Страница 7 из 15
Я жила вдали от моря, и парусники получились какими-то нереалистичными.
В конце концов я разозлилась и уничтожила все, что сотворила.
А экран оставила – пускай висит.
Я знала, что мне нужно больше практиковаться, если я хочу когда-нибудь победить.
А уж как я хотела победить!..
У меня не было другого смысла жизни и другой цели.
Следующим утром я надела свое лучшее платье – темно-зеленый шелк, под цвет глаз, яшмовые бусы – подарок Бероса на предыдущий день рожденья – и отправилась в путь. Пошла я пешком – как следовало из агентурных донесений (то бишь из слов все той же Мариетты), столь любимый Урсулой дворцовый парк находился совсем недалеко, да и не хотелось светиться с машиной.
Насколько я могла судить, открытый «шевроле» вовсе не был популярной в столице маркой.
Парк показался мне действительно достойным августейшего внимания. Множество изящных фонтанов и затейливо разбитых клумб, статуи обнаженных девиц и юношей – тут было на что посмотреть бедной провинциалке. Я вздохнула, в который раз задумавшись об ущербности своего образования.
Людей было, на мой взгляд, немного. Вероятно, в это время – десять часов утра – большинство горожан предпочитало отдыхать после вчерашних кутежей, нежели любоваться на конные прогулки своей королевы, в которых тем более не было ничего выходящего за рамки обычного. Наверняка половина из неспешно прогуливающихся по дорожкам господ были переодетой охраной, несмотря на всю самоуверенность Урсулы.
Парк расположился широким кольцом, охватывающим непосредственно дворцовую площадь. В том, что он был открыт для публики, заключалась, конечно же, особая милость королевы.
Я обратила внимание на то, что любопытствующие группируются в основном вокруг широкой, посыпанной песком дорожки (видно, здесь-то и должна была проезжать Урсула) и скромно встала рядом.
У меня возникла запоздалая мысль изменить облик, но был ли в этом смысл? Сомневаюсь, чтобы чары выросшей в глуши девочки обманули саму Урсулу… А вот привлечь к себе внимание я бы вполне могла.
Вытирая о платье вспотевшие ладони, я подумала о том, что появляться здесь было, наверно, все-таки ужасно глупо.
Кортеж королевы появился минут через двадцать. Стоявшие вокруг дороги тихо разговаривали, обмениваясь последними городскими сплетнями или обычными светскими любезностями. Но когда из-за поворота показалось ее величество со свитой, все тут же замолчали.
Они приближались справа, неспешной рысью, и это зрелище действительно могло поразить воображение.
Урсула ехала впереди – высокая, статная, в длинной алой амазонке, расшитой золотой нитью удивительной красоты узорами – драконами, изрыгающими пламя и высоко вскидывающими мощные крылья… кажется, эти твари совсем не напоминали нравом милого Гарда. Тяжелые темные волосы венчали голову вторым венцом, первый же – золотой обруч, украшенный одним-единственным алмазом, – наверное, придавил бы другую особу, не столь уверенную в себе. Но Урсула сидела прямо.
За ней, на полтора корпуса сзади, ехали две девушки – в зеленом и голубом. Я догадалась, что вижу принцесс, о которых говорил Берос. Та, что в зеленом, была очень похожа на мать – то же надменное лицо, те же темные волосы и взгляд, который выдержит не всякий. Другая была светловолоса и голубоглаза и казалась куда добрее своей сестры, обе, впрочем, заметно скучали.
А уже за ними следовала свита, впрочем, небольшая, всего пять или шесть человек, среди которых преобладали женщины, вероятно, фрейлины.
У меня колотилось сердце. Неужели я сейчас так близко увижу ту, виновней которой нет передо мной на свете?
– Кто из принцесс кто? – спросила я осипшим голосом.
На меня посмотрели как на полоумную.
– В зеленом – Агнесса, которую называют Гордой, а в голубом – Виолетта, и народ зовет ее Прекрасной или Златоволосой.
Прекрасная Ви, вспомнила я. Любимица отца, младшая из принцесс.
Если, конечно, не считать меня. Я саркастически усмехнулась.
