Страница 15 из 57
А если сравнить времена правления Казимира и время строительства в Новгороде Знаменской церкви, хранилища государственной реликвии, то вполне возможно, что именно тогда и был завезен найденный свинец для покрытия этой церкви.
Загадка первопечатника
400 лет назад в нашей стране была напечатана первая книга. Начало этому положил замечательный человек — «друкарь» Иван Федоров. Казалось бы, четыре века — достаточный срок, чтобы изучить все детали жизни и деятельности «друкаря книг, пред тем невиданных». Ведь о нем написано немало трудов, исследований, прослежены до мельчайших подробностей отдельные этапы его пути. И все-таки в биографии знаменитого первопечатника есть свое белое пятно. Никто из ученых не может сказать, из какой семьи происходил Иван Федоров, где он родился.
Тайна происхождения «друкаря» оставалась совершенно неразгаданной (исключая различные предположения), пока за дело не взялись ученые, занимающиеся геральдикой. Они верно подыскали ключ к разгадке — герб, который ставил Федоров на изданиях львовского и острожского периодов своей деятельности{81}.
Впервые Иван Федоров поместил свой герб на «Апостоле», изданном во Львове в 1574 г. На этой книге герб первопечатника включен вместе с гербом Львова в композиционный рисунок сложной ветви (табл. XXI, 1).
Этот герб выглядит так: на гербовом поле размещен «загадочный» знак в виде латинской буквы «Э», повернутой в обратную сторону. Верх буквы венчает наконечник стрелы. Вокруг расположились буквы «1^-А-Н». Этот же гербовый щиток появляется на острожских изданиях «Нового завета» (1580) и «Библии» (1580–1581). Отличие его от первого состояло в буквах. По обеим сторонам знака были две буквы: с одной — буква «I», с другой — «О», разделенная горизонтальной волнистой черточкой пополам; сам щиток держит рука.
Исследователи, безусловно, видели эти знаки и давали им свое толкование. Одни находили их родство с гербом Альда Мануция, знаменитого итальянского типографа, другие сводили все к заимствованию Иваном Федоровым польского герба с распространенным изображением извива реки. А наконечник стрелы они принимали за типографский угольник.
Секция библиофилов и экслибрисистов Ленинградского общества коллекционеров на юбилейном заседании в память Ивана Федорова 16 декабря 1933 г. высказала такую догадку: «Изображение в типографском гербе Федорова «реки» иллюстрирует собою известное древнее изречение «Книги суть реки», а помещенная над рекой исходящая от нее стрела указывает на функциональную их роль — распространение просвещения».
Однако более точным будет признание герба типичным родовым гербом XVI в., а не типографским знаком. Исчерпывающее объяснение по этому поводу дал В. К. Лукомский, считая, что герб Ивана Федорова является известным в Литве гербом белорусского рода Рагоза.
Герб рода Рагоза претерпевал различные изменения, связанные со стилем эпохи, но изогнутая полоса и наконечник стрелы на нем оставались постоянно.
Первые сведения о белорусском роде Рагоза относятся к XV в. Расселялся он, предположительно, по верховьям Днепра, владел землями в Великом княжестве Литовском, в Мстиславском и Минском воеводствах. Мстиславские земли граничили с Москвой, и потому постепенно род расселился на Руси: вначале в Калужском уезде, затем в Тверских и Курских землях.
Члены рода состояли на службе у великих князей московских. Поэтому вполне вероятно, что они стали именоваться на русский лад — Рагозиными. Причем род этот был довольно обширный; состоял и на царской, и на патриаршей службе. Конечно, он пользовался известностью и во второй половине XVI в., когда в Москве пребывал сам Иван Федоров.
Ученые предполагают, что о существовании своего родового герба Федоров мог узнать, только находясь в Литве. Вот тогда, следуя широко распространенному обычаю, он употребил свой герб как типографскую эмблему.
