Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 15

Перед тем, как запереть замок, меня, разумеется, обыскали. Но не взяли ничего – хотя что было взять?

По моим наручным часам прошло два часа, когда я наконец стала различать их тиканье. Никогда не думала, что смогу так обрадоваться этим монотонным звукам.

А еще через полчаса ко мне пожаловал первый посетитель.

Это был тот самый мужчина, который следовал за мной с Агнессой и который самолично препроводил меня в камеру. И он по-прежнему был в черном.

Я всмотрелась внимательнее в этого человека.

Высокий, хорошо сложенный… и совсем не урод, если быть откровенной. Светлые вьющиеся волосы, ясные синие глаза, приятное, располагающее лицо… Когда он улыбался, на щеках, наверное, появлялись ямочки. Не знаю.

На меня он смотрел без улыбки.

И черный костюм, на мой взгляд, был ему совсем не к лицу. Мне казалось, ему пошли бы яркие, радостные цвета, а вовсе не этот траурный наряд… я опустила глаза, сообразив, что веду себя довольно-таки нескромно.

И, наверное, зря, потому что он смотрел на меня не менее изучающе.

– Я рад, что к вам вернулся слух, – наконец сказал он.

Я недоуменно подняла глаза.

– Вы обернулись на звук ключа в замке, – пояснил он. – Или на звук шагов, а вероятнее, и на то, и на другое. Впрочем, неважно. Предлагаю познакомиться. Меня зовут Ян Кайренд, начальник дворцовой стражи, к вашим услугам.

Он умудрился выговорить это, кажется, почти без иронии.

– Корделия, – растерянно произнесла я. – Корделия Флёр.

– Ну что ж, – вздохнул начальник дворцовой стражи. – Рассказывайте.

– Что?

– Все. С самого начала. Кто вы, откуда и как оказались в дворцовом парке в это несчастное утро, – он помрачнел. – А я, с вашего разрешения, сяду, – он опустился на единственный стул.

– Да-да, конечно… – пробормотала я.

Мне оставалось только устроиться на кровати.

Все это было странно. Во-первых, почему меня так поздно допрашивали? Ведь за прошедшее время я могла прийти в себя и выработать тактику поведения на допросе, что, в общем, и сделала (если, конечно, мои потуги можно было назвать тактикой). Во-вторых, почему так неофициально и столь… дружелюбно, что ли? В тоне начальника дворцовой стражи не было агрессии, а между тем масштаб преступления предопределял, кажется, совсем иное отношение к подозреваемым… И, в-третьих, мне не приходилось раньше бывать в столь неприятной роли, но почему-то у меня было убеждение, что на допросе обязательно должен вестись протокол… или нет?

И наконец, начальник дворцовой стражи… не слишком ли мелкая сошка для такого дела? Или все в том, что именно этот человек преследовал меня лично?

Эти мысли еще хаотично толкались у меня в голове, а между тем я уже рассказывала о своем детстве, о семействе, в котором была воспитана и главой которого был добропорядочный лавочник, господин Флер, вдовец и отец пятерых детей… Не знаю, к чему я приплела это вдовство. Должно быть, сказалось подсознательное стремление задушить Урсулу, другого объяснения я не вижу.

Вся моя жизнь прошла в Вершене, городишке на севере, где худ виноград, но изумительно вкусны яблоки, а жители промышляют больше скотоводством, нежели земледелием, ввиду крайней скудости почвы. Вершен славится своим кожевенным производством и тонкой шерстью, из которой изготавливается мягчайшее и теплейшее волокно…

Я выбрала для своего рассказа Вершен попросту оттого, что боялась слишком врать. А ну как этот господин вздумает проверить меня на знание реалий родного города?

Выдать же местонахождение нашей с Гертой башни я не боялась. Все-таки от Вершена она далеко, а главное, с няней был Гард и учитель…

Башня из слоновой кости, выстроенная чародейством, хитростью и долготерпением Бероса, мой дом, мой приют, мое детство… Нет, они не найдут ее.

Да и зачем она им, если у них я сама.

Неожиданно сдавило горло. Сколько я проживу, если мое инкогнито раскроют?

