цвета шейный платок. Цилиндр Вильгельм оставил в машине, поэтому рыже-каштановые волосы длинными локонами спокойно развевались на слабом ветру.
— Bonjour, Mesdames².
Вильгельм сначала поприветствовал свою сестру, невесмо коснувшись губами её щеки, а затем аккуратно поцеловал меня в руку, затянутую в кожаную перчатку. Его движения — лаконичные, правильные, словно отточенные за множество лет до совершенства. И сам он пытался быть во всём идеальным: красиво говорить, блистать дорогими вещами, уважать каждого собеседника, учиться на высшие баллы. Я знала его не так долго, но именно таким Вильгельм мне и казался со стороны — строгим, собранным, рассудительным. Правда, как и его сестра, не сильно привязанным к чувствам, но зато более к ним подвластным. С Вильгельмом я чувствовала себя более расслабленно, не надо было постоянно следить за своими словами и улавливать каждую проскользнувшую эмоцию на чужом лице. Да и другой пол меня привлекал куда больше.
Вильгельм достал пачку, открыл её и долго-долго на неё смотрел, словно увидел что-то неправильное, не поддающееся логике. А затем бросил её в ближайшую урну.
— У вас не найдётся, дамы, сигаретки? — вежливо попросил парень, смотря на нас со слегка сбитым с толку взглядом.
Я протянула ему раскрытую пачку Marlboro — мы курили одинаковые сигареты, в отличие от Gitanes Анны. Вильгельм вынул одну, похлопал себя по карманам, а затем тяжело вздохнул.
— А зажигалки?
Протянула ему и зажигалку. А он, видимо, желая как-то избавиться от внутренней неприязни к себе, со слабой улыбкой в шутку сказал:
— А ещё, наверное, и жвачка есть?
Достала из сумочки Black Jack и поддела:
— А я ведь фея… а ты так глупо все свои три желания потратил!
Вильгельм на несколько секунд разошёлся глубоким, хриплым смехом, пока резко не замолчал, словно актёр, всегда контролирующий свою маску лица. Отказавшись от жвачки, он с наслаждением закурил, на некоторое время задержав взгляд на горизонте: парили вороны, что-то выискивая глазами-бусинками на снегу, бесшумно разговаривали ветви с небом, наполняли запахом гари дымовые трубы, летали по асфальту бумажки с лицом пропавшей Тинг...
— Если бы у меня было три желания, — Вильгельм заговорил вовремя, иначе бы я вновь окунулась в холодные воды воспоминаний о Тинг, — то это было бы гигантское количество денег, нормальное психологическое здоровье и... нескончаемая еда и ресурсы во всём мире.
— А что это ты к концу решил стать благородным? — отчего-то мне так и хотелось его задеть.
— Зачем мне много денег, если через пару десятков лет я буду есть искусственную еду и не руководить крупной нефтедобывающей компанией? — Вильгельм просмотрел на меня как на глупую.
— Ты просто ещё не придумал, какое будет твоё третье желание, — раскусила его Анна.
— Тебе бы точно подошло второе, — зная свою сестру лучше, чем я, высказал молодой человек.
— Но я бы его не загадала.
— А что же ты тогда пожелала бы?
Опасный вопрос .
Я знала это, ведь поставила её перед выбором, однако всё равно спросила. По какой причине? Ведает Гуаньинь, я не нашла узнать подругу лучше, чем через её желания. А мечта очень многое могла рассказать о человеке: детство, внутренний стержень, привязанность, больные места. Даже представить не могу, о чём могла бы мечтать Анна. Разве что не умереть из-за курения, хотя я не была уверена в том, что она не хотела покончить с жизнью.
Что я вообще о ней знала?
— Не вижу смысла над этим думать, если такой возможности никогда не представится, — в своём безрадостном духе пожала плечами Анна. — Поехали.
Если бы она ничего не сказала и просто молча пошла бы к машине, я бы решила, что она закрыла эту тему из-за своей недосказанности и риска выдать секреты. Но она призвала брата к действию — и непонятно было, то ли девушка просто замёрзла, то ли действительно сказала правду, то ли мечтала о чём-то таком, что никто и никогда не поймёт другой.