Единственное, что свидетельствует против этой гипотезы, — это то, что сам Иван Федоров никогда не упоминал о своем родстве, да и Рагозины тоже нигде ни разу не упоминают своего сородича.
Возможен и другой вариант. До конституции 1601 г. в Польше и Литве существовала адаптация, т. е. право представителей господствующего класса приписывать к своему гербу близких или «угодных» им людей. Иван Федоров мог оказаться одним из таких «угодных» и потому принять чужой родовой герб.
В пользу этого варианта тоже нет конкретных доказательств. Поэтому следует пока остановиться на двух более или менее достоверных предположениях: то ли Иван Федоров происходил из рода Рагозиных, то ли он имел основания использовать чужой герб. Лишь новые данные смогут подтвердить окончательно ту или другую гипотезу. Пока же ясно только одно: немалое значение этого герба в жизни Ивана Федорова. Изображение его имеется и на могильной плите русского первопечатника (табл. XXI, 2).
На этой плите гербовый знак занимал треть ее площади, был хорошо различим даже через много лет после изготовления. Спустя 300 лет со дня смерти первопечатника стали появляться разноречивые слухи о плите. Одни свидетельствовали, что плита уничтожена во время ремонта Онуфриевской церкви во Львове, другие — что плита существует, но замурована. Советским исследователям остались только зарисовки, фотографии и слепки единственного посмертного памятника «друкарю книг, пред тем невиданных».
Печать бунтовщика
В государственных архивах, библиотеках и музеях СССР сохранилось очень много документов периода Крестьянской войны 1773–1775 гг. под предводительством Е. И. Пугачева.
«Бунтовщик» имел обширную документацию: он рассылал манифесты, именные указы; вел переписку с ханом Младшего Казахского жуза Нурали, ставя целью привлечь казахов в повстанческие войска, с атаманами повстанческих отрядов, действовавшими обособленно от главной армии восставших. У Пугачева даже складывается своя походная канцелярия, ведавшая снабжением и пополнением отрядов; она же руководила их действиями, вела все делопроизводство повстанческой армии. В октябре 1773 г. эта канцелярия оформляется в Военную коллегию. Правда, большое количество документов из архива коллегии не сохранилось. Они были уничтожены Пугачевым при отступлении из Оренбурга.
Но вот интересный факт. Некоторые документы сохранили любопытные печати с гербовыми изображениями. Самые первые документы Пугачева, атаманов и его Военной коллегии не были скреплены печатями. А уже на конвертах, в которых «Петр III» рассылал именные указы в Оренбург Ивану Тимашеву, директору оренбургских горных заводов и богатому помещику, старшине яицких казаков Мартемьяну Бородину, появляются печати{82}.
На этих печатях красного сургуча просматриваются изображения двух вздыбленных коней, опирающихся передними ногами на два овальных щита с геральдическими знаками. Щиты увенчаны дворянской короной. Пугачев, конечно, просто позаимствовал чей-то дворянский герб. Печать с этим же гербом пригодилась и для скрепления письма с указом Военной коллегии, посланным атаману Арапову.
Вскоре после этого появляется печать на бумаге, присланной в Оренбург, к которой приложил руку сам Пугачев. Здесь он собственноручно изобразил различные знаки — будто бы буквы чужестранного текста. На конверте имелась печать, изображавшая в профиль погрудный портрет молодого мужчины, увенчанного лавровым венком.
Из архивных документов известно, что Пугачев, вероятно, передумал пользоваться чужими печатями и потому в январе 1774 г. приказывает вырезать ему две собственные. Одна предназначалась для скрепления именных указов и манифестов, другую следовало ставить на указах Военной коллегии.
Именную печать было задумано сделать серебряной, с профилем императора Петра III. За ее изготовление взялись крестьяне Андрей Иванов и Иван Степанов. Вскоре печать была готова. На ней изображался в профиль все тот же мужчина с лавровым венком и короной на голове, с накинутой на плечи мантией.