Второй шанс

В центре комнаты стояли столы, а по периметру — обеденные пункты. Всё выглядело как обычная еда в кафетерии, за исключением киоска «Chachi's Chicken», к которому уже выстроилась длинная очередь.

— Курица? — спросил он, обводя глазами кафетерий.

— Курица, — ответила я.

Пока мы ждали в очереди он рассказал мне о том, как его сестра наехала на ногу сотруднице «Chick-fil-A» (прим. пер.: американская сеть ресторанов быстрого питания) на автокафе. К тому времени, как мы сели за стол, я уже плакала от смеха.

— Не могу поверить, что она снова наехала на неё, — сказала я, смеясь.

— Она сказала, что когда она закричала, у неё сработал простой человеческий инстинкт — вернуться и посмотреть, что произошло.

— В этом есть логика, — сказал я.

— Пожалуй, — ответил он, обмакивая куриный стрипс в свой стаканчик с соусом.

— Итак, — я схватила бутылку с кетчупом, стоявшую на столе и выплеснула капельку себе на тарелку.

— Ты говорил, что никогда не был влюблён, но… ты ведь веришь в любовь, да?

— Ого, — он наклонил голову и нахмурил брови. — Ты настойчива. Что ты делаешь, Хорнби?

— Узнаю о своём напарнике по ДБП. Слушай, если ты стесняешься, я начну первой, — в реальной жизни я бы никогда не затронула эту тему в разговоре, потому что, конечно, я бы выглядела закомплексованной и жалкой. Поэтому я использовала этот «стираемый» день, как возможность узнать о нём всё. Не важно, что он думает об этом, потому что он никогда об этом не вспомнит.

Однако, как только я об этом подумала, меня пронзила острая грусть. Мне было так весело, что мысль о предстоящей перезагрузке, о том, что Ник ничего не вспомнит, казалась трагичной.

— Ладно, слушай. Даже если ты не так часто видишь это в реальной жизни, я твёрдо верю в настоящую любовь. На мой взгляд, она требует усилий и логики в отличие от судьбы, но она существует, если присмотреться достаточно внимательно.

Он кивнул, словно соглашаясь с моим мнением, и вытер руки о салфетку. — Но тебе не кажется, что это звучит слишком упрощённо? Это похоже на то, словно ребёнок говорит, что верит в Санту. Мол, да, конечно, звучит прекрасно, но если это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, то, наверное, так оно и есть.

Я обмакнула картошку в кетчуп. — Так цинично.

— Совсем не цинично, — он обмакнул горсть картошки фри в мой кетчуп и сказал: — Я не ворчу и не завидую любви, просто не ожидаю, что она спустится ко мне по дымоходу с полным мешком подарков.

— Любовь — это не то же самое, что и Санта.

— А чем отличается? — спросил он, поднимая свой стакан с содовой. — Ты надеешься и желаешь её, высматриваешь, не принесла ли судьба того единственного к твоей двери, того, кто сделает тебя счастливой навсегда.

Я взяла стрипс и указала им на него. — Это не одно и то же, потому что ты не полагаешься на магию и не притворяешься.

— Ты когда-нибудь видела первое свидание? — он сделал глоток своей содовой, прежде чем сказать: — Вот тебе и магия с притворством.

— Как ты вообще собираешься стать счастливым, — спросила я, откусив кусочек, прежде чем продолжить, — если так думаешь?

Он посмотрел на меня и скрестил руки на груди. — Я не ищу «счастья».

Я перестала жевать. Похоже, он не шутил. — Ты один из тех парней, которые нравится быть угрюмыми?

Его брови нахмурились, и он выглядел обиженным, будто это предположение было оскорблением. — Нет.

— Так почему ты не хочешь быть счастливым?

Он пожал плечами и взял свою содовую. — Я не говорил, что не хочу быть счастливым. Я сказал, что не ищу счастья. Это не моя цель.

Я вытерла рот салфеткой, прежде чем положить её на поднос. — Но…

— Значит, ты всегда счастлива? — спросил он, и я немного отвлеклась, наблюдая, как его кадык дёрнулся, когда он глотнул кока-колы.

— Ну конечно, нет, — ответила я, прикрыв пальцем трубочку. — Но я хотела бы быть счастливой. Я имею в виду, что счастье — это своего рода цель. По жизни, так ведь?

