Игра в ножички

– Сложно людей найти? – спросила Алена, – нам все фермеры пишут, что главная проблема на селе – люди.

– Да что об этом говорить. Правда, конечно, – Алексей замолчал, как будто эта тема его совсем не интересовала.

А Алена напористо, методично, продолжала:

– Нам пишут, что местное население безнадежно, генетически испорчено – у них с целевыми установками по жизни все перевернуто. Деньги – сразу водка. Ни родителей, ни детей, никого не стыдятся.

– Ну, да. В этом смысле с бывшими городскими проще. У них или Большой Драматический театр, или на худой конец тур по Европе – путеводная звезда. Ради этого и с коровами, и с утками могут поладить.

– А вот у нас, у людей гор, все не так!

Карен поджал ноги и подался к огню, продолжил:

– У нас старики – это самое последнее слово, истина в самой последней инстанции. Наверное, это от того, что люди горы видят с детства. Глаза открывают, и сразу – горы. А гора – это иносказательно – авторитет. Кто уважает горы, тот уважает авторитет, и сам имеет авторитет.

– Но все-таки их взрывают, – сказал я, чтобы поддержать разговор.

– Куски откалывают, – покачал головой Карен, – только куски, маленькие такие кусочки. Из космоса не видать.

– Может, кто-нибудь скажет что-нибудь хорошее про ужин? – сказала Валентина.

Как истинный директор она удобно полулежала, постелив на камни теплую куртку, и поглядывала на нас немного со стороны.

– У меня первый в жизни такой прекрасный вечер, – сказала Алена.

Я знаю, что бывала она и в Италии, и в Испании, и где только не бывала со своими подружками, но слова прозвучали искренне. А она еще и продолжила.

– И у меня есть небольшой подарок принимающей стороне, вам, Алексей, – Алена встала и достала из заднего кармана джинсов махонький мешочек, завязанный красной ленточкой.

Она протянула руку над огнем и передала мешочек Алексею. Тот тоже встал, чтобы принять подарок, потом снова сел, развязал бантик и вытряхнул на ладонь нечто матово блеснувшее.

Валентина, сменившая позу, чтобы лучше видеть, восхищенно цокнула языком

– Симпатичная штучка!

– Исключительно симпатичная штучка! – поддержал ее Карен, но если Валентина смотрела на ладонь Алексея, то Карен сначала бросил быстрый взгляд в сторону Алены.

На ладони Алексея лежала крохотная, с рублевую монету в диаметре, репка. В ее крутых боках красной точкой горел костер.

– Серебро? – спросил Карен.

– Несомненно, – подтвердила Валентина.

– Неважно, – сказала Алена, довольная произведенным эффектом.

– Но почему репка? – спросил Карен.

– Я прочитала, что вы их коллекционируете, и вот – случайно увидела. – Алена обращалась к Алексею.

Алена была на высоте. То ли с сожалением, то ли с каким-то запоздало зарождающимся азартом я подумал, что, может быть, лет через десять, я буду гордиться, что имел случай вытирать ей спину. Станет она главредом какого-нибудь глянца, или канала. А я знаю, где у нее родинка!

– Вот как! – воскликнул Карен, – а я почему-то думал, что ты коллекционируешь клинки!

– Коллекция репки? Или репок? Это что-то новенькое, расскажи, – попросила Валентина.

– Ну… – начал Алексей, но тут овчарки разом поднялись и повернули острые морды в сторону берега.

Мы тоже повернулись в ту же сторону, ничем в этой ночи не отличаясь от своих древнейших друзей, может только тем, что приобретаем и теряем мы в неожиданных встречах больше, чем они.

Сначала из темноты донесся шорох сминаемой осоки, потом невнятное бормотание и в неверном свете от костра появилась фигура сутулого тощего мужика, одетого в сильно испачканные брюки и порванную на плече куртку. К мокрым сапогам человека прилипли листья и стебли травы. Овчарки негромко зарычали и направились в сторону пришедшего. Остановились в нескольких метрах от него, заняв позиции в темноте.

Алексей поднялся и пошел навстречу.

– Петр, снова?

– Не могу я, Алексей Михалыч, прости. Не могу.

– Какой раз?

– Ну, прости, к тебе пришел.

– Ладно.

Алексей вернулся к нам, деловито посмотрел на огонь,

– Подбросить надо, я скоро. Карен, не давай гостям скучать.