Пока, если судить трезво, все было не так уж скверно. Если даже меня и подозревают в покушении на королеву, все-таки все, что можно предъявить – это попытку бегства. Но это как раз так объяснимо… испугалась… запаниковала… шок опять-таки.

Плохо лишь, что стало известно мое владение Искусством, пусть примитивное.

Ах, Корделия, разве обучают дочерей лавочников менять облик! И способны ли они – в подавляющем большинстве своем – к этому…

Умение пользоваться румянами и губной помадой не в счет…

Но что еще можно было придумать? Назваться аристократкой невозможно: фамилии титулованных семейств хорошо известны при дворе, во всяком случае справиться даже и о представителях какого-нибудь захудалого чародейского рода не представляет труда. А низшие сословия, как правило, понятия не имеют об Искусстве. Исключения только подтверждают правило.

И все же дочь лавочника– это не селянка, в младенчестве овладевшая всеми секретами превращения комковатой овечьей шерсти в тончайшую дорогую материю и на этом завершившая свое образование.





– Какова была цель вашего визита в Кайну? – говорит между тем начальник дворцовой стражи.

– Мне хотелось увидеть город, о котором я так много слышала, – говорю я и даже не вру. – К тому же папа решил, что мне пора дополнить образование.

– Где вы остановились?

– В гостинице… – Я называю адрес.

– Как вы оказались в парке?

– Я хотела увидеть королеву, разумеется, – дерзко вздернутый подбородок, надменный взгляд. Интересно, подействует?

Судя по ровным интонациям начальника дворцовой стражи, подействовало не очень.

– Кто может подтвердить ваши слова?

– Хозяйка гостиницы… Я говорила ей, что собираюсь посмотреть на прогулку ее величества.

– Как получилось, что вы владеете Искусством?

Ну вот, чего я и боялась.

– Ну, Искусством это сложно назвать, – скромно опущенные глаза. – Папа в детстве мечтал стать магом, да судьба повернулась иначе. Вот он и отдал меня в учение, ненадолго, правда.

– У кого вы учились?

– У городской ведьмы, – выпаливаю я.

Ведьмы промышляют знахарством, акушерством и мелким колдовством. Обитают они, как правило, в провинции, сила их, а также скверный характер, плохо уживаются с цивилизацией. Настоящие маги относятся к ним обычно с презрением и плохо скрываемой брезгливостью.

Не очень-то правдоподобная версия, конечно, но времени придумать другую у меня не было.

– Ведьмы не умеют менять облик, – бесстрастно произносит Ян Кайренд. – Приписываемые им способности к оборотничеству не более чем свидетельство доверчивости простолюдинов, среди которых они ведут свою практику, и непомерного самомнения дам, создающих себе подобную репутацию.

– А эта умела, – упрямо говорю я. – Может, она была необычная ведьма, не знаю.

– Как ее звали?

– Тана. О своей фамилии она не распространялась.

– Как же к ней обращались окружающие?

– В городе ее называли просто Старая Тана или Тана-ведьма и все.

– Она живет сейчас в Вершене?

– Конечно.

Ага. Так же, как и папаша Флёр.

Впрочем, о лавочнике и местной знахарке в забытом богами городишке справиться не в пример труднее, чем о маге любой силы. На это потребуется время.

Даст ли это что-нибудь мне, вот в чем вопрос?

– Вы можете объяснить, почему вы попытались скрыться после взрыва?

– А как бы вы поступили на моем месте?

– Я постарался бы оказать помощь королеве.

– Ну так я не состою у нее на службе, – я демонстративно передергиваю плечами. – Да, я хотела убежать, исчезнуть, испариться оттуда… Вполне естественное желание, по-моему. Вы не имеете никакого права держать меня здесь.

– Милая, вы понимаете вообще, что произошло? На королеву совершено покушение… Совершено таким способом, который еще никогда не применялся в этой части света… Только совершенное владение Искусством спасло ее, принцесс и свиту от неминуемой смерти. Вы были на месте покушения, вы бежали оттуда, вы обнаружили знакомство с магией… Наконец, вы сопротивлялись, когда мы пытались вас остановить. Биография же ваша выглядит довольно сомнительно.