Страница 11 из 43
В их письме от 23 марта 1793 г. читаем: «Здесь не просто локальные мятежи, которые легко было бы подавить, здесь почти вся деревня выступила в боевом порядке под руководством опытных предводителей и с кой-каким оружием на штурм городов… В этом краю более пяти департаментов теперь наводнены людьми, не привыкшими, правда, воевать, но которым нужно противопоставить хорошее войско, чтобы принудить их возвратиться к исполнению своего долга, прежде чем их коалиция станет еще более грозной… Повсюду важнейшие дороги перерезаны, а города осаждены; не проходит дня без того, чтобы в различных сражениях или в результате неожиданных нападений и убийств не проливалась бы кровь».
Комиссары просили Конвент срочно прислать 5–6 тыс. «хорошего войска» в дополнение к силам местной национальной гвардии{87}. Однако к концу месяца им удалось собрать значительные отряды национальной гвардии, причем не только из городов, но и деревень (последнее свидетельствует, что мятеж затронул в Бретани не все слои крестьянства). Под командованием кадрового генерала Бейсера удалось рассеять основные силы мятежников в направлении Ренн — Редон — Ванн. В департаментах Финистер и Кот д’Ор очаги восстаний были менее значительны, но все же при подавлении одного из них было убито 40 и взято в плен 25 мятежников{88}.
Иначе сложилась судьба мятежа, вспыхнувшего почти одновременно к югу от Луары, в части бывших провинций Пуату и Анжу. Распоряжения о наборе стали поступать в местные коммуны в первой декаде марта. А с 10 марта по всему левобережью Луары на обширной территории департаментов Вандея, Де Севр, Мен и Луара, Нижняя Луара под звон колоколов крестьяне стали собираться в толпы, вооружаться вилами и дубинками. С криками: «Хватит стрельбы! Долой милицию!»[4] — они рассеяли немногочисленные отряды местной национальной гвардии и атаковали небольшие города и местечки этого края. Уже 11 марта был захвачен Машкуль. Здесь создали «роялистский комитет», Людовик XVII был провозглашен королем, начались массовые казни республиканцев.
Роялистские лозунги и эмблемы, «фанатизм» (влияние неприсягнувших священников) отмечались и в других районах волнений. «Белое знамя вновь осквернило территорию республики»{89},— писали комиссары Конвента, и вслед за современниками первые историки, считая определяющим в выступлениях весны 1793 г. влияние дворян и неприсягнувших священников, развили версию грандиозного роялистско-клерикального заговора. Такая интерпретация вандейского и других крестьянских восстаний весны 1793 г. уже давно стала традицией, которая еще чувствуется в общих трудах по истории революции.
Однако в свое время еще А. Матьез высказывался против этой версии в пользу спонтанности крестьянского выступления. «Клерикальное и роялистское восстание, разразившееся 10 марта 1793 г. в Вандейском и смежных с ним департаментах, — писал он, — было только самым ужасным эпизодом и крайним проявлением возмущения и недовольства широких масс по всей Франции. Брожение носило почти всеобщий характер, и всюду оно вызывалось причинами экономического и социального порядка. Политические и религиозные соображения привходили потом, как их следствие»{90}.
Матьез подкрепил эти соображения фактами роста цен на хлеб и несоответствия между ними и заработной платой. Между тем карта волнений в связи с набором, декретированным 24 февраля, совершенно не совпадает с картой движения деревенской бедноты, «таксаторов цен» весной и осенью 1792 г.{91} Очевидно, в крестьянских выступлениях, последовавших за декретом 24 февраля 1793 г., мы имеем дело с другими мотивами и с другими слоями крестьянства.
