Клинок архангела

— Ты просишь меня вести себя по-человечески, — сказал он после долгого, спокойного момента, не тронутого временем. — Я не человек, и уже давно.

— Да, — сказала она, задержав пальцы на его затылке, — и ты пытаешься заставить меня поверить, что у тебя нет способности к истинным эмоциям, когда я знаю обратное. — Сердце Дмитрия не мертво, а душа не была безвозвратно испорчена, в этом она уверена. Скользнув свободной рукой вниз по её пояснице, он притянул Хонор ближе.

— Кто ты, Хонор Сент Николас?

Странный вопрос, но Дмитрию нужен ответ. Из-за смертности её запах напоминал аромат полевых цветов со склона горы, затерянного во времени. Завораживающие лужицы изумрудной зелени встретились с его, когда она покачала головой.

— Не знаю. — Её ответ имел смысл для него, хотя такое невозможно.

— Пойдём. Проверим дом.

— Я думала, ты уже это сделал.

— Я попросил своих людей проверить его, но, возможно, пришло время для более глубокого изучения остального, что мы знаем. — Идущая рядом с ним, Хонор была одновременно грацией и пышной женской красотой. Но в ней ещё была глубокая жилка силы, которая полностью и по-настоящему пробудилась… и это опьяняло. Он хотел протянуть руку, снова прикоснуться к ней, неумолимая потребность, выходящая далеко за рамки простого вожделения. Однако с этим придётся подождать — её желание войти в дом и одолеть Эймоса билось пульсом под кожей.

Отперев входную дверь, он распахнул её. Сначала ничего не было, только слегка затхлый запах дома. Затем он почувствовал самый отвратительный запах — гниющей плоти. Хонор застыла, плавно держа пистолет в руке.

— Внутри что-то мёртвое.

— И уже разложилось. — А значит либо Эймос каким-то образом пробрался мимо охраны и оставил ужасное сообщение, либо происходило что-то ещё.

— Ещё не так давно у других, кто приходил сюда, были причины для подозрений.

— Дмитрий. — Проследив за поднятой рукой Хонор, он увидел, что она указывает на телевизор с плоским экраном на стене. Индикатор питания не горел. И когда Хонор щёлкнула выключателем, ничего не произошло. — Электричество отключено. Возможно, перегорел предохранитель.

— Дом старый, — сказал Дмитрий, следуя за зловонным запахом. — Такое случается. — Отвратительный запах привёл их не в подвал, как он наполовину ожидал, а в большую комнату в задней части дома. Замка не было, ничего, что отличало бы эту дверь от любой другой в коридоре.

— Боже. — Хонор прикрыла рот и нос рукой, когда он толкнул дверь — запах здесь был отвратительный и сильно концентрированный.

В самой комнате было пусто, если не считать деревянной полки, на которой стояло несколько книг и журналов, и единственного кресла, которое выглядело так, будто его сюда перенесли, потому что оно слишком потрёпанное. Рядом с ним располагался маленький, прожжённый столик, на котором стояли хрустальный бокал и бутылка, наполненная тёмно-красной жидкостью. Ковёр на полу был потёртым. Это своего рода убогая, удобная берлога, которую мог бы создать мужчина, чтобы побыть в тишине… за исключением того, что, если присмотреться внимательнее, становилось ясно, что кресло стоит под углом к определённой части стены. Обычно её ничто не отличало бы от остальной части комнаты, поэтому люди Дмитрия и пропустили её, но сейчас вода намочила ковёр.

— Холодильник, — прошептала Хонор. — Там есть холодильник.

Глава 27

— Я посмотрю его, — сказал Дмитрий, потому что, хотя Хонор потребовала, чтобы он не защищал её, потребность в этом была глубока. Напряжённый взгляд пронзил его насквозь.

— Хорошо. — Она встала так, чтобы видеть дверь, но при этом следить и за ним. Она слегка покачала головой, когда их глаза снова встретились, и он понял, что никакие его слова не выгонят её из комнаты. Он достаточно силён, чтобы заставить её подчиниться, но именно силу не мог использовать. Было бы легко объяснить нежелание частью холодного расчёта, необходимого для того, чтобы затащить её в постель, но ложь бессмысленна — не тогда, когда она видела в нём то, чего не видела ни одна другая женщина. Ингрид, милая, любящая, сильная Ингрид, не поняла бы тьмы, которая сейчас жила внутри него. Хонор поняла. Думать так казалось предательством по отношению к памяти жены, но от этого не становилось менее правдивым. — Уверен?