— Ну конечно, но…

— Потому что счастье — это естественное состояние, — я выдернула трубочку из стаканчика, поднесла её ко рту и убрала палец, чтобы содовая капнула мне в рот. — Довольство — это основа. Иногда мы не довольны, а иногда просто вне себя от радости, но счастье — это наше естественное состояние.

— Ты совершенно не права, — он поставил свой стаканчик и выглядел немного напряженным. — Существование — это естественное состояние. Просто эмоциональное существование — это основа. Счастье — это что-то ускользающее, текучее, за что невозможно ухватиться. До жути неуловимое. Иногда тебе везёт, и ты его ловишь, но это только вопрос времени, прежде чем оно снова выскользнет из твоих рук.

Я покачала головой, пытаясь понять, откуда у него такое мрачное мировоззрение.

— Это самое депрессивное, что я когда-либо слышала.

— Нет, это не так.

— Да, именно так, — я бросила всё на поднос, перестав ёрзать, потому что мне нужно было найти способ изменить его абсурдное мнение. — Согласно твоей теории, всякий раз, когда ты счастлив — будь начеку, а то счастье может испариться в любой момент.

Он удивлённо рассмеялся и потёр щеку. — Но это ведь правда.

— Кто тебя обидел, Старк? — поддразнила я, и тут же пожалела об этом, как только он посмотрел на меня. Ибо в его глазах было столько печали. На какую-то долю секунды он походил на очень грустного маленького мальчика. Затем он усмехнулся, и так же быстро всё исчезло.

— Кто тебя обсыпал счастливой пыльцой — вот это вопрос поважнее.

— Это вовсе не «счастливая пыльца». Я знаю, что только я по-настоящему забочусь о своём счастье, поэтому ставлю его приоритетом. Тебе серьёзно стоит, по-настоящему попробовать взглянуть на всё с другой стороны.

Теперь он улыбнулся. — В самом деле?

— Ага, — я улыбнулась ему в ответ и сказала: — Задумайся: в обычный день ты, скорее всего думаешь: «Ну блин, опять в школу».

Он ответил с каменным лицом: — Я бы никогда так не подумал — образование важно.

— Ну ты понял, о чём я. В обычный день, когда настроение не огонь, просто заставь себя думать по-другому. Вместо «Ну блин, опять в школу», подумай: «Сегодня такой хороший день! А после школы можно будет откинуть сиденье грузовика и почитать хорошую книгу, пока меня обдувает весенний ветерок».

Теперь он откровенно смеялся надо мной. — Зачем мне вообще о такой чуши думать?

— А как насчёт: «По крайней мере я сижу рядом с Эмили Хорнби на химии — вот это да!».

— Вот как? — спросил он, снова принявшись ехидно подкалывать, при этом озорно сверкая глазами.

— Да ладно тебе, будто ты ни разу не думал «вот это да».

— Уверяю тебя, не думал, — ответил он.

— Ну, а как насчёт твоих друзей, мистер «Существование — это естественное состояние»? — Я оперлась на стол, желая узнать о нём всё до мельчайших подробностей, и спросила: — Как тебе удаётся вообще не участвовать в школьных тусовках и интригах? Я иногда вижу тебя в школе, вроде и друзья у тебя есть, но ни разу не слышала, чтобы ты где-то тусил. Ни на вечеринках, ни на футболе, ни на других школьных мероприятиях…

— И…?

— И… так в чём дело? Ты отрываешься с друзьями и занимаешься какой-то деятельностью или ты настоящий отшельник?

Он посмотрел мне через плечо, словно наблюдал за кем-то или размышлял над чем-то, и я ожидала от него остроумного, уклончивого ответа, но он неожиданно сказал: — Раньше я намного больше времени проводил с друзьями. Но как-то незаметно мне стало плевать на всё, что связано со школой. Это просто кажется таким… бессмысленным. Не учёба, а все эти игры.

Его взгляд встретился с моим, и смотрел он… интенсивно.

— Иногда я стараюсь пересилить себя, чтобы не быть «отшельником», как ты метко выразилась, но это просто кажется бессмысленным.

— Ох, — я не знала, что на это сказать. — Ну, может, если ты отнесёшься к этому более…

— Клянусь Богом, Хорнби, я психану, если ты скажешь мне быть позитивным.