Капитальные исследования последних десятилетий{92}показывают, что мотивы выступления против декрета 24 февраля в Вандее и других районах Запада были аналогичны причинам медленного набора в Париже. Еще живуча такая схема: французская революция — это борьба, объединившая буржуазию, крестьянство и плебейство. 1793 год с помощью этой схемы понять невозможно: между буржуазией, крестьянством и плебейством не было согласия в вопросе о путях ликвидации феодализма, разделяло их и понимание самих задач революции. Наряду с продолжающейся борьбой бывшего третьего сословия с роялистской контрреволюцией в 1793 г. быстро обострялся конфликт внутри самого третьего сословия. Раскрывается множество причин и форм антагонизма между крестьянством и буржуазией в районах восстания. Это внедрение буржуазии в аграрную структуру еще при Старом порядке, присвоение ею части феодальной ренты, более интенсивные по сравнению с сеньориальными формы эксплуатации, которые были присущи буржуа-землевладельцу или генеральному фермеру, ведущему хозяйство вместо сеньора.
Ненависть крестьянства к буржуазии возросла в ходе революции, плодами которой буржуазия воспользовалась в полной мере в ущерб в значительной степени крестьянству. Внедрение буржуа в аграрные отношения резко расширилось благодаря распродаже церковных земель. В некоторых районах будущего мятежа крестьянство было почти совсем оттеснено от земельного фонда. Так, в дистрикте Шоле, одном из центров мятежа, крестьянам удалось сделать лишь 45 покупок земли из 640{93}. Учитывая значительно меньшую ценность крестьянских приобретений по сравнению с покупками буржуазии, легко понять, как должно было крестьянство расценить это перераспределение земельной собственности, явившееся одним из важнейших результатов революции в сфере аграрных отношений.
В политической области исследователи отмечают характерный для этих районов полный захват немногочисленной здесь городской буржуазией власти на местах. Крестьянство не было представлено ни в администрации, ни в национальной гвардии. Так получилось, что на страже интересов буржуа-землевладельца оказались буржуа-чиновники и буржуазная национальная гвардия.
Декрет о наборе 300 тыс. волонтеров оказался последней каплей, переполнившей чашу крестьянского терпения. Освобождение от набора должностных лиц (буржуа), национальных гвардейцев (из буржуазии) и фактически землевладельцев (так как набор распространялся только на неженатых мужчин от 18 до 40 лет), тоже в значительной степени буржуа, разъярило крестьян. Очень часто в Вандее (как, впрочем, и в других сельских районах) можно было услышать, что республику пусть защищают скупщики национальных имуществ и вообще те, кто больше всего выиграл от революции.
Об особых мотивах в выступлениях отдельных слоев крестьянства судить значительно труднее. Противником буржуазии, ставшим здесь врагом революции и республики, обычно в современной историографии называют крестьянство в целом, порой пишут о конфликте между деревней и городом. Очевидцев поражала сплоченность вандейского воинства: у них создавалось впечатление, что восстал весь край, что «выступили все, вплоть до детей 10–12 лет»{94}. Характерны выборы «капитана деревни» в мятежном войске. Традиционная социальная организация крестьян становилась организацией мятежа: деревенская община — боевой единицей. Все это свидетельствует о массовости выступления, которой не было бы в случае глубокого расслоения крестьянства.
Отдельные факты позволяют предполагать, что в основе выступления в Вандее лежал протест имущей части сельского населения — мелких хозяйчиков, тяглового крестьянства. Исследователи отмечают очень характерные жалобы на налоги, прежде всего поземельный. В воззвании от 27 марта 1793 г. к восставшим крестьянам комиссары Конвента в департаментах Вандея и Де Севр объявляли об отмене патентов и обещали, что Конвент незамедлительно займется изменением условий налога на движимость для жителей деревни{95}. Не менее интересно, какие социальные козыри пытались использовать для уговоров мятежных крестьян власти Вандеи в обращении, выпущенном 21 августа. Они напоминали крестьянам об упразднении привилегий, о том, что различные формы феодальных повинностей «не отягощают больше собственность и промысел», объявляли об отмене патентов и о том, что «Конвент занимается вопросом об уменьшении тяжести налогов»{96}.