— Да. — Переведя взгляд на стену, он погладил её пальцами, пока не нашёл небольшое углубление. Один толчок — и секция стены открылась, обнажив большую приземистую холодильную установку, скопившаяся под ней вода стала немым свидетельством отключения электричества. Стараясь не чувствовать запаха гнилостного разложения, Дмитрий поднял крышку, затем посмотрел вниз. И увидел тела. Морозильная камера оказалась большой, и Эймосу не пришлось отрезать конечности или разделять туловища пополам. Он просто свернул тела в позу эмбриона и сложил вместе, как куски мяса.

— Детектив Сантьяго сейчас работает над серийными похищениями высоких, стройных женщин смешанной расы в районе Нью-Йорка, да?

— В частности, женщин, у которых один чернокожий родитель, а другой белый. — Хонор преодолела небольшое расстояние между ними, чтобы заглянуть внутрь морозилки, и её лицо исказил ужас. — Да. Все работают над теорией, что это человеческий хищник — на месте преступления нет следов кормления или крови. Женщины просто исчезают.

Дмитрий пробежал взглядом по телу, лежащему ближе всего к верхней части. Несмотря на гниение, оставалось достаточно неразложившейся плоти, чтобы он мог быть уверен в цвете кожи.

— Такая ненависть, — сказал он, вспоминая всё, что, как ему казалось, он знал о Джиане и Эймосе. — К единственному существу, которое всегда защищало его.

— Ты уверен?

Дмитрий навёл справки, когда неестественно тесная связь между матерью и сыном стала очевидной, и был убеждён, что эта связь сформировалась в результате безумия Эймоса, Джиана делала всё возможное, чтобы помочь и защитить сына. Теперь он гадал, не упустил ли он гораздо более зловещую правду.

— Больше нет. — Он закрыл крышку. — Мы позвоним Сантьяго, подключим полицию. — Все подумали бы, что Эймос с возрастом сошёл с ума. Эта грань долгой жизни — нераскрытая правда, которая не останавливала тех, кто хотел быть обращённым. Даже двести лет, проведённых здоровым, нестареющим вампиром, намного дольше, чем средняя продолжительность человеческой жизни. — Чем больше людей будут следить за ним, тем больше шансов поймать. — Хонор кивнула, делая маленькие, неглубокие вдохи, пока они не вышли в коридор и не закрыли дверь.

— Почему он похитил меня? Я не соответствую профилю. — Холодная ярость запульсировала в крови Дмитрия при напоминании о том, что Эймос сделал с Хонор, но он серьёзно задумался над этим.

— Похоже, он ненавидит мать, но в то же время хочет доставить ей удовольствие.

Дмитрий вспомнил, как Джиана устраивала коктейльную вечеринку четыре лета назад.

«— Дмитрий, я так рада, что ты смог прийти. — Любезная улыбка и поцелуй в щеку. — Знаком с Ребеккой? — На этот раз улыбка на её губах была элегантной и чувственной.

— Очень приятно, — сказал он, кивая соблазнительной брюнетке со светло-золотистой кожей, которая ловила каждое слово Джианы».

— Ты, — сказал он Хонор, — не в его вкусе, но во вкусе Джианы.

— Отвратительно… и учитывая всё остальное, вызывает много вопросов. — Она взглянула на закрытую дверь в комнату, которая говорила об извращённой сексуальности Эймоса. — Давай выйдем на улицу и позвоним Сантьяго. — Дмитрий позволил ей вывести их через заднюю дверь. Солнце было ослепительным, а жар режущим.

Хонор села на траву и позвонила полицейскому, который занимался делами, связанными с бессмертными. Пока она это делала, он сам сделал несколько звонков, в том числе одному старшему вампиру, находящемуся под его командованием.

— Не позволяйте Джиане выходить из дома, — приказал он. — Мне нужно с ней поговорить. — Повесив трубку, он подождал, пока Хонор вернётся к нему. Она остановилась в футе. Он сократил оставшееся расстояние, чтобы заключить её в объятия, осторожно, стараясь не лишить свободы, но она не замерла от прикосновения, а погрузилась в объятия, крепко обняв Дмитрия. Они стояли в тишине долгие залитые солнцем минуты, пульс Хонор ровно, глухо стучал, задевая его вампирские чувства. В последний раз, когда Дмитрий стоял вот так, просто обнимая женщину, потому что это казалось правильным, он был смертным.