Однако приблизиться к зевакам, среди которых находилась и я, королевскому кортежу было не суждено. Когда до нас оставалось так мало, что я могла различить крошечные бусинки на платье Виолетты, раздался взрыв.
Грохот, лица, искаженные ужасом и изумлением, и меня куда-то несет, и земля, такая твердая… И среди этих лиц – одно, на котором нет ни ужаса, ни изумления, совсем напротив, лицо, почему-то знакомое, ну конечно, это шут, которого я видела тогда в храме, тот, красно-желтый, но сегодня он в цивильном, а впрочем…
Это покушение, понимаю я. Смешно: чародейке подложили бомбу. Кажется, так не делал еще никто, а ведь это происшествие создаст прецедент… Соблазнительный прецедент.
И я кричу, но не слышу своего голоса.
Зачем ты влезла в это, Корделия? В Вершене теперь так хорошо, и сегодня должна быть ярмарка, а потом устроят танцы, и еще там дорогая Герта, и Гард, и Берос, и они так любят тебя…
И я поднимаюсь с земли, кругом лежащие в беспорядке люди, и на некоторых кровь, и я бегу.
Ужасно глупо.
Я почти сразу понимаю это, но поздно об этом думать.
Я уже почти у парковых ворот, они распахнуты широко, я оборачиваюсь… За мной следуют двое, и оба конные. Почему их лошади не понесли? Я узнаю Агнессу, с ней мужчина, весь в черном.
Он опережает ее.
Я бегу.
Ворота миновали, широкая улица – ах, дура, почему не взяла машину. Сейчас бы уехать и никогда не возвращаться в столицу. Ныряю в арку, меняю облик – теперь я голубоглазая блондинка, впрочем, вряд ли поможет, а вот и они…
Мужчина говорит что-то, я вижу по его губам, принцесса с легкостью срывает мою маскировку и выбрасывает руку вперед.
Будь ты проклята, дочь Урсулы.
Ко мне летит серебристое легкое кольцо, и я понимаю – это Аркан, Берос рассказывал мне о нем, хоть и не мог научить. Со мной нет жезла – дура, какая же все-таки дура, – и мне даже нечем ответить.
Кольцо обвивается у меня вокруг пояса и тащит к Агнессе. Я спотыкаюсь, но не могу не идти – если я встану, то упаду. Она, кажется, усмехается.
Мужчина рядом с ней качает головой.
И я понимаю, что это конец.
Глава восьмая. В плену
Впрочем, это, к сожалению, был не конец.
Поместили меня в лучшем духе готических романов в подземелье. И как всякое подземелье, оно было сырым и мрачным.
Только крыс да соломенной подстилки не хватало… У стены стояла простая деревянная кровать, имелся в наличии стол и стул, приспособление, имитирующее уборную, электрическая лампочка под самым потолком… Больше, впрочем, ничего не было.
Но как знать, может быть, такая меблировка считалась признаком особо высокого статуса преступника?
Роскошный конец моей столичной карьеры, ничего не скажешь.
Камера представляла собой узкое помещение в шесть шагов в длину и три в ширину. Стены были выложены из камня, наводившего грустные мысли: едва ли подвиг графа Монте-Кристо мог бы быть повторен в таких условиях… Впрочем, как мне было известно, пресловутый граф был весьма посредственным психологом и не владел даже основами чародейского искусства…
Я вздохнула. Чем я-то лучше? Если чем и владею, так именно основами, не более, а высокое искусство понимания людей в моем нынешнем положении едва ли способно хоть как-то помочь… Тем более что с ним у меня, боюсь, было не многим лучше, чем с магией.
В восемнадцать лет вообще плоховато с практическими навыками.
Да и куда делать подкоп? Дворец, под которым находилось подземелье, велик… и я пока не располагала пожизненным сроком заключения графа, чтобы ставить столь глобальные эксперименты.
Интересно, что мне собираются инкриминировать? Неужели покушение на королеву? В парке было так много людей… Не раскидали же они всех по камерам?
А если Агнесса, взглянув на мое лицо, заподозрила что-то?
Я помотала головой. Нет. Она не должна помнить Катарину… и вряд ли Урсула хранила на видном месте портрет горячо любимой сестры.