Они ушли в сторону дома. Алексей шел впереди, сзади плелась фигура незнакомца. Овчарки бежали позади, иногда отвлекаясь, чтобы обнюхать какую-нибудь кочку или куст.

– Это тот самый Петр, что стихи в прошлый раз читал? – спросила Валентина, обращаясь к Карену.

– Похоже, он.

– Так сдал за год! Невероятно!

Валентина поднялась, чтобы положить себе новую порцию рыбы. Вопросительно посмотрела на нас с Аленой. Я с готовностью протянул свою тарелку, Алена свою. Карен снова провел бутылкой по-над стаканами.

Поставив бутылку попрочней на землю, он взял свой стакан. По тому, как Карен обвел взглядом нас троих, я понял, что будет тост в кавказском стиле. И не ошибся.

– Этот визит ночного гостя, духа, так сказать, русской ночи, – Карен повел рукой в сторону ушедших, – дает возможность вспомнить одну старинную притчу. Вот она: однажды один хороший человек, но страстный курильщик, попал в рай. И захотел там покурить. Достал сигарету, а спичек – нет. При входе забрали. Он обратился к одному соседу, к другому, ни у кого нет ни спичек, ни зажигалок. Тогда он стал искать дальше и в своих поисках спустился до самого ада. Постучался, ему открыли. Он спрашивает: "Огонька лишнего не найдется?". А черт ему отвечает: "Здесь, в аду лишнего огня не бывает. Сюда каждый со своим приходит".

А суть этой притчи такова: у каждого в глубине живет страсть. Иногда горит, иногда шипит, как змея или паровой котел. И хотя без страсти жить невозможно, да, сладкая? – Карен подмигнул Валентине, – но давайте держать ее в ежовых рукавицах интеллекта.

Поднимаю тост за интеллект! За журналистику… и за арт-бизнес!

Мы чокнулись и выпили. Я подумал, что тост получился за высокую журналистку – Алену, и высокую мадам-директора, поскольку в росте Валентина не уступала Алене. Хотел об этом сказать, но не успел.

– Карен, а что ты имеешь против русской ночи, – спросила Валентина. – Ты что, полагаешь, что Петр – это и есть упомянутый тобой дух. Этот несчастный выпивший человек, которого не пускает в дом жена?

– Извините, никого не хотел обидеть, но справедливости ради должен сказать, что в горах из темноты может появиться только исключительно трезвый человек. Может быть, опасный, но трезвый. Там просто пьяный ходить не может – пропасть справа, пропасть слева.

– Отбор, эволюция, – сказал я.

– Коллега меня понимает, – ответил Карен.

Валентина зевнула, элегантно прикрыв ладонью рот. Может быть, она и хотела продолжить дискуссию, но Алена, которая этих заумей слышала столько, что фильтровала их автоматически, уцепилась за фактуру.

– А что это за Петр? Расскажите о нем.

Валентина то ли усмехнулась, то ли поморщилась:

– Пошлая история. Жил неплохой паренек. Закончил педагогический институт – в то время это давало отсрочку от армии. Потом полтора года лейтенантом. Научился выпивать. Вернулся в родной город. Пошел работать учителем. Стал директором школы. Познакомился с дамой, во всех отношениях его превосходящей, вроде из торговли. Ремонтировал школу. То ли попался на откате, то ли подставили его. Ушел из директоров. Отсидел недолго. Вернулся в родной городок. Работы нет. Супруга в грош не ставит. Устроили по знакомству в ту же школу – учителем труда, мастером на все-про все. А куда от выпивки – руки-то ничем не заняты, а голова – у Карена есть такая картина: мужики за столом с запрокинутыми назад под девяносто градусов головами – легко превращается в воронку. Вот и льет в эту воронку все подряд. А как жена пьяного из дома выставит, она еще, говорят, пользуется успехом, он побродит, помается и к Алексею приходит.

– Зачем? – спросил я.

– Ночлег. Участие. Алексей строг. Но не гонит.

– Да и Петр не один такой, бедолага, – вставил Карен. – Я помню, когда мы впервые сюда приехали, четыре года назад, мужики частенько приезжали. Кто на лодке, кто на тракторе – мед привозили, один раз чужую корову привели. Думали, богатый барин приехал, любит всех